— А как они относятся к Альбине? — продолжила, чувствуя, как руки начинают мелко трястись, а у Бориса зло сужаются глаза.
— Он с ними не общается, поэтому нас еще не знакомил! — хлопнула по столу Аля, привлекая внимание. — И вообще, не лезь не в свое дело.
— Ну ты же делаешь вид, что тебе не безразлична моя! — мотнула я головой и еще раз повернулась к мужчине. — Борис, вы в разводе?
Вместо ответа он усмехнулся и поднялся.
— Хватит.
Клокотавшая во мне злость и обида так и заставляли спросить, заострить на этом внимание. Довести до Али мысли, что я тоже могу строить неприятные, но не имеющие под собой оснований, предположения.
Очень хотелось ее уязвить, но… Но я смолчала. Правда, пришлось не в фигуральном смысле прикусить язык.
— Я хочу забрать свои вещи и больше вам не мешать, — четко произнесла я, сжимая в кулаки подрагивающие руки.
Сейчас самое время отпустить меня. Зачем продолжать неприятный разговор?..
Аля, как и я молча повернулась к Борису. Будто это не наша с ней проблема, а его. Будто он тут нас будет судить…
— Нет, — едко произнес он, ото двигая стул и направляясь ко мне.
Я непроизвольно сглотнула, поджав губы, но стойко осталась на своем месте.
— И почему? Нам есть, что еще обсудить?
Борис остановился прямо передо мной и ласково улыбнулся.
От этой улыбки вся смелость и спокойствие стекли куда-то в пятки.
— Знаешь, я думал, Аля приукрашивает. Думал, что ты либо испорченная стерва, наконец вырвавшаяся из присмотра родителей и побежавшая искать себе «папика» (что вряд ли), либо умная девочка своим трудом устроившаяся в компанию, а твоя сестра, со своими бабскими заморочками, просто преувеличивает. Но ты молодец. Оказалась гораздо интереснее. Строишь из себя умняшку. Откуда-то про мою жену узнала. Перед своим боссом ноги раздвинуть успела за шмотки и хату в Москве.
— Я не… — шепнула, и тут же отлетела к стене, ударившись затылком.
— Я не закончил, — усмехнулся Борис, встряхнув ладонью, который только что дал мне оплеуху. — Сейчас ты уйдешь и ничего не расскажешь своим родителям ни обо мне, ни об Але.
Все еще не понимая, что только что произошло, я посмотрела на Алю, опустившую взгляд.
— Дальше, — Борис протянул ко мне руку, намотав мои волосы на кулак. — Дальше, ты забудешь об Але и больше не будешь беспокоить ее по ерунде. Если ты окрутила своего начальника, значит, хватит мозгов и с остальными проблемами справиться. Понятно говорю?
Он дернул меня за волосы, а я, вскрикнув, закивала.
— Все вы любите кричать, кидаться словами, а когда говорит мужчина — сразу замолкаете, — довольно произнес он. — Это правильно.
Он направился в сторону выхода, практически таща меня за собой, заставляя унизительно сгибаться, чтобы не оставить клок волос в его руке.
Никто никогда не вел себя так со мной.
Я не находила слов. Я не находила в себе даже сил что-либо сказать. После удара о стену было страшно открывать рот.
Щелкнул замок, и меня, как я была босой и без курточки, вышвырнули на лестничную площадку.
— Мне, по-большому счету, плевать на ваши бабские разборки, но не советую тебе лезть в мою жизнь. Пожалеешь, — мужчина зло усмехнулся, глядя на меня сверху вниз.
— Вещи… — просипела я, когда он уже собирался закрыть дверь.
— Или жди, пока они окажутся на помойке, и вытаскивай их оттуда, или что-нибудь придумай. Ты же умная… — он еще раз усмехнулся, окинув меня взглядом, и обернулся назад, где в коридоре молча застыла испуганная Аля. — Я запрещаю тебе с ней общаться. Поняла?
— Поняла, — согласно кивнула она и, кинув на меня быстрый взгляд, уточнила у своего монстра, — Мы можем ей обувь и куртку отдать… Она же… — Аля облизала губы и натянуто улыбнулась. — Соседи не поймут, если встретят внизу неодетую девушку осенью. Разговаривать начнут.
Борис медленно кивнул и, не глядя, пнул мои балетки на лестничную площадку, туда же на пол кинув мою куртку.
— Надеюсь, ты все поняла, — медленно произнес он и, дождавшись моего кивка, захлопнул дверь.
В подъезде было оглушающе тихо. Из открытых окон слышно было, как во дворе играет малышня, как где-то вдалеке едут машины…
Я наклонилась за курткой, надела балетки, которые уже несколько дней хотела заменить на сапоги, оставшиеся у Али дома…
Молча вышла из подъезда, добела сжимая руки и только зайдя за следующий дом, разрыдалась.
Глава 27
Рано или поздно все закончится. Наша вселенная, мои слезы…
Я не знаю, сколько просидела на лавочке, по-детски обняв свои коленки, но, когда успокоилась, детей на улицах уже не было, вдоль домов зажглись фонари, а я отморозила себе попу. Может именно она и помогла мне прийти в себя.
Эмоций не осталось, поэтому всхлипнув разок напоследок и обняв себя руками, я пошла к метро.
Ужасно хотелось, как в родном городе вызвать такси, чтобы меня — страшилище с распухшим носом и красными глазами, никто из прохожих не видел. Но пришлось напомнить себе, что я в столице. Здесь цены не то что кусаются — они готовы загрызть тебя насмерть, стоит только забыться. Не только цены, кстати…
Я еще раз всхлипнула (на этот раз точно последний) и поехала на «договорную» квартиру.
В метро на меня пялились, кивали, шептались, но мне было все равно. Почти.
Только раз, уже на подходе к дому, ко мне подошла дорого одетая бабушка (а других в этом районе, кажется, не водится) и спросила, нужна ли помощь.
Я через силу улыбнулась и, поблагодарив, заверила, что все в порядке.
Да-да, это мое нормальное состояние, просто поверьте…
В квартире меня никто не ждал, и хотелось бы сказать, что это символично. Что даром я никому в столице не нужна…
Но стоило только подумать об этом, я просто взяла и укусила себя за руку. Пользуясь опять же тем, что никого нет и никто не подумает, что я сумасшедшая.
А что еще прикажете делать? Как избавляться от депрессивных мыслей?
Я остановилась в центре комнаты, обозревая свои временные владения, и недолго думая, прошла мимо дивана, который так и манил полежать, подумать о смысле жизни и прочей ерунде.
Достала из кухонного шкафчика вместительный заварник, и пока чайник кипятился, пошла чистить на удивление большую (для рабочей студии) ванную.
Спустя буквально пятнадцать минут мой маленький, уютный мирок был готов.
В просторной комнате ароматно пахло чаем. В ванной, укрывая меня от всего мира, плескались миллионы пузырьков. На стуле расположилась огромная оранжевая чашка в форме тыковки, мимо которой я не смогла пройти в магазине, а рядом на тарелочке лежало пирожное.
…Если подумать… Только очень-очень хорошо подумать!.. Мир все еще был прекрасен.
Успевшие замерзнуть ноги приятно покалывало в воде. Я, откинувшись на бортик ванной, разглядывала насыщенно синий мозаичитый потолок контрастирующий с песочной гаммой остальной комнаты. В голову так и лезли сравнения маленьких пазлов со звездным небом, которого в столице так и не увидела за все эти дни.
Немного не хватало легкой музыки, может, даже джаза, но включать телефон все еще не хотелось. Посыплются сообщения о пропущенных звонках, сообщения, уведомления… А так хотелось побыть в тишине.
Из ванной я выходила чистой (что логично), и спокойной, как удав.
Нет!
Как два удава.
Внутренний суд моего организма постановил и закрепил законодательно: не переживать по мелочам и вообще не переживать…
Как это часто бывает, стоило мне так решить, все пошло не по плану.
Во-первых, в комнате отчетливо пахло пиццей, чего ну никак не могло быть. Во-вторых, спиной к ванной, на диване располагался мужчина, залипающий в телефон.
Я порадовалась, что предусмотрительно взяла с собой шорты и футболку. На этом причины для радости кончились.
Мелькнула мысль взять швабру из ванной для самообороны, но она была пластиковой, и вряд ли выдержала больше трех ударов. Вот у бабушки в деревне была старая, деревянная…