— Я… мне страшно. Я боюсь его рассердить или потерять после того, как наконец вернула. Это чудо, что он дома и так быстро выздоровел, а я не могу… не могу думать о том, чтобы потерять его.

— Не потеряешь. Я позабочусь об этом.

— Серьезно?

— Я когда-нибудь давал обещание и не сдерживал его?

— Да.

— Тогда поверь мне в последний раз.

— Ты… собираешься с ним поговорить?

— Пора мне сделать это. Я ждал, пока он выздоровеет, но я должен быть тем, кто ему скажет, прежде чем он вернется к битве со Сьюзен и узнает об этом самостоятельно.

— Да. Я понимаю.

— Мы должны быть реалистами, Гвинет. Он, вероятно, не воспримет это хорошо.

— О Боже. Он… он будет так зол.

— Он будет. Но я выдержу это.

— Как… как ты собираешься это сделать?

— Я скажу, что убедил тебя на этот брак, а ты просто согласился с моими планами.

— Но это неправда. Я согласилась на это и могу нести за это ответственность. Я сказала тебе перестать обращаться со мной как с чертовым ребенком, Нейт.

— Дело не в этом.

— Тогда в чем?

— Ты не можешь позволить себе потерять его. Он твой отец и твоя единственная семья.

Это вызывает у меня слезы, потому что смысл его слов поражает меня прямо в мое едва бьющееся сердце. Он знает, как много для меня значит папа, поэтому, чтобы я не потеряла его, он рискует потерять его.

Он рискнет быть брошенным ради меня.

Он предпочел бы, чтобы его снова бросили, чем мне пришлось бы снова пройти через это.

И это больно. Потому что он не должен падать на меня, когда не испытывает чувств. Когда он перестал прикасаться ко мне, вместо того, чтобы бороться за меня.

— Я собираюсь взять на себя ответственность за свои действия, Нейт. Тебе не нужно жертвовать собой ради подружки для секса.

На его щеке подскакивает мускул, и он сжимает челюсть. Я могу сказать, что его терпение на исходе, потому что он тяжело дышит, прежде чем говорит:

— Ты не такая, так что хватит использовать эти долбаные термины, Гвинет.

— Это то, что люди моего возраста называют сексуальными отношениями. Черт. Разве мы не были такими?

— Если бы ты была такой для меня, я бы не выполнил твои требования, когда бы тебя ни увидел. Я бы поставил тебя на четвереньки и трахнул. Так что нет, ты не подружка для секса.

Мое сердце сжимается от образа, который он насаждает мне в голову. Я сглатываю, потому что мое сердце принимает это как фальшивый знак, чтобы вернуться к жизни.

Мое тело жаждет прильнуть к нему, потому что я скучала по нему. Мне не хватало секса с ним, и спать рядом в его руках. Но мой мозг умнее, потому что он все контролирует и больше не идет на компромиссы.

— Тогда кто я, Нейт?

— Самый раздражающий человек на земле, вот кто.

— Бесишь, потому что я не позволю тебе прикоснуться ко мне?

— Потому что тебе нужны гребаные чувства. Почему ты этого хочешь? Почему хочешь, чтобы я ответил на твои чувства? Ты знаешь, как я сломлен. Я тоже пуст. Как ты сказала, я не люблю, когда люди сближаются, потому что они уходят. Они, блять, уходят, Гвинет. Вот почему я не собираюсь испытывать чувства. Поэтому, ты не должен хотеть получить их от меня.

— Разве ты не понимаешь? Потому что они мне нужны, идиот. Мы похожи, ты и я. Поэтому нам важно мнение друг друга. Вот почему мы спим друг с другом, несмотря на бессонницу. Это потому, что этой пустоте больше не позволено шуметь, она умиротворяющая и правильная. Ты спал в последнее время? Нет. Пустота была такой громкой и резкой, и я скучала по тебе, но ненавидела себя за это, потому что ты не скучаешь по мне.

— Я скучаю, — его голос низкий, еле слышный.

— Что ты только что сказал…

Любые другие слова исчезают, когда он хватает меня за лицо, его сильные руки обхватывают мои щеки, и он прижимается губами к моим.

Поцелуй.

Он меня целует.

Я так ошеломлена, что не могу ясно мыслить. Я не могу думать ни о чем, кроме того, как его губы касаются моих. Они жесткие и требовательные, и я открываю свои со стоном, потому что он наслаждается мной, его язык требует моего, в то время как одна рука держит меня за шею, а другая вцепляется в мои волосы, оттягивая их назад, чтобы углубить поцелуй. Так он может добраться до тех мест в моей душе, о которых я не думала раньше.

Вот каково это — быть поцелованной Нейтом. Он извергает вулкан, но не дает ему превратиться в пепел.

Он тот, кто оживляет мое ванильное сердце и позволяет ему нормально дышать.

Свободно.

Без ограничений.

Он прикусывает мою нижнюю губу, и я хнычу, когда он снова погружает свой язык внутрь и притягивает мое тело так, что оно прижимается к его груди.

И я думаю, что могу умереть в этот момент.

Он целует меня, требовательно, прикасается ко мне так, как я всегда хотела, чтобы он этого сделал.

Словно он заботится.

Будто он тоже не хочет, чтобы это заканчивалось.

Слышны стоны и всхлипы, и я не знаю, кому они принадлежат, но мне все равно, потому что я зашла слишком далеко, чтобы вернуться в мир живых.

Мои руки запутались в его рубашке и волосах. Я целую его так же сильно, как он целует меня, не как чистую, невинную девушку, которой я была два года назад.

Эта жалкая девушка ушла. Теперь она женщина, которая не боится добиваться того, чего хочет.

А теперь я хочу этого человека со всем, что у меня есть.

Я показываю ему это, целуя его в ответ с тем же огнем, который он использует, чтобы забрать меня.

А потом Нейт внезапно оттолкнул меня, и я взвизгнула, когда папа ударил его кулаком, и он полетел в бассейн.

Натаниэль

Плеск воды громкий, но не громче крика Гвинет.

Я впервые слышу от нее такой звук. Ужас в нем разрывает мою грудь и сталкивается с моими костями.

Блядь.

Я не хочу, чтобы она была напугана, в ужасе или в каких-либо других негативных эмоций, которые она написала в своем списке.

Но теперь это произошло, и, оглядываясь назад, мне не следовало прикасаться к ней, когда рядом был Кинг. Даже если он спал, потому что он гребаная гиена и, если он что-то подозревает, он не уснет. Он будет бродить и копаться, как гребаный сумасшедший, пока не получит то, что хочет.

Но я не мог это остановить. И это не из-за отсутствия попыток.

Я дал ей место, которое она требовала, хотя мне это не нравилось, потому что это было правильным поступком. Я не собирался втягивать ее в свой бардак или давать ей надежду, которой не существует.

Однако каждый день, который я проводил без нее, был чертовым адом. Концентрация? Нет. Сон? Не существует.

И дело не в ее теле и не в том, как прекрасно она чувствуется в моих руках. Это мелочи, вроде того, как она спит, уткнувшись лицом мне в шею, или как мы вместе готовили, пока она танцевала под свою музыку.

Это ее свет.

Ее энергия и жизнерадостность. Это гребаный смысл, который она придала моей жизни, когда я подумал, что мне это не нужно.

И я не мог перестать думать об этом. О ее присутствии, о том значении, о котором я не спрашивал, но он все равно был там, что открывало раны, которые, как я думал, давно зажили.

Так что мне пришлось ее поцеловать.

Мне приходилось сдерживать себя все то время, когда я хотел поцеловать ее с тех пор, как она украла этот поцелуй в свой восемнадцатый день рождения.

Это был именно тот момент, когда она перестала быть дочерью моего друга и стала ею.

Гвинет.

Просто Гвинет.

А теперь этот друг убьет меня за это. Он прыгнул за мной в воду, и в тот момент, когда я всплываю на поверхность, он хватает меня за лацкан моего пиджака и бьет по лицу.

Моя голова резко отрывается от этого удара. Блядь. Его удар все еще силен, если не сильнее, как когда мы были подростками. И я думал, чтоонвсееще поправляется и еще не так силен.

— Папа, стой! — ее крики со стороны бассейна пробуждают во мне гнев.

Да, я был готов к реакции и гневу Кинг, но не перед ней. Я не хочу, чтобы она видела его или мою уродливую сторону.