Когда он завернул ее в одеяло, она поняла, что ее влажную кожу холодит.

— С Вашего позволения, я приберусь, Сеньор, — Диксон стоял в нескольких футах от нее с бумажными полотенцами и пульверизатором. Его лицо было почти белым. Значит, ты можешь… Эм, я оставил воду рядом с диваном, — когда Эбби попыталась улыбнуться ему, его глаза наполнились слезами.

— Это было предусмотрительно, Диксон. Спасибо, — забрав свою трость, Ксавье обнял ее за талию и подвел к дивану. С тростью или без, но он все равно был более устойчивым, чем она.

Держа ее запястье, он сел и откинулся на руку, расположив раненую ногу рядом с подушками у спинки. А затем он потянул ее к себе на колени.

Когда его джинсы оцарапали ее зад, вспыхнула резкая боль, и Эбби застонала. Ей было больно — больнее, чем она когда-либо помнила. Почему она здесь? Эти люди не любили ее. И никогда не будут.

Ксавьер прижал ее к себе, скользнув по дивану, так что она смогла полностью растянуться на нем сверху, не нагружая свою задницу.

Она изо всех сил пыталась встать.

Крепкой рукой он прижал ее голову к своему плечу.

— Успокойся немного, Кудряшка. Тебе пришлось нелегко.

Ее глаза затуманились от слез, тело повиновалось ему. Она обхватила рукой материал его рубашки и крепко прижалась к нему. Люди били ее. Даже те, кого она считала друзьями. Нарочно причиняли ей боль. Она не смогла сдержать вопрос.

— Почему они были такими злыми?

Он положил руку ей на шею и провел пальцами по ее затылку. А большим пригладил ее щеку.

— Эбби…

Всхлип вырвался из ее сжатого горла, и она попыталась подавить его. В ответ раздалось еще больше сдавленного хрипа, и она, прижавшись к нему, зарыдала. Эбби была виновата, они наказывали ее, и она это заслужила. Только она думала, что некоторые из них были ее друзьями. Они унизили ее. И это было больно. По-настоящему больно.

— Правильно, — пробормотал он, его рука сжалась. — Выпусти это сейчас. Я горжусь тобой, Эбби.

К тому времени, как она закончила, его рубашка промокла от ее слез, а ее глаза стали еще более опухшими, чем прежде. Горло саднило, но она чувствовала себя… по-другому. Чище. Легче.

— Спасибо, — прошептала она.

Он усмехнулся.

— Не за что, — Ксавье поцеловал ее в макушку. — Держать все в себе не ведет ни к чему хорошему, а ты делаешь это чаще других, зверушка. — Пока он вытирал слезы с ее лица, она была благодарна ему за то, что он велел ей не краситься.

— Наверное.

— Ты задала вопрос, — он помолчал секунду. — Большинство любителей нашего образа жизни считают, что подходящее наказание и искреннее раскаяние могут очистить отношения, чтобы рана не загноилась. Они отшлепали тебя достаточно сильно, чтобы ужалить, но не более. Несколько сабмиссивов… — звук под ее ухом завибрировал почти рычанием. — Я думаю, некоторые могут завидовать тому вниманию, которое ты получаешь.

— От тебя, — прошептала она.

— Да, — он переместил свою руку и погладил ее голую спину вверх и вниз. — Боюсь, что да, и я сожалею, что тебе пришлось страдать из-за этого сильнее.

Как от противной Греты. И, опять же, этой сабе станет неудобно сидеть еще быстрее, чем Эбби. Де Врис не отличался мягкостью.

— Это была не твоя вина.

Он легонько поцеловал ее, прежде чем продолжить:

— В конце концов, те, кто хорошо тебя знают, по большей части наносили настолько легкие удары, что это было смешно. Я сомневаюсь, что ты даже почувствовала удар Линдси. Некоторые, как Рона, просто отдали свои ленты и не стали даже пытаться. Саймон сказал, что Диксон разрезал ленту на конфетти и разбросал по всей стойке регистрации.

Она поняла, что ее глаза были закрыты большую часть наказания.

— Правда? — ноющий узел внутри нее ослаб, позволяя сделать вдох.

— Да, любимая, — он обошел ее, открыл воду и вложил ей в руки. — Выпей.

Прохладная вода была вкуснее, чем все, что она когда-либо пила в своей жизни. Эбби опустошила половину бутылки, прежде чем сделать вдох.

Он усмехнулся и устроился поудобнее.

— Теперь расслабься.

Пока мир жил без нее, она просто следила за тем, как проплывают ее мысли, и слушала ленивый стук его сердца. Каждый вдох поднимал его грудь, как лодку, качающуюся на спокойной глади озера. Рядом переговаривались люди, а Подземелье продолжало жить в своем ритме: стоны, звуки кнута, флоггера, паддла и крики.

В конце концов, мир встал на свое место, будто кто-то изменил фокус камеры, увеличив резкость изображения. Ее пальцы сжались на его рубашке.

— Ты готова к следующей части? — спросил Ксавье.

— Нет, — она вздохнула. — Но я никогда не буду.

— Ты уверена, что хочешь продолжить? Никто не заставляет тебя оставаться членом клуба, Эбби.

— Я знаю, — она подняла голову, размышляя, сможет ли объяснить ему… если она даже сама это понимает этого. — Я хочу иметь возможность приходить сюда не только для своих исследований.

— Продолжай, — его взгляд остановился на ее лице.

— Я нашла здесь друзей, и они… открыты передо мной и для меня. Спокойно относятся к жизни и участвуют не только в учебе и общественной деятельности. Они мне нравятся, и я не хочу их потерять.

— В этом есть смысл.

Последнюю часть она произнесла с запинкой:

— Если смотреть на ситуацию с их точки зрения, я вижу, что было бы справедливо заставить меня испытать чувство, что за мной наблюдают, подобное тому, которому я подвергла их, — при мысли о предстоящей сессии с машиной в ее животе тяжестью опустился холод. — Но я ненавижу происходящее и могу возненавидеть тебя.

— Это риск, — выражение его лица показывало, что он говорит серьезно, и он понимал, к чему это может привести то, что они имеют. — Но, если я подвергну тебя бессмысленному и легкому наказанию, ты будешь продолжать чувствовать себя виноватой. А я буду ощущать себя несчастным из-за того, что подвел членов клуба из-за тебя. Отношения Д/с не могут существовать продолжительное время с такими эмоциями, — он поцеловал ее в лоб. — Давай покончим с этим, пока ты не наплакала целую лужу.

Нет. Нет, нет, нет.

Сможет ли эта Кудряшка продержаться достаточно долго, чтобы выдержать наказание? Сжав челюсть, Ксавье повел Эбби в центр Подземелья, мимо лестницы. Судя по выражению ее лица, она надеялась, что ее наказание будет проходить где-нибудь не на виду или в отдельной тематической комнате.

Когда она заметила зловеще выглядящий красный аппарат с двумя фаллоимитаторами, ее глаза расширились от страха.

Он уложил ее на спину на гинекологический стол с высокими подножками и повернул ее голову так, чтобы она могла видеть только его.

— Ты сможешь сделать это. Некоторые сабмиссивы даже просят об этом в награду за хорошее поведение.

— Я могу им уступить свою очередь, Милорд. Без проблем.

Женщина, которая может оставаться язвительной, несмотря на свой страх, была настоящим сокровищем.

— Ты очень щедра, зверушка, — улыбаясь, он переместил ее ноги на мягкие коленные опоры и подтянул ее бедра вниз, пока ее ягодицы не оказались на самом краю. Устроив ее ноги в мягких стременах, он затянул ремни на лодыжках и бедрах. А затем раздвинул опоры еще шире, таким образом, что светлые завитки ее киски были полностью обнажены. Эбби конвульсивно вздрогнула.

Поднимаясь выше, он застегнул ремень над ее лобком и еще один закрепил под грудью, исключая любую возможность вывернуться из того положения, в котором он ее зафиксировал. Также он проверил наручники на ее запястьях, чтобы убедиться в свободном кровообращении и не пережатых нервных окончаниях, и закрепил их на D-образных кольцах возле бедер.

Даже когда участники клуба начали собираться вокруг них, взгляд Эбби не отрывался от его лица, словно он был спасательным кругом для нее. Ксавье вздохнул. Эта часть наказания не будет легкой для них обоих, но они должны сделать это. Это будет и его наказанием за то, что он не проинтервьюировал нового кандидата более тщательно.