— Хорошо, потому что у меня тоже.

— Ты не испытываешь чувств или привязанности?

— Ни того, ни другого, и ты это знаешь.

— Да, — ее скромная улыбка на мгновение исчезает, а затем снова расцветает. — Не испытывай ко мне чувств, я просто использую тебя для секса, дядя Нейт.

Я скриплю зубами.

— Какого хрена ты меня так назвала?

Она отступает назад, ласково улыбаясь.

— Разве не так я должна тебя называть? Дядя Нейт.

— Прекрати.

— Хотя мне это нравится.

— Гвинет.

— Что, дядя Нейт?

Я хватаю ее за горло, и ее фальшивая милая улыбка исчезает.

— Скажи это еще раз, и я тебя накажу.

Она замирает, но ее губы дрожат, а в глазах больше голубизны, чем нежно-зеленого оттенка, как сегодня утром. В них тоже есть неестественная яркость, почти как в них собирается влага.

Я пристально смотрю на нее, и она смотрит в ответ, ее взгляд вызывающий и наполнен множеством недосказанных вещей.

Беспорядок где-то в доме прерывает нашу яркую сессию.

Первым до нас доносится голос Марты.

— Мадам, вы не можете войти.

Прежде чем я смогу понять, что происходит, женщина, которую я мог бы не видеть всю жизнь, и мне от этого не было бы ни горячо, и холодно, врывается на кухню. Женщина, которая не должна знать о моем соглашении с Гвинет.

Выражение ее лица надменное, и она сжимает руками свои драгоценные жемчужины

— Боже мой, Натаниэль! Что ты делаешь?

Я со вздохом отпускаю Гвинет.

— И тебе привет, мам.

Гвинет

Я никогда особо не задумывалась о встрече с родителями, потому что мы с Нейтом не пара.

Все это для удобства. Не должно быть чувств, о которых он должен знать, а я использую его только для секса.

Мудак.

Гребаный мудак.

Иногда я так сильно его ненавижу, и хорошо, назвать его дядей Нейтом, наверное, было не лучшим способом отомстить, но он причинил мне боль. Он разрезал меня пополам после того, как подарил лучшую ночь и утро в моей жизни. Он превратил меня в женщину, заботился обо мне и спал рядом со мной. И он не ушел, как обычно.

Он остался.

Не говоря уже о том, что он был милым и игривым и довел меня до такого оргазма, о котором я даже не подозревала. Потом все это растворилось в воздухе благодаря ему.

И мне пришлось нанести ответный удар. Вот что сказал мне папа; если кто-то ударит, не стой и не принимай его. Нанеси ответный удар, как можно сильнее, изо всех сил и с удвоенной агрессией.

Я сделала это и сказала, что использовала его, а затем назвала дядей Нейтом, потому что знаю, что он ненавидит это. Возможно, раньше он и хотел, чтобы я его так называла, но в последнее время это не так. Существовало негласное правило, согласно которому он никогда не будет называть меня ребенком, а я никогда не назову его дядей.

Но я сказала это, чтобы причинить ему боль, а не для того, чтобы это сработало. Он не чувствует того же, что и мы, простые смертные, потому что он бог, чье сердце сделано из камня. Я могу прикоснуться к нему, но никогда не смогу вдохнуть в него жизнь.

А теперь с нами еще один человек, и я даже не могу прикоснуться к его каменному сердцу, потому что внезапно его окружают стены. Нет, это не просто стены.

Это крепость.

Высокая, прочная, через которую не сможет прорваться даже армии.

Причина в человеке. Незваной гостье. Дебра Уивер. Я знаю ее, так как видела бесчисленное количество раз на мероприятиях, которые посещала с папой. Не говоря уже о телевидении. Она вторая половина влиятельной пары Уиверов, жена сенатора Брайана Уивера и классная женщина.

По крайней мере, я так думала.

Раньше я чувствовала, как Нейт окружал себя стальной стеной в ее присутствии. Как будто она — это армия, приближающаяся к его фортам.

Она не похожа на армию. Во всяком случае, она выглядит стильно и элегантно в своем сшитом на заказ бежевом платье и в черных высоких каблуках. Ее золотистые волосы собраны в аккуратный пучок, а светлые глаза смотрят безмятежно. К тому же она выглядит намного моложе, чем кажется. Я имею в виду, что старший брат Нейта, который умер много лет назад, был намного старше его, лет на десять или больше — если я правильно помню. Таким образом, Дебре примерно за шестьдесят, но, выглядит, будто ей за пятьдесят.

Как бы то ни было, ей сейчас не кажется смешным, когда она переводит взгляд между нами, как будто она беспощадная учительница, а мы двое наглых детей в ее классе.

— Мне очень жаль, — говорит Марта Нейту, но смотрит на меня. — У меня не получилось ее остановить.

Почему Марта смотрит на меня так, будто жалеет? Все хорошо. Мне больше не хочется навещать папу и плакать у его кровати, потому что это чувство брошенности бьет меня из ниоткуда.

Я не слышу звяканья пустоты в моем наполовину заполненном мозгу и не чувствую потребности записать миллион других слов в свой список.

Не могу.

— Остановить меня? — Дебра щелкает языком. — Это дом моего сына, и я могу приехать, когда захочу.

— Все в порядке, Марта, — говорит ей Нейт своим обычным спокойным тоном, и она убегает, склонив голову.

— Это не дом твоего сына, это дом моего отца, — поправляю я ее. Потому что это так, и я не позволю никому забрать что-либо от папы. Даже на словах.

Дебра прищуривается и смотрит на меня, черт возьми, с каких это пор они стали такими осуждающими? Они так успокаивают по телевизору и на мероприятиях.

— Что ты только что сказала мне, маленькая девочка?

— Я не маленькая девочка. Мне двадцать. И я сказала, что это папин дом.

— Поезжай в фирму, Гвинет, — холодно набрасывается Нейт, и я внутренне вздрагиваю от апатии в его тоне. Так он теперь будет ко мне относиться? Как будто я та, кому он может приказать?

В таком случае у него есть еще кое-что.

— Нет, у нас гостья, поэтому я хочу остаться, — я плюхаюсь на стул у стойки, где разложены мои кексы, мой ванильный молочный коктейль и вареные яйца, потому что Нейт помнит эти вещи. Он знает, что я люблю есть, пить и даже смотреть. Он просто не знает, как быть чертовски человечным, и без труда меня вскрывает. — Вы можете присоединиться к нам за завтраком, если хотите.

Я не имею в виду это, когда набиваю рот кексом, но Дебра приближается к нам, или, что более вероятно, она направляется к Нейту, который все еще стоит там, где я его оставила — позади меня.

— Я не могу в это поверить. Должно быть, это неприятная шутка, — Дебра звучит так, будто здесь происходит что-то ужасное.

— Что ты здесь делаешь, мама? — Нейт все еще в своем обычном спокойном состоянии, но в конце его слов есть напряжение.

— Ты не отвечал на мои звонки и сообщения, поэтому мне пришлось приехать и убедиться в этом самой.

Нейт не отвечает на звонки своей мамы? Теперь, когда я думаю о том, что он уже редко появляется на публике со своими родителями, хотя сейчас является их единственным ребенком.

— Когда Сьюзен сказала мне, что ты женился, я подумала, что она ошиблась, и твоя жена другая девушка. Как ее там звали? А, Аспен. Несмотря на то, что у нее нет должного происхождения, она, по крайней мере, сделала себе имя, и я могла бы над ней поработать. Я могла бы создать для нее образ. Но ты женился на этой… этой… маленькой девочке? Дочь Кингсли? О чем ты думал?

Я почти выпиваю весь свой молочный коктейль залпом, но он не тушит огонь, разливающийся в моем горле. Все ее слова заставляют меня гореть. Дело в том, что ее устроила бы, если бы он женился на Аспен. Что Аспен — правильный выбор для него. Что я маленькая девочка.

Боже, я ненавижу это и свой возраст, и думаю, что ненавижу Дебру тоже.

И… о, Сьюзен. Я чертовски презираю ее. Конечно, она пошла на споры с Деброй, потому что не получила того, чего хотела.

— Это необходимо для защиты фирмы и активов Кинга, — говорит Нейт в том тревожном спокойствии, которое, кажется, находится на грани.

— Это зарегистрировано, Натаниэль. Люди узнают, и мне придется разобраться со слухами и домыслами. Ты знаешь, что они скажут о тебе? Они скажут, что ты захотел ребенка, что она тебя привлекала, когда была несовершеннолетней и росла на ваших глазах. Они назовут тебя извращенцем, педофилом и чертовым развратником!