Что-то в груди больно дрогнуло. Я не могла ни вдох сделать, ни пошевелиться. Ничего. Только боль эта проклятая наружу прорывалась, разрывая всё изнутри.

— Злата, нужно дождаться новостей. Не делай никаких поспешных выводов, — где-то далеко-далеко зазвучал голос Кати.

Я выронила телефон, он соскользнул с края кровати и с глухим стуком приземлился на пол. Из моего горла вырвался сдавленный хриплый стон. Я почему-то обхватила себя руками, будто в тщетной попытке удержать боль, удавить ее, не пустить наружу.

Я не верила. Просто не верила. Возникло какое-то странное пугающее отрицание действительности. Меня страшно колотило. Пальцы больно-больно вжались в кожу на плечах. Я должна была успокоиться. Должна была прийти в себя. Нельзя уходить с головой в эмоции.

С Борей всё будет в порядке. Это же… Боря. Это Бабай. Он всегда всё просчитывает на несколько шагов вперед. Я панически искала всё новые и новые аргументы, но мысли рассыпались на разорванные кусочки.

Я вспомнила о сне, о птице. Поймала ли я ее? Или она рухнула на землю и разбилась? Это было просто невыносимо.

Из детской вдруг донёсся плач. Я быстро направилась к Максу. Он сонный стоял в кроватке, держась за деревянную перегородку. Чип беспокойно ходил по комнате.

— Всё хорошо, мой сладкий, — я быстро вытерла ладонью слёзы и взяла Макса на руки.

Он продолжал плакать. Я достала из манежа полярного мишку. Сын взял его и начал постепенно успокаиваться.

— Испугался? — я на всякий случай губами прижалась к лобику, проверяя температуру. — Проснулся и испугался? Да, хороший мой? Мама здесь. Мама рядом, — я крепче обняла сына, безуспешно борясь с собственными рыданиями.

— Ма, — еще хныкая, позвал Макс. — Ма.

— Я здесь. Здесь, — я поцеловала сына. — Идем. Я уложу тебя к себе на кровать.

Когда Макс наконец уснул, я тихонько лежала рядом с ним. Одной рукой он держал своего мишку, а другой всё еще крепко сжимал мой указательный палец. Я аккуратно опустила голову на подушку, охраняя сон Макса.

Слезинка медленно скатилась по переносице и сорвалась вниз. Я медленно выдохнула, мысленно моля высшие силы, чтобы они уберегли Бориса и дали ему возможность увидеть собственного ребенка. Хотя бы раз. Чтобы дали ему второй шанс. Но я всё еще слишком хорошо помнила Реальность. Она всегда остается глухой к чужим молитвам.

— Я должна быть там, — в сотый раз упрямо повторила я, беспокойно расхаживая по гостиной.

— Нет, Злата, не должна, — твёрдо ответила Катя, держа у себя на коленях Макса.

Я опешила, когда узнала, что подруга прилетела ко мне. Она говорила о том, что отправится к родителям. А потом я увидела сообщение в мессенджере, где Катя просто констатировала факт своего прилёта в Париж.

— Подумав, я решила, что важней побыть с тобой, — заявила подруга, когда мы приехали ко мне домой. — С родителями всё хорошо. Тревожить их лишний раз я не хочу. А тебе одной оставаться сейчас никак нельзя.

В тот момент я была так благодарна Кате. Просто кивнув, я крепко-крепко обняла ее, из последних сил сдерживаясь, чтобы не расплакаться. Глаза и так уже были жутко красными и опухшими. Я почти перестала спать. Но ради сына мне было просто необходимо держаться и набираться сил, чтобы пережить всё это.

— Я должна быть рядом с ним, — я облизнула свои покусанные пересохшие губы.

— Нет, — снова твёрдо ответила Катя. — Ты должна быть здесь. Со своим сыном.

Я посмотрела на Макса. Он игрался с большим разноцветным конструктором, который ему подарила Катя. Все эти детальки здорово увлекли сына. Он уже второй день подряд только с ним и игрался. Похныкивал, когда не получалось между собой соединить детали, но всё равно упрямо продолжал гнуть свою линию, самостоятельно разбираясь с диковинной игрушкой.

— Я знаю, — я остановилась и закрыла лицо руками. — Просто, — я быстро спрятала руки в карманах тонкого кардигана. — Ненавижу неизвестность. Ненавижу неопределённость, а Вал продолжает молчать.

— А что он тебе скажет? Нужно просто дождаться его возвращения. Я понимаю твои чувства, но мы ничего не можем сделать.

Катя всё правильно говорила, и я была с ней полностью согласна. Но чувства и эмоции… Им плевать на голос разума, плевать на факты и трезвость мышления. Они просто сводят с ума. Я так сильно боялась даже в мыслях допустить возможность, что Борис умер. Всё внутри меня протестовало, не соглашалось с таким исходом.

— Может, это был обманный манёвр? — я с надеждой посмотрела на Катю. — И Боря просто заманил Германна в ловушку?

— Ну а ты сама как думаешь? — устало спросила подруга.

— Что это не так, — совсем тихо ответила я. — Перед тем, как мы расстались… Он говорил, что не верит ни в какие вторые шансы. И в целом, Боря говорил так… Знаешь, — я медленно опустилась рядом с Катей на диван. — Думаю, Борис уже тогда знал, что именно будет делать с Германном, — в переносице неприятно защипало. — Нет никаких обманных манёвров. Боря решил пожертвовать собой, потому что это был единственный способ, чтобы усыпить бдительность Германна и заманить его на свою территорию.

— Нам нужно дождаться возвращения Вала. Тогда всё прояснится. Зачем строить догадки?

— Вал давно еще сказал мне, что Борис… Что он в оковах. Физически Боря на свободе, но внутренне… нет.

— Это правда, — кивнула Катя. — Они с Германном в одном городе никогда не ужились бы.

— Кать, ты даже не представляешь, что у меня сейчас в душе творится, — я подала Максу деталь конструктора, которую он уронил на пол.

— Злата, ты должна держаться, слышишь меня? — серьезным тоном произнесла Катя. — У тебя есть ради кого держаться, — она посмотрела на Макса. — Ты выбрала сложного мужчину и его сложную жизнь. Он сделал всё, чтобы вас обезопасить. И если выяснится, что Борис пожертвовал ради вас собственной жизнью… Ты не посмеешь сломаться, понятно? Иначе эта жертва будет напрасной.

— Я не понимаю, за что мне всё это. Сначала моя семья… Теперь Борис, — я замолчала, потому что слёзы слишком больно сдавили горло.

Катя ничего не сказала, просто опустила ладонь мне на плечо и несильно его сжала. Макс повернулся к Кате, демонстрируя несколько деталей конструктора, которые он с таким усердием соединил между собой.

— Отлично! Ты молодец. Можем прицепить еще вот эту, да? Синенькую, — Катя улыбнулась Максу, затем с сожалением посмотрела на меня. — Мы просто должны жить, Злата. И идти вперед. Например, Дина. Абсолютно неунывающий человек. Не получилось с Борисом, ушла к Германну. С Германном не получилось, вообще уехала в неизвестном направлении. Иногда я даже завидую таким людям, как она. Нет ни совести, ни сочувствия. Ничего. Главная задача — занять самую выгодную позицию рядом с перспективным мужчиной.

— Не хочу даже думать о ней, — я устало помассировала виски. Головная боль почти крошила их.

— Попробуй еще раз дозвониться Валу, если от этого тебе станет хоть немного легче.

— Нет, — я отрицательно качнула головой. — Не хочу его бесконечно дёргать. Если бы Валу было что мне рассказать, он это уже давно сделал.

Последующие несколько дней прошли для меня в сплошной беззвучной агонии. Единственный, кто удерживал меня в Париже — Макс. Без него я бы давно сорвалась и улетела. Катя была права — я должна держаться. Ради сына, ради себя, ради Бориса. Он бы точно не одобрил мой поступок. Да и я сама понимала, что ничем не смогу помочь. Сердце рвалось наружу, душа болела, сгорала, тянулась к Бабаю. Я хотела ему помочь, хотела быть полезной. Но единственное полезное, что я могла сделать, так это быть рядом с нашим сыном. Оберегать его и смиренно ожидать хоть каких-нибудь новостей.

Днем еще было терпимо, а ночью… Выть хотелось и сбивать пальцы в кровь от безвыходности. Меня накрывало. Мучительно сильно. Я часами стояла на крошечном балкончике, смотрела в небо и молилась о том, чтобы с Борисом и Валом всё было хорошо.