Я останавливаюсь, когда вижу, что последний человек, которого я ожидала увидеть, садится в машину отца. Аспен. Она рывком распахивает дверь и плюхается на пассажирское сиденье.

— Убирайся, — рявкает на нее папа, и даже я вздрагиваю.

Я часто забываю, что он не тот человек среди других людей, кто вокруг меня.

Возможно, он был для меня любящим отцом, но для всех остальных он был безжалостным дьяволом. Ее слова возвращают меня в реальность.

— Тебе нужно перестать быть таким трудным без причины, Кингсли, — говорит она ему таким же жестким тоном, как и его.

— У меня есть свои условия, и они окончательные.

— Бессмысленные условия. Ты не можешь ожидать, что они примут эти условия.

— Они сделают это мирно и урегулируют, или мы пойдем в суд и заставим их. В любом случае я выиграю.

— Ты ведь даже не хочешь, чтобы это было сделано мирным путем?

— Мирные пути скучны. А теперь уходи. Я достаточно с тобой поговорил за это десятилетие.

Она показывает ему средний палец, когда выходит из машины.

— Чертова ведьма, — бормочет папа себе под нос и уезжает.

Я скептически отношусь ко всему обмену мнениями, но продолжаю слушать его телефонные звонки, в основном с его помощником о работе и суде. Многие со мной, спрашивает, что я хочу на ужин.

В моих глазах скапливается влага, когда я наблюдаю, как его выражение лица смягчается всякий раз, когда он разговаривает со мной. Я все воспринимала как должное. Его любовь, внимание, присутствие. А сейчас у меня их нет.

Джейн хлопает меня по плечу, и я смотрю на нее, снимая наушники. Она дает мне свой и указывает на ноутбук.

— Я думаю, тебе стоит это послушать.

Я подключаю наушники и нажимаю "Воспроизвести". На экране появляется папа за рулем. На нем костюм со дня аварии, под глазами темные круги.

На приборной панели мигает неизвестный номер, и папа отвечает:

— Скажи мне, что ты нашел ее.

Я наклоняюсь ближе к себе на сиденье, но не слышу, что говорит собеседник, потому что папа слушает через наушник. Однако я вижу изменение в его лице, то, как оно превращается в гранит, и его суставы сжимаются на руле.

— Этого не может быть… — его голос низкий, почти шепот. — Она не может быть матерью Гвен. Посмотри снова.

Он заканчивает разговор, бросает наушник и несколько раз подряд ударяет по рулю. Я почти чувствую, как дребезжит перед ним панель приборов, потому что тоже самое происходит внутри меня.

Я правильно расслышала, не так ли? Он сказал, мать Гвен, верно? Означает ли это, что ее искал папа?

Судя по тому, что я только что слышала, он ее нашел. Он это сделал, и тут произошла авария.

Все это не может быть совпадением, не так ли?

Натаниэль

— Я думал, что ты не выдержишь миссис Уивер.

Я смотрю на своего племянника, когда он садится на стол для переговоров лицом ко мне. Остальные партнеры ушли, но он остался, чтобы сыграть ублюдочную роль.

— Ты знал, что она придет, но не сказал мне?

Он поднимает руки вверх.

— Эй. Мне позвонили только после того, как она ушла. В ярости со всей свой высокомерной славой миссис Уивер. Она продолжала спрашивать, знаю ли я, а затем сказала, что, конечно, знаю, и что я должен нести ответственность, если это станет достоянием общественности и все эти забавные вещи. Но больше всего ее по-королевски разозлило, что «маленькая девочка» выгнала ее. Гвен действительно это сделала?

— Гвинет. Её имя — Гвинет, — и она это сделала. Она выгнала мою мать, хотя она не из тех, кто демонстрирует грубость без причины. Несмотря на ее умный язык и дерзость, она не противник. Но у нее сильное чувство справедливости, и это подтолкнуло ее к такому разговору с миссис Уивер.

Я был в мрачном настроении с тех пор, как она уехала сегодня утром. Я удивлен, что смог провести эту встречу с достаточным количеством аргументов.

Так не должно быть. Это все не должно казаться пустым, грубым и непреклонным, как будто что-то внутри меня безжизненно. Как будто ее пустота сейчас со мной, и я не смог бы избавиться от нее, даже если бы попытался, потому что эта пустота ограничивает мое дыхание, как бы я ни развязывал галстук.

И поскольку она передала мне свою пустоту, возникает желание найти ее, черт возьми, вразумить ее, чтобы она перестала мечтать обо всем девичьем. Потому что это, черт возьми, девичьи мечты, заблуждения и все, что между ними.

Но даже если я поговорю с ней, она заставит эти мечты сиять ярче и ярче. Гвинет — человек, который любит маленькие жесты, но из-за них тоже сильно падает. И я не могу позволить ей смириться с этим.

— Она больше похожа на Кинга, чем я думал, — Себастьян весело улыбается, и я хочу стереть это с его лица. Я не хочу, чтобы она радовала его или кого-нибудь еще. Я единственный, кому должна быть предоставлена ​​такая роскошь.

Несколько месяцев назад он никогда бы не улыбнулся и не развеселился. Но с тех пор, как он вернулся со своей девушкой Наоми, я вижу, как сквозь него проявляется еще больше его прежнего очаровательного «я», и это приносит облегчение. Я ненавижу ворчливого и сварливого человека, которым он стал после ее ухода. Но это не значит, что я позволю ему повеселиться за мой счет.

— Если ты закончил, возвращайся к работе.

— Я еще далек от завершения. Ты все еще не сказал мне, что будете делать.

— Что?

— С миссис Уивер.

— Я не забочусь ни о ней, ни о ком-либо еще.

— Но она могла быть права. Вся ситуация может иметь неприятные последствия.

— И я позабочусь об этом соответственно, когда это произойдет.

— Это не похоже на тебя, Нейт.

Я смотрю на него, хотя понимаю, что он говорит. Я не из тех, кто двигается, не считая своих шагов и возможных последствий. Несмотря на поспешное решение жениться на Гвинет, я изучил результат. Я знал, что могут возникнуть осложнения, потому что не доверяю Сьюзен и ее разрушительным действиям. Хотя отец Кинга был достаточно умен, чтобы заставить Сьюзан подписать соглашение о неразглашении, запрещающее ей клеветать на его семью, включая Кинга и Гвинет, в прессе, иначе она потеряет какое-либо право на его деньги, я знаю, что это не гарантия. У меня даже есть заявление для прессы на всякий случай.

Но этих мер предосторожности вдруг стало недостаточно. Потому что в тот момент я не рассчитывал заходить так далеко с Гвинет.

Я не рассчитывал попробовать ее на вкус и стать зависимым. Я не рассчитывал, что меня так увлечет связь с ней, что я больше не смогу видеть свет в конце туннеля.

— Я разберусь с этим, когда это станет проблемой, — говорю я Себастьяну, который все еще ждет.

— У тебя есть что-то готовое?

— Конечно.

— Как насчет Гвен?

— Она не имеет к этому никакого отношения.

— В смысле? Она твоя жена. Конечно, имеет.

Я люблю это. Она твоя жена. Однако все остальное, что он сказал, не имеет такого же воздействия.

— Она не будет замешана в этом и это окончательно, Себастьян. Даже не думай рассказывать ей об этом, если что-то пойдет не так. Я не хочу, чтобы она была вовлечена. Понятно?

Он медленно кивает, но смотрит на меня так, как будто мы встречаемся впервые.

— Ты другой.

— В плане другой?

— Несколько недель назад, клянусь, ты бы заставил ее встать перед прессой с тщательно написанным заявлением, и ты бы подготовил ее как произнести его с правильными эмоциями и языком тела, которые казались бы невинными, но на самом деле все было бы рассчитано. Ты бы превратил это в слезливую историю, потому что это то, что у тебя получается лучше всего, не так ли? Ты используешь цели своих клиентов как мотиватор, чтобы превратить их в актеров и выиграть дела. Вот как ты зашел так далеко.

Это правда.

Вот насколько велики и безграничны мои амбиции. Я выигрываю дела, чтобы использовать их как ступеньки. Я выигрываю дела не потому, что у меня есть чувство справедливости, а потому, что меня мучает ненасытная потребность пойти дальше.