— Нет, просто люблю излагать случайные факты, — слегка ядовитее чем нужно ответил некромант. — Кто тут решил стать пиромантом, я или ты?

На секунду я почувствовал себя абсолютным идиотом. Я настолько привык применять «Поступь саламандры» в боевых условиях, что сейчас застопорился и даже о ней не подумал. Но разгон разгоном, а останавливаться тоже как-то нужно…

— Эй вы, двое! Если не поймаете меня, то ждите реса четыре часа!

Вскоре кошмарный визг пил «мясницкого коридора», как окрестила его Мила, стал чем-то обыденным. Примерно каждые двадцать-тридцать метров Рон командовал остановку, и мы повторяли одну и ту же схему — два прыжка и рывок. Два прыжка и рывок. Сперва ребята обменивались шуточками после каждого прыжка, но метров через сто игривое настроение сошло на нет. Занятие выматывало, от оранжевого освещения болела голова, а по ушам раз за разом проезжал скрежет металла ловушек. Вскоре свободное место между участками с нажимными плитами начало сокращаться, пока не началось чередование «пять метров пола — пять метров ловушек». К концу второго часа мы расположились на небольшой перерыв, кое-как уместившись на свободном пятачке.

— «Путь отчаяния», чтоб его… — ворчал Ронан, отпивая воду из фляги маленькими глоточками.

— А что тебе не нравится? — спросила Мила. — Всё правильно назвали. Я вот уже потихоньку начинаю отчаиваться.

— Назвали правильно. Потому и хреново.

Дальше выросли размеры плит-ловушек, заставляя Милу и Ронана использовать каждый сантиметр свободного места для разгона. После четвёртого прыжка Ронан не долетел на добрые полметра. Он быстро сориентировался, но выскочившее из стены лезвие рассекло ему предплечье на десяток урона, оставив кровоточащую рану. Так прошло ещё полчаса. «Поступь саламандры» экономила мне выносливость, но и этому был предел. Мы жутко вспотели, нам не хватало воздуха.

— Приехали, — прохрипел мародёр, останавливаясь перед очередной зоной с нажимными плитами. — Пассивка отказывает, я больше не могу оценить размер этого говнища. Шесть с половиной или семь метров, не меньше.

— Зараза, — прохрипел я в ответ. — А конца даже близко не видно. Мы что, ходим по кругу?

— Не сходится. Паттерн плит и щелей везде разный. Я хер знает как это проходить, но через пару прыжков мы просто станем мясом.

— Я могу врубить «Поступь» и бежать до максимума. Если повезёт, в конце будет какой-нибудь выключатель.

— Сколько твой форсаж пашет?

— Пятнадцать секунд.

— Зашибенный план. Ну пролетишь ты на нём метров двести, а дальше? Тоже в мясо.

— У тебя есть вариант получше? — спросил я несколько более раздражённо, чем следовало. Ронан был явно готов ответить в том же духе, но не успел.

— У меня есть, — негромко сказала Мила, изучая ближайшую стену и потолок над ней. — Но сначала мне нужен мел.

На стене «мясницкого коридора» возникла схема последнего зала гробницы и пути, который мы выбрали. Расстояние, время, чередование ловушек — Мила чертила всё не так быстро, как Ронан, но последовательно и аккуратно.

— Ни хера себе, — выдохнул мародёр через пару минут, рассматривая рисунок. Я молча с ним согласился.

— Мы не ощущали наклона и не видели поворотов из-за этого мерзкого света, — сказала Мила, пряча мел и утирая пот со лба. — Но вы оба правы. Только это не круг, это спираль.

Спираль, постепенно заворачивающая наверх. По которой, если верить схеме, мы уже намотали несколько витков. И продолжили бы наматывать, пока не упёрлись бы… в стену? В обрыв с шипами на дне? В бесконечно длинную вереницу нажимных плит?

— Я поняла суть третьего квеста. Сначала кажется, что тут простое испытание на внимательность и ловкость, но затем кто-то обязательно оступится и погибнет. Партии снова и снова придётся начинать заново, пойдут ссоры, но в итоге пройти не сможет никто. Чтобы выбраться, нужно немного выйти за рамки. Рон, подсадишь?

Сидя на плечах у возлюбленного, Мила пригнулась, чтобы не упереться головой в потолок. Она начала прощупывать плиты одну за другой, морщась и упираясь в них ладонями со всей возможной силой. Сперва это занятие казалось необоснованным, бессмысленным. Но четвёртая плита дрогнула и поддалась, неохотно открыв за собой черноту тайного хода.

— Есть, — прошептала Мила. — Победа.

Она подтянулась и забралась вглубь прохода, затем свесившись и подав Ронану руку помощи. Спустя несколько минут туда удалось втянуть и меня. Поддавшаяся плита, задетая моим неуклюжим подъёмом, отправилась вниз, разлетевшись вдребезги и вызвав к жизни последний визг лезвий-пил. Из-под наших ног он звучал приглушённо и жалко.

Пространство над «мясницким коридором» оказалось значительно более тесным — Рон цеплялся макушкой за потолок — и было полностью лишено освещения. Мила зажгла факел, и мы двинулись вперёд, пока не упёрлись в вырезанные в скале грубые каменные перекладины, образующие вертикальную лестницу, ведущую далеко наверх. Чертыхнувшись, Мила потушила факел — для подъёма требовались две свободных руки. Карабкаться пришлось без света, что в свою очередь здорово било по нервам. Я вспомнил неяркое голубое сияние, исходящее от Эми, и моё сердце болезненно сжалось. Если бы она просто была тут, даже без свечения, мне бы стало легче.

Подъём прервался резко — Ронан матернулся, ударившись головой об камень и потратил пару минут, судя по звукам, отодвигая новую плиту. Мы все выбрались в новое место, залитое таким же непроглядным мраком, пока Мила снова не подняла факел.

— Да вы, нахрен, шутите, — с выражением сказал мародёр, выразив тем самым мнение всей партии.

Единственное отличие этого коридора от того, который мы покинули с полчаса назад, заключалось в отсутствии освещения. От узоров на стенах всё ещё мутило, но сейчас скорее просто по ассоциации — отвратительная магия исчезла вместе с оранжевым светом. Одно направление коридора, примерно ведущее в направлении зала с постаментом, было намертво завалено обломками камня.

— Может, сразу потолок проверить? — предположил я, но мы только потратили десять минут, пока Мила безуспешно пыталась найти подвижную плиту.

— Глухо, — коротко сказала она, спрыгивая с плеч Ронана. — Попробуем подальше, между ловушек.

И те не заставили себя долго ждать — правда, они оказались уже не такими, как внизу. Сперва это были лишь раздробленные и выломанные нажимные плиты — мародёрское чутьё на них не реагировало, они не могли активировать механизмы в стенах. Затем на полу стали попадаться обломки острого металла, тускло отражающие свет факела и не способные причинить нам вред. Но худшее ожидало дальше — через полчаса похода по мёртвому коридору «трупы» ловушек начали преграждать путь.

Изломанные, погнутые, искорёженные диски-лезвия торчали из стен — где наполовину, где целиком, заставляя пригибаться, прижиматься к камню или даже пробираться ползком. Учитывая то, что пол теперь был попросту усеян теми же обломками, мы тут же заработали себе несколько неприятных порезов. На пустых участках Мила регулярно забиралась на плечи Ронану и простукивала потолок, но нового хода нигде не было. Напряжённая внимательность и рутинные прыжки с рывками сменились на изматывающую осторожность против тонн мёртвого, но не менее опасного металла. Коридор словно ощерился тысячью прогнивших зубов, а мы изо всех сил пытались не стать его обедом. Так продолжалось какое-то время — наверное, больше часа — пока не поранилась Мила.

Если порез на предплечье мародёра стоил ему десятка очков здоровья, Мила лишилась аж пятнадцати, глубоко пропоров основание шеи. Рана тут же была перебинтована, и дебаф «Кровотечение» быстро спал, но по глазам Ронана я видел, что с него достаточно. Мила тоже заметила это и попыталась его успокоить, но было поздно.

— Я сыт по горло этим сраным дерьмом, — прошипел он, доставая из-за спины двуручный меч. — Нас нагибает грёбаная гора ржавчины, а мы молчим? Ну так я больше молчать не буду.

— Рон, давай сначала передохнём, а потом…