— Ты уверена, что хочешь поговорить со мной, когда я могу оставить тебя неудовлетворенной?

— Нет, нет… пожалуйста… пожалуйста…

Я почти у цели. Я чувствую это глубоко внутри себя. Чем больше он двигает пальцами, сгибает их и гладит ими, тем больше мои соки размазываются по ним.

Он толкает их глубоко в меня, и я сжимаю его, мои, пальцы, удушающей хваткой.

— Черт. Ты чувствуешь, насколько узкие твои стенки, и как они душат меня?

— Да…

Из его горло выходит глубокий стон, и это как-то влияет на меня, заставляя сжиматься вокруг него сильнее, впуская глубже.

И я тоже не могу удержаться от стонов. У меня нет возможности контролировать это или остальные звуки, которые исходят от меня.

Во мне бушует сплошной хаос эмоций и ощущений, и я больше не могу отключить себя.

— Это потому, что чувствуешь наслаждение?

— Да, так приятно и хорошо и… и… я…

— Что ты? — он входит сильнее и быстрее, прижимая мою ладонь к клитору.

Уверенность в его движениях, чистое доминирование в них увлекают меня одним быстрым движением.

— Я сейчас кончу!

Я сжимаю его пальцы сильнее, когда волна возбуждения врезается в меня. Этот оргазм нельзя назвать ни нежным, ни мягким. Он черствый и требовательный, как и Нейт. Мои ноги трясутся на его плечах, а в голове туман и смешанных эмоции, которые я не могу сдержать, поэтому позволяю им кружиться вокруг меня, как ореол.

Или, может быть, я та, кто находится в этом ореоле, плыву в стране сновидений, где все так хорошо.

Все это будто длится вечность, но я возвращаюсь в настоящее, внезапно и без предупреждения, когда он убирает пальцы из меня — свои и мои. Я хватаюсь за него, не желая отпускать его или это чувство.

Что, если это сон, и я больше никогда не буду так себя чувствовать? Что, если я проснусь и никогда не найду дорогу назад?

Но его следующие слова стирают все мои неправильные представления о том, насколько это реально.

— С этого момента, если у тебя есть какие-либо сексуальные потребности, я буду единственным, кто их удовлетворит.

Натаниэл

Ошибка.

Так и должно быть.

Каждую секунду с того момента, как она вернулась домой, и я потерял чертово хладнокровие, и до того момента, когда извивала подо мной, будто всю свою жизнь ждала, пока я сделаю это.

Словно она берегла это для меня, и в один момент кончила на мои пальцы, душа их внутри себя и не отпуская.

Все началось с того, что я увидел, как она спрыгивает с мотоцикла этого мальчишки. Ее губы были красными, волосы развевались на ветру, и она улыбалась. Широко.

Я должен был смотреть в другую сторону и держаться на расстоянии, как обычно, ведь это то, что я делал с тех пор, как переехал. Я позабочусь о том, чтобы у нее было все, что ей нужно, издалека. Как и ее запас ванильного мороженого, молочных коктейлей, снова с ванильным вкусом, и любимого фрукта — банана, просто потому, что нет версии ванильного фрукта.

У Марты есть особый приказ сообщать мне, когда эти вещи закончатся, чтобы один из нас позаботился о том, чтобы пополнить запасы.

— Все из-за Кингсли, — сказал я себе. Если бы он был здесь, то позаботился бы о том, чтобы у нее была нужная ей еда, для того, чтобы она не чувствовала себя подавленной.

В своей голове я снова использовал это оправдание, когда стоял посреди чертовой тьмы и смотрел, как ее юбка до колен едва прикрывает задницу, потому что она ехала на необычном байке, цепляясь за мальчишку.

Безопасный, скучный ребенок, которым, по ее словам, она ни хрена не хотела быть, но при этом находилась рядом с ним.

Затем он взял ее за руки, коснулся ее волос, притянул к себе и обнял. И я собирался пойти туда, снова используя Кинга в качестве предлога, поскольку точно знаю, что он ненавидит, когда она ездит на мотоцикле. Он был чересчур дотошным относительно удаления всего опасного из ее жизни.

Но, черт возьми, это не из-за Кинга.

Это из-за меня.

Взрослый мужчина задумал избить ребенка. Это было так ужасно, что мне пришлось воспользоваться моментом, и подумать, чтобы не реализовать эту мысль.

А потом она зашла в дом. После этого последовала цепь событий. Какими бы нелогичными они ни были, они просто сошлись вместе естественным образом.

Мне никогда не нравилось что-то настолько нелогичное, как когда она стонала на весь дом, потому что ее тугая киска едва могла взять мои пальцы. Мысль о моем члене внутри этого узкого места мучила меня с тех пор, как я вышел из ее комнаты, а она наблюдала за мной своими обвисшими глазами-хамелеонами, в основном зеленого цвета.

И теперь я знаю, как они выглядят, когда она возбуждена. Когда говорит о пальцах, желании и долбаных потребностях.

Сексуальных.

Теперь и у меня есть потребности, но они не сексуальные. Они яростные, как когда я увидел её, слезающую слезает с мотоцикла этого ублюдка.

Потому что она сейчас с ним.

Причина, по которой она ушла сегодня рано утром, не позавтракав, состоит в том, что ей не терпелось попасть на фирму и встретиться с ним.

Он прошел стажировку. Почему-то я даже не знал, что он подает заявку в W&S. Хотя должен был это предвидеть и убрать его с самого начала.

Его зовут Кристоф. И нет, я не ставлю перед собой задачу знать имена каждого стажера, но мне нужно было получить дело Кристофа.

И да, возможно, я хотел найти лазейку, чтобы выгнать его.

Я изучаю файлы, которые мне прислал HR, пока смотрю на зону стажеров из-за угла.

Гвинет и этот необычный байкер сидят вместе, толкают плечом друг друга и смеются.

Я смотрю на помощника адвоката, который должен ругать их за послабление. Или Нокс, который принял Кристофа, что неудивительно, и приказал своему стажеру вернуться к работе.

Очевидно, что ничего из этого не происходит.

Я снова смотрю на досье Кристофа, и моя челюсть сжимается с каждым фрагментом информации, который я читаю. Оценки, вопросы на собеседовании и посещаемость отмечены высокими отметками. Чрезвычайно многообещающе выглядит записка, оставленная о нем HR.

Может быть, я смогу отправить его в другой филиал и избавиться от него раз и навсегда.

Мои заговоры прекращаются, когда мой телефон вибрирует при звонке, закрывая мне доступ к электронной почте, а на экране мигает миссис Уивер.

Вот как мы с Себастьяном обращаемся к маме за ее спиной. Она последний человек, с которым я хочу говорить прямо сейчас. Или когда-либо.

Как только я нажимаю "Игнорировать", она отправляет сообщение.

Миссис Уивер: Ты просто проигнорировал меня, Натаниэль?

Очевидно.

Миссис Уивер: Ты можешь усердно играть в недотрогу, чтобы получить все, что хочешь, но я услышала нечто тревожное и мне нужно подтверждение, прежде чем все не полетит к чертям. Немедленно перезвони мне.

Что-то настораживающее, как например, кто-то, вероятно, спросил ее, гей ли я. Вот что говорят обо мне ее светские друзья, когда я отказываюсь встречаться с их чопорными и порядочными дочерьми. Что я гей.

Я игнорирую маму и ее поверхностное окружение. Мысль о ней и отце вызывает тошноту, от которой я пытался избавиться уже гребаные десятилетия.

Но Гвинет и необычный байкер все еще болтают и смеются. Они все еще заперты в собственном мире, будто всего остального их окружения не существует.

Я беру свой телефон и звоню ей.

Ее улыбка исчезает, когда она видит мое имя на экране, и несколько раз сглатывает, прежде чем берет трубку.

— Привет?

— Ты закончила отчет, который я отправил тебе сегодня утром?

— Почти.

— Почти еще не значит, что дело сделано, Гвинет.

— Мне нужно еще немного времени.

— В мой кабинет. Сейчас же, — вешаю трубку и поднимаюсь на лифте на верхний этаж, затем иду в свой офис и сажусь за свой стол.

Вскоре после этого в дверь стучат, и Гвинет заходит внутрь.

На ее лице легкий румянец, вероятно, из-за смеха с Кристофом. Мысль о том, как он слушает ее музыкальный голос и бодрость в нем, сжимает мою челюсть и наполняет внезапной, но мощной яростью.