Разговор с Лео толком ничего не решил. Я по-прежнему дрейфую. По-прежнему не знаю, чего хочу.

То есть частично знаю. Хочу положить голову Лео на колени и, замирая душой, вчувствоваться в его прикосновения к моим волосам. Хочу обнять его сзади и прижаться щекой к его лопатке с родинками, когда он будет снова пытаться испортить мой кофе с пенкой. Хочу на рассвете, стянув на ходу майку, юркнуть к нему под одеяло, когда он спит… Черт, я почти готова вернуться… Но нет. Пока нет. Чего-то не хватает в моей формуле счастья.

Лео забирает подарки незаметно, пока я переодеваю детей. Он не настаивает, не ругается со мной, не давит на меня. Я могу просто уйти — без скандала, детских слез, чувства вины. Это так непривычно… Я невольно жду подвоха, пока спускаюсь по лестнице, усаживаю детей в такси. Но ничего не происходит. Все так же припекает солнце, шумят липы. Разве что ветер кажется прохладнее, чем был с утра.

Мама встречает меня у подъезда — как и в тот день, когда я ушла от Тараса.

Мы вместе поднимаемся на третий этаж.

Хочется себя пожалеть, но пока не получается, не та атмо­сфера: ругаю Сашу, который то и дело пытается нести сестру по лестнице то на руках, то на плечах.

Дома мама включает детям телевизор и возвращается ко мне на кухню. Мы сидим в тишине.

— Ладно, мам, — от долгого молчания мой голос звучит глуше. — Все будет хорошо, — выдохнув, я встаю и принимаюсь мыть посуду. Жаль, всего пара чашек. Не успеют высохнуть слезы.

Машка, пресыщенная мультиками, прокрадывается на кухню, обнимает меня сзади.

— Мамочка, дедушка нам сейчас рассказал, что люди, когда умирают, попадают на небо. И мы с Сашкой решили, что, когда ты попадешь на небо, мы построим высокий-высокий дом и залезем на крышу, чтобы быть с тобой.

Вот теперь мне можно реветь, не скрываясь. Я глотаю слезы и всхлипываю вместе с Машкой. Потом опускаюсь на колени и крепко-крепко ее обнимаю.

— Я еще очень долго не попаду на небо, моя Королева Цветоч­ков. У нас с вами будет очень долгая и очень счастливая жизнь.

Мы обнимаемся и ревем вместе. Девочки.

Слезы оказываются целительными. Я чувствую себя разбитой, но в то же время наполненной, одухотворенной. Моя жизнь кардинально изменилась. Снова. Но в этом нет ничего ужасного. Просто следующий этап, и к нему я готова куда больше, чем к предыдущему.

Итак, сказки Бианки…

Слышу тихий стук во входную дверь — чтобы не разбудить детей. Затем, после долгой паузы, короткий звонок.

— Анна, открой! — доносится из-за двери приглушенный голос Лео.

Я сижу на разложенном диване, поджав под себя ноги. Замерла, будто меня тут и нет вовсе. Дедушка спит. В ванной шумит вода — мама не слышит Лео.

Снова звонок в дверь.

Сын трет заспанные глаза.

— Это Лео?

— Нет, бабушкин сосед. Спи!

Еще звонок. Потом тишина.

Вот и все.

На сердце тяжело. Я не уверена, что поступила правильно. Может, за желание стать счастливой я принимаю обычное упрямство? Может, в моей формуле счастья не хватает именно Лео?

Я вздыхаю и сама удивляюсь, как тяжело и печально это звучит. С усилием поднимаюсь с дивана. Вдруг накатывает такая усталость… Нащупываю ступней тапочки и подхожу к окну, чтобы сквозь просвет между занавесками увидеть, как от меня уходит Лео.

Хочу его вернуть. Очень!

Тогда почему я этого не делаю?

— Девушка, вы счастливы?

Официантка — молодая, по-лисьи рыжая женщина — отвела взгляд от горлышка бутылки с колой и едва не пролила напиток на скатерть.

— Вы счастливы? — повторил Лео и бросил взгляд на ее бейдж. — Кристина.

Официантка всматривалась в его глаза. Пыталась разгадать, шутит ли клиент или вторая порция коньяка была лишней?

— Да, — улыбаясь, призналась официантка.

— А она — нет, — Лео отсчитал купюры, положил под блюдце. — Она не счастлива. Я хочу сделать ее счастливой, но не получается, — он встал со стула, придержал край стола. — У вас есть дети, Кристина?

— Дочка, четыре года, — она смотрела на него с сочувствием.

— Это для вашей дочки, — Лео положил на стол коробку с куклой и, обхватив руками другую коробку, побольше, шаткой походкой вышел из кафе.

Красный свет на пешеходном переходе сменился зеленым, а Лео все еще стоял на тротуаре.

Куда идти? Зачем? Казалось, сбились ориентиры. Будто Лео был кораблем, плывущим на свет маяка по ночному морю, а маяк внезапно погас.

Он не мог рассказать Анне о Катерине, потому что тогда пришлось бы выложить все и о подработке в клубе, и о массаже ног. Вряд ли такая правда была бы лучше вранья. Потом осталось бы лишь рассказать о настоящей причине своего приезда — и все, можно снова покупать билет в Лондон.

Вот как так получается? Ведь он все делал из лучших побуждений, ради прекрасной цели. Неужто и впрямь дорога в ад вымощена благими намерениями?

Лео мотнул головой. Он просто пьян. Хорошо, что хватало ясности видеть хотя бы это.

Гера открыл дверь в джинсах без единой дырки и стильной майке с надписью Nike.

— Опа! Сегодня ты меня счастью точно не научишь, — Гера кивнул в глубину квартиры. — Давай, заходи.

Лео всучил ему коробку с гироскутером, рухнул в продавленное кресло.

— Будешь? — Гера облизал губы. — Я-то бросил, но раз такое дело…

Бокал с коньяком Лео осушил залпом. Поморщился, закашлялся. Гера заботливо постучал ему кулаком по спине.

— Еще?

— Нет, — выдавил Лео, отвел рукой протянутый бокал. Попытался встать, но снова рухнул.

— Выглядишь ты так, будто все кости себе переломал, пока с вершины падал. Альпинист хренов, — пожурил его Гера. — Насыщенная ночная свежесть… Бриллианты на бархате... Анна — дура. И ты такой же.

— Я давно не дрался… но могу… — Лео иссяк, не закончив фразу.

— Со мной? — с любопытством спросил Гера. — Потому что дурой ее назвал? Я ж любя! Вы ж теперь для меня — ближе всех на свете! Вот ты, к примеру, — Гера распахнул окно, залез на подоконник с ногами, прикурил сигарету. — Ты мне столько за квартиру дал, что я свою маму-старушку в нормальную больницу пристроил. И не просто нормальную — самую лучшую! Она там у меня уже ходить начинает, понимаешь? А здесь лежала, даже рукой с трудом шевелила. А Анна твоя — дуреха… Дуреха она! Слова забирать не буду! Так вот, она заставила меня вспомнить прошлую жизнь. Нормальную жизнь. Человеческую. Понимаешь?

Лео молчал.

— Любишь? — Гера всматривался в лицо Лео сквозь сизый дым.

— Люблю, — промычал Лео.

— Ну так чего ты здесь сидишь?! В охапку ее — и в лес. Или на Мальдивы.

— Нельзя, — Лео опустил глаза.

— Кто сказал?

— Она.

— И что ж ты у меня такой податливый?

— Я не податливый, — слегка путаясь языком, возразил Лео. — Я поддатый.

— Как скажешь, — Гера усмехнулся.

Лео посмотрел сквозь него.

— Третьего шанса не будет.

— Ты хотел сказать — второго? — Гера с озадаченным видом стряхнул пепел в консервную банку.

— Нет, — Лео качнул головой. — Я знаю, что я хотел сказать!

— Да ладно, не кипятись! Куда ты?

— К ней!

— А как же «третьего шанса не будет»?

— Это другое! — Лео махнул рукой: Гере не понять.

Алкоголь гудел в голове, мешал думать, идти, дышать.

Хорошо, что Анна не открыла ему дверь.

Хорошо и плохо одновременно.

Наверняка слышала и не открыла.

Хотя в ванной вода шумела. Может, и не слышала.

Уже наступила ночь, когда кривизна мыслей выпрямилась, предметы обрели четкость.

С удивлением, больше похожим на любопытство, Лео осо­знал, что находится на незнакомой улице. Некоторое время он смотрел по сторонам, пытаясь вспомнить, как сюда попал. Потом с таким же удивлением обнаружил в руках тяжелую коробку — таскал ее по городу, как якорь.

Лео распаковал гироскутер и включил его — благо, эту штуковину зарядили в салоне.

— The bluetooth device is ready to pair, — сообщил гироскутер женским голосом. Замигали синим бока.