Первыми намек улавливают дети: «что именинное?», «у кого день рождения?!» доносятся из разных углов. По­здрав­ления подхватывают мамы, и спустя несколько минут, прине­ся первые заказы, Лео застает меня со следами губной помады на лице и розовым шариком в руке.

— Вам идет, — одними губами произносит он, лавируя между играющими в догонялки мальчишками.

— Тебе тоже! — я киваю на его колпак.

Наши с ним блюда опускаются на стол последними. Я задуваю свечку, воткнутую в булочку. Мы с Лео осторожно, чтобы не пролить кофе, чокаемся чашками американо.

— А теперь, Анна, пока мы завтракаем и пока все завтракают, вы можете уделить мне пять минут? — Лео отреза­ет кусочек сырника и, жмурясь от удовольствия, отправляет его себе в рот. — Очень вкусно!

— Пять минут я тебе уделю, но предупреждаю...

Лео подносит указательный палец к губам.

— Тшш, не тратьте мои драгоценные пять минут. Итак, скажите, вы счастливы? Не в эту минуту, а в целом.

Ожидаемый вопрос, и все же я медлю с ответом.

— Анна, так вы счастливы?

Кошусь на Катерину за соседним столиком. Она молча ковы­ряет пирог десертной вилкой, то и дело бросая на нас взгляд.

— Да, я счастлива!

— Не надо отвечать мне. Ответьте себе. А лучше представьте образ вашего счастья. Где вы? Чем занимаетесь в этот момент?

Хорошо. Лео постарался, так что я сыграю в его игру. При­крываю глаза, сосредотачиваюсь.

Я представляю себя лежащей на шезлонге, на тропическом необитаемом острове. Рядом со своими лучшими друзьями — книгой и бокалом белого полусухого. Я вижу, как по прохладным стенкам бокала стекают капли влаги, оставляя извилистые дорожки. И там, где они пролегают, цвет вина кажется более насыщенным…

— О чем вы только что подумали?

Консультант по счастью — он же как врач, верно? От него бессмысленно что-либо скрывать. Я описываю Лео свой образ.

— Каков диагноз, доктор? — я знаю его ответ, а также знаю, что в чем-то Лео прав, и это злит. — Все плохо? Потому что я меч­таю о недостижимом?

— Нет, Анна, — Лео складывает на столе руки в замок, отвечает вкрадчиво, мягко, чем злит меня еще больше. — Потому что в этом образе вы одиноки.

— Лео, ты совершенно точно можешь сделать счастливой меня, — томным голосом произносит Катерина, катая вилкой по тарелке ягоду.

Мой консультант так сосредоточен на нашем разговоре, что, кажется, не слышит предложения.

— Вы устали, Анна, — напирает он. — А еще запутались. Потому что к счастью ваш образ имеет мало отношения. Бокал вина на берегу моря даст вам отдых, но не счастье. Одиночество на острове — это побег, таблетка от температуры по время гриппа. Временное облегчение, устранение симп­тома, но не лечение болезни. Отдых заканчивается, действие таблетки проходит — и все возвращается: недовольство жизнью, усталость, растерянность. Возвращается и усугуб­ляется, если не лечить. Да, — он поднимает руку, не позволяя мне его перебить, — я плохо вас знаю. Но я кое-что знаю о людях. Люди не умеют быть счаст­ливыми в одиночестве. Там они лишь прячутся от своих проблем.

— А как насчет тебя, Лео? Сам-то ты счастлив, раз учишь других?!

На мой выпад Лео реагирует со спокойствием хирурга.

— Анна, как вы думаете, окулист обязан обладать идеаль­ным зрением? Или, возможно, тренер по футболу должен быть крутым действующим футболистом? Багаж знаний и опыт — вот что делает меня профессионалом.

Я коротко выдыхаю.

— И что ты предлагаешь?

— Я предлагаю вам себя. В качестве индивидуального консультанта по счастливой жизни. Я предлагаю вам поверить мне и стать действительно счастливой женщиной вне зависимости от близости моря или бокала белого полусухого.

Я смотрю в его глаза неприлично долго. Что-то есть в этом Лео, да и в его словах тоже. Что-то искреннее, правильное, значимое... Любопытно, как долго его натаскивали на такую искренность?

— Звучит чертовски заманчиво, Лео. И так же чертовски нереально. Это похоже на развод. А развод у меня уже был — с мужем.

— Игра слов? — он улыбается. — Иронизируете. Значит, вы готовы пойти за мной.

— Нет, не готова.

Лео тяжело вздыхает, обхватывает голову руками. Ко­гда он снова поднимает взгляд, мне становится почти жалко моего прекрасного консультанта.

— Анна! Ну почему вы сопротивляетесь?! Я же ничего не прошу взамен!

— Вот и нет! Ты просишь потратить на эту дурацкую затею мое время и мои нервы. А мне это не нужно. Я взрослая женщина, которая прекрасно понимает, чего хочет.

— Ага, конечно...

От этого тона голоса у меня снова появляется желание чем-нибудь швырнуть в Лео.

— Твои ухмылочки только упрощают выбор!

— То есть вы все же размышляете над моим предложением?

Наверное, сейчас у нас взгляды, как у рыцарей, опустивших забрала перед боем.

Наш поединок прерывает звон разбитого стекла.

Осколки чашки разлетелись по полу, в луже кофе — островки маршмеллоу.

— Какая жалость! — восклицает Катерина, хотя голос ее говорит об обратном. — Лео, не будем мешать Аннушке убирать, — она засовывает купюру под блюдце. — Кстати, у меня есть к тебе пара вопросов…

Я наклоняюсь, чтобы собрать осколки, но Лео придерживает меня за локоть. Тыкает пальцем в убегающий кусочек пиццы на своем фартуке.

— Сейчас я — это вы, помните? Вот я и уберу. Где тряпка?

Я киваю в сторону подсобки.

Катерина кривит губы и отходит.

Лео возвращается с тряпкой и ведром воды. Он выглядит вдохновленным. Я бы даже сказала — счастливым, если бы это слово было сейчас уместно.

Засучив рукава, он тщательно вытирает пол. Редкие минуты, когда внимание Лео сосредоточено на чем-то, кроме меня. Он не рисуется, не пытается всучить свой пакет услуг, даже не смотрит в мою сторону — просто выкручивает тряпку с таким видом, будто делает что-то важное. Я наблюдаю за ним, допивая остывший кофе. Если совсем честно: кажется, я любуюсь Лео.

Он замирает.

— На что вы уставились, леди?

— Я согласна.

— К сожалению, у меня нет при себе кольца, — говорит он с такой серьезностью, что я не сразу понимаю шутку.

— Лео! Я согласна попробовать стать счастливой с твоей помощью. Вернее, начать пробовать.

Он бросает тряпку в ведро, подходит ко мне. Я чувствую легкое волнение, и это толкает меня на глупость.

— Лео, приглашаю тебя на ужин. Завтра.

Улыбаюсь, но ответной улыбки не получаю.

— Так не пойдет, — заявляет он. — Я должен провести с вами весь день, от начала и до конца, чтобы поставить диагноз, как вы метко заметили.

— Завтра понедельник, — устало произношу я. — У меня работа. В офисе.

— Отлично.

— О, это вовсе не отлично, Лео! Ты даже не представляешь, насколько!

— Вы будете препираться на каждом этапе? Или мы прос­то сделаем это?

Я бросаю взгляд на тряпку, плавающую в пенной воде. Не слишком ли большая уступка за вымытый пол? Но потом я краем глаза замечаю Катерину...

— Ладно. Только пусть наш с тобой день начнется не с самого утра. Не хочу, чтобы дети проснулись и увидели в доме незнакомого мужчину.

— Хорошо. Наверстаем утро, когда дети ко мне привыкнут.

У меня кофе застревает в горле. Я откашливаюсь.

— Ну... Допустим... А сейчас уходи, дай расслабиться клиенткам.

Теперь улыбается Лео. Он прощается кивком с теми, кто смотрит на него, — то есть со всеми. Я тоже ему улыбаюсь.

Посмотрим, Лео, кто все же будет смеяться последним.

После пятнадцати лет проживания в Лондоне по возвращению Лео сложнее всего было привыкнуть к двум вещам: странным а-ля модельным позам, которые принимают женщины для фотографирования, и унылым лицам работников сферы услуг.

— На вашей карточке недостаточно средств, — вяло сообщила кассирша.

В первую секунду Лео показалось, что она обращается к кому-то другому. Но нет. Девушка за кассой смотрела именно на него — единственного во всем магазине мужчину в костюме.