— Хорошо. Где ближайший магазин?

— У меня с собой.

— Отлично. Давайте.

Я достаю из рюкзака жестяную банку, еще прохладную. Крышка вскрывается с легким «пфф». Ложусь на бок, пью пиво и смотрю, как дети палочками гоняют по траве какого-то жука. Что ж, неплохо для начала.

Делаю большой глоток.

Еще не успеваю опустить банку, как внезапно формулируется следующее желание:

— Я тоже хочу походить по траве босиком.

Лео кивает: вперед!

Я разуваюсь, снимаю носки с мультяшными совами, ставлю ступни на траву. Прохладно и влажно.

Пробую ногами землю, будто ступаю по другой планете. Чувство знакомое, но далекое — из детства, пахнущего сеном и коровьим молоком.

Делаю несколько шагов. Замечаю лужу в песке, закатываю джинсы и направляюсь к ней. Этот маневр разгадывает Машка. Она влетает в лужу передо мной — впрыгивает в нее одновременно двумя ногами, поднимая стену брызг.

Ах, так!

Я тоже подпрыгиваю в луже — теперь у нас обеих мокрые штаны. Но это нас не останавливает. Мы резвимся до тех пор, пока не выплескиваем из лужи всю воду.

— Звездочка моя, я уже замерзла. И ты наверняка тоже, — трогаю ее уши — две ледышки. — Пойдем, наденем носочки.

Машка протягивает ручки: не пойдем, а поедем.

Я прижимаю ее к сердцу, обнимаю так, чтобы поделиться теплом как можно больше. Машка крепко, как обезьянка, обхватывает меня руками и ногами. Счастливые, мы возвращаемся на плед. Нас догоняют Лео и Сашка, чумазые после игры в футбол.

Я переодеваю Машке штаны, Сашке даю чистую майку. А вот себе я сменную одежду не брала: не думала, что буду купаться в луже. Искоса поглядываю на Лео. Пожевывая травинку, он смотрит на нас таким загадочным, глубоким взглядом, словно допил мое пиво. Но нет, банка, как и была, наполовину полная.

— А теперь я хочу домой.

Улыбаясь, Лео отшвыривает травинку.

— Ваше желание будет исполнено!

В этот вечер дети засыпают рекордно рано: нет и одиннадцати. Перед тем, как выйти из спальни, я проверяю поцелуем лоб Машки. Все в порядке.

Лео дожидается меня на диване в сумраке гостиной, я падаю рядом без сил. Некоторое время мы лежим молча, не шевелясь. Хорошо, что мне не хочется пить. Потому что я лучше умерла бы от жажды, чем поднялась за стаканом воды.

— Сегодня был хороший день? — спрашивает Лео.

Я открываю глаза, моргаю от света бра, который нацелен на меня, и понимаю, что вопрос прервал мое погружение в сон.

— Да, хороший. Только я не чувствую своих ног. И рук.

— Но вы счастливы?

— Да-а-а. А ты?

— Тоже.

Я снова закрываю глаза. Чувствую, как нагревается мое плечо от близости руки Лео. Мне приятно и спокойно рядом с ним. А еще я чувствую легкую щекотку в солнечном сплетении. Похоже на ожидание чего-то неизвестного, но хорошего — вроде поездки на море в детстве.

— Знаешь... — я усилием воли перекатываю свое тело на бок и кладу ладонь под щеку, чтобы рассмотреть профиль Лео. Красивые четкие губы, густые ресницы, упрямый подбородок. Его легкая небритость магнитит кончики моих паль­цев. — Пашка — мой лучший друг — всегда желал мне счастья. Правда, в некоторой извращенной форме. Еще до замужества он все время сватал меня за кого-нибудь. То за толстяка с добрым сердцем, то за домашнего мальчика со скрипкой, то за ответственного научного сотрудника с правильным взглядом на жизнь.

— И что вас смущало? — уголки его губ вздрагивают, ресницы по-прежнему сомкнуты.

— Наверное, слова «добрый», «домашний» и «правильный». Во мне всегда все горело, я жаждала приключений. Искр во взгляде. Оголенных нервов. Ну, знаешь, автостопом через полстраны ради единственного поцелуя и тому подобное.

— И почему вы думаете, что домашние мальчики на это не способны?

— Потому что их мама не отпустит, — улыбаюсь.

Алкоголь делает меня уступчивее самой себе, позволяет расцветать мыслям, которые обычно даже не прорастают. Я представляю, как провожу подушечкой пальца по губам Лео. Они теплые и податливые.

— Ты уже многое узнал обо мне — почти все. А как проходит твой день? Что ты делаешь, когда просыпаешься утром? Что ешь на обед?

Лео поворачивает ко мне голову, и я осознаю, что наши лица находятся слишком близко, даже сложно долго смотреть друг другу в глаза. Но никто из нас не отодвигается.

— Ты действительно хочешь это узнать? — он скользит взглядом по моей переносице, по губам — и снова смотрит в глаза.

Щекотка в груди усиливается.

— Очень.

— Тогда возьми завтра отгул и приходи ко мне.

— Нет, — я улыбаюсь: настолько несбыточно это желание, — я не могу.

— Это не предложение, Анна, — он чуть отодвигается, и теперь я могу сколько угодно смотреть в его глаза. — У нас уговор. До конца этого дня вы делаете только то, что хотите.

— Мы же на завтра...

— Но отказываете вы себе в этом сегодня.

— Нет, — коротко отвечаю я.

— Очень жаль.

От тона его голоса мне становится горько.

Я жду, пока он встанет, чтобы продемонстрировать свое отношение к моему поступку. Но он все еще смотрит мне в глаза — внимательно, будто разговаривает с моей душой. Кажется, ему действительно жаль.

— Я не могу, Лео.

— Конечно, можете, — он улыбается.

Какая неожиданная реакция на мой отказ.

Мне нравится его улыбка. Он словно знает обо мне что-то, чего не знаю я.

— Хорошо. Отгул так отгул.

Теперь мы улыбаемся друг другу.

— Это отличное решение, Анна.

— Не думаю.

— Завтра посмотрим, — Лео встает с дивана, протягивает мне руку. — Я буду ждать вас.

Я отпускаю его руку только у двери. Тепло его ладони остается со мной. Так и стою: одна рука теплее другой.

Перед тем, как открыть входную дверь, я машинально щелкаю выключателем. И не сразу понимаю, что не так. Свет зажегся! Черт побери, я две недели завязывала шнурки на ощупь!

— Вкрутил лампочку, пока вы укладывали детей, — признается Лео. — Едва разобрался с плафоном: очень странная и неудобная конструкция.

— Дизайнерская лампа, — с нежностью в голосе произношу я.

— Так и думал... Знаете что, Анна? Сейчас вы кажетесь если и не счастливой, то удовлетворенной.

Я хихикаю.

— Так и есть.

— Сохраните это чувство до следующей встречи.

— Оно сохраняется автоматически. Автосейв.

— Отличная функция, — Лео заканчивает фразу с такой интонацией, словно собирается сказать что-то еще. Но прощается кивком и выходит из квартиры.

Я закрываю за ним дверь и прислоняюсь к ней спиной.

Сладких снов, Лео.

Лео стоял, прислонясь к машине, и смотрел, как окно коттеджа вспыхивало оттенками то желтого, то синего. Они напоминали мерцание огня. Лео невольно поднес пальцы к лицу. Конечно, после душа запах дыма исчез, но его все же можно было представить.

Воображение — прекрасная штука. Оно позволяет быть свободным. Когда сегодня Анна спросила, что бы он хотел сделать прямо сейчас, воображение живо нарисовало картинку. Волшебные мгновения. И такие реальные... Лео взглянул на окно — и улыбка исчезла.

Он открыл портмоне лишь для того, чтобы убедиться: остались только копейки.

Катерина открыла дверь быстрее, чем Лео дотронулся до кнопки звонка.

— Я приготовила на ужин борщ. Разогреть? — Это было самое вкусное приветствие, которое он слышал за последнее десятилетие.

Тарелкой такого борща можно было соблазнять Еву в Рай­ском саду вместо яблока. Насыщенно-красный, с золотистыми крапинками и сметанным островком, посыпанным мелко нарезанной петрушкой. Наполняющие кухню запахи, казалось, впору черпать ложкой.

— Добавки? — Катерина стояла, опираясь о подоконник, и смотрела на Лео сквозь завитки сигаретного дыма. На ней был короткий шелковый халат оттенка молочного шоколада. Поблескивали золотые сережки-звезды.

— С удовольствием, — согласился Лео, обгладывая мясистое ребрышко.

Сосиска, приготовленная на костре, тоже была вкусной, но она давно провалилась в бездну голодного желудка.