Она припарковала машинку возле вытянутого двухэтажного здания. Я ожидал увидеть что-то вроде неприметного кирпичного барака, но Извара меня удивила.

Почему-то здание напомнило мне старинный монастырь где-нибудь в глубинке нашей необъятной. Толстые белокаменные стены вызывали ассоциации с кремлем в Ростове Великом. Почему-то подумалось, что к строительству этого дома мог приложить руку сам Рерих. Особенно выделялась пристроенная к левому крылу церковка, на высокое крыльцо которой вела лестница в старорусском стиле.

И как раз на этом крыльце нас уже встречали. Только вот прием обещал быть не просто тёплым, а, блин, адски жарким!

— Это шутка такая? — прошипел я, уставившись на связную. — Он что здесь забыл?

На крыльце стояли трое. Незнакомый рослый мужчина лет сорока, одетый в довольно простой, похожий на рабочий, костюм. Рядом с ним переминалась с ноги на ногу дамочка в форме надзирательницы Исправительной академии — она была на голову ниже своего спутника и, судя по презрительным взглядам, которые на него кидала, явно не была в восторге от такого соседства. Эту женщину я мельком видел на острове, но она работала с другим отрядом.

И прямо как вишенка на тортике, словно все они хотели довести ситуацию до абсурда, третьим на лестнице стоял… Олег Вяземский. Тот самый. В городской одежде, сверкая начищенными лаковыми туфлями и с дорожным саковяжем в руках.

Только что прибыл, значится.

— Зачем здесь Вяземский? — повторил я вопрос, когда мы выбрались из машины.

Индира Святославовна пожала плечами.

— Насколько мне известно, этот юноша тоже не прошел комиссию на выпуск. Поэтому был направлен сюда для исправления. Впрочем, обо всем этом вам расскажут ваши новые наставники.

Я стиснул кожаные ручки сумки так, что костяшки пальцев побелели. Еще этих разборок не хватало! Я намеревался решать проблемы поочередно: сперва разобраться с заданием Самойлова, затем вернуться домой и, выторговав передышку перед вступлением в орден, разобраться с Воронцовым и его претензиями. Ужасно не хотелось смешивать одно с другим.

Хотя так, быть может, будет даже проще. Вяземский взирал на меня с высоты ступеней с нескрываемым презрением — почти таким же взглядом, какими надзирательница осыпала мужика. А я такое не любил. Значит, будет повод обсудить все претензии. И скоро.

— Опаздываете, Индира Святославовна, — добродушно улыбнулся мужчина. — Зато, как вижу, рейс не порожний.

Госпожа Рерих похлопала по багажнику автомобиля.

— В центре опять половину дорог перекрыли, Евгений Александрович. Зато, пока ждала, заехала за гостинцами для ваших подопечных.

Ловким движением она распахнула багажник и выудила оттуда два бумажных мешка. Запахло вяленым мясом.

— Забирайте, — улыбнулась она. — И Оболенского, и гостинцы. А мне пора в актовый зал.

Мужчина спустился ко мне и, подхватив пакеты левой рукой, протянул мне первую для приветствия:

— Здравствуйте, Владимир Андреевич. Я ваш наставник, Митрофанов Евгений Александрович.

Я внимательнее вгляделся в его непримечательное лицо. Неодаренный, это точно. Я не чувствовал в нем силы. Но сила у него была другая — физическая крепость, грубоватая харизма и некая обезоруживающая простота. Он чем-то напомнил мне физрука в старой школе — тот, в отличие от распространенного мифа, не пил и пытался привить нам любовь к физкультуре. Да и мужиком был мягким.

Я кивнул и крепко пожал ему руку. А боковым зрением заметил, как от этого перекосило Вяземского. Что, вражина, не нравится якшаться с простолюдинами? Это ты зря. Зря…

Поймав мой взгляд, “физрук” кивнул в сторону одаренных.

— А этих господ вы, должно быть, уже знаете. Анастасия Григорьевна Суворова из Академии, где вы раньше отбывали провинность. И господин Вяземский…

— Мы знакомы, — процедил вражина.

— Тем лучше, господа, — кивнул мой новый наставник. — Поскольку теперь вы в одном отряде.

Я бросил быстрый взгляд на Вяземского. Пусть бесится. Выйдет из себя — совершит какую-нибудь ошибку. А мне только и нужно, чтобы он облажался — тогда можно прихватить его за задницу и вытащить всю информацию.

Так что буду тихонько бесить Олежку одним своим существованием.

— Итак, господа новоприбывшие воспитанники, — снова улыбнулся Физрук и жестом попросил всех спускаться. — Прибыли вы удачно, у ваших одногруппников как раз сейчас свободное время. Мы с Анастасией Григорьевной проведем для вас небольшую экскурсию, объясним порядки. Заодно и познакомитесь с остальными одногруппниками.

Не знаю, какая кошка пробежала между этим Митрофановым и надзирательницей Суворовой, но их рабочие отношения явно были натянутыми. Хотя наверняка надзирательницу просто раздражал сам факт того, что вместо элитного исправительного учреждения она оказалась в пропахшей навозом и сеном земледельческой колонии.

Что, господа аристократы, непривычен аромат говна по утрам? Бесит, что приходится сотрудничать с плебсом? Ничего, им полезно. Высшим классам, знаете ли, довольно вредно совсем уж отрываться от своего народа. Отечественная история знает несколько эпизодов, когда подобное весьма скверно заканчивалось.

— С удовольствием познакомлюсь с вашим заведением, — я постарался улыбнуться как можно дружелюбнее, чем вызвал когнитивный диссонанс у остальных. — Евгений Александрович, какой здесь распорядок дня?

Все наконец-то спустились, и мы медленно побрели вдоль белокаменного главного корпуса. Окна были расположены высоко, но мне хватило роста, чтобы немного в них заглянуть. Я увидел учебные классы, мастерские, какую-то общую комнату, в которой сейчас занимались подростки помладше…

— Распорядок приближен к старинным порядкам, — с горящими глазами принялся вещать Физрук. — Подъем ранний, в шесть. Час дается на умывание, приведение себя в порядок. Здесь удобства на этаже, поэтому иногда приходится постоять в очереди, чтобы принять утренний душ. Но часа всем обычно хватает.

— Понял, — кивнул я. Ну, мне не привыкать.

— В семь утра общи сбор и завтрак. На общем сборе наставники проверяют укомплектованность групп. Если есть больные, их регистрируют и передают информацию в лазарет. Также обычно на общем сборе присутствует директор и рассказывает важные новости, если таковые есть. Завтрак общий. Еда у нас без изысков, но сытная и здоровая. Многие продукты воспитанники выращивают самостоятельно — и это тоже дань земледельческим традициям. Стараясь для себя и своих друзей, ребята учатся подходить к труду ответственно.

Да понял я уже, что у них тут филиал рая на земле, где все друг другу братья и сестры. Тьфу ты!

— На завтрак отводится час. С восьми утра начинаются учебные классы. Занятия длятся до полудня, затем в полдень обед.

— А какие занятия? — скорее для вежливости спросил Вяземский.

Митрофанов пожал широкими плечами.

— Зависит от уровня подготовки воспитанников. В базе — общая для империи школьная программа. Вам, господа, боюсь, ничего нового не расскажут, вы же гимназисты… Но большинству воспитанников здесь не так повезло с происхождением и уровнем жизни. Некоторые и считать-писать сносно научились к двенадцати годам.

Я удивленно моргнул.

— Как же так?

— Ну, Владимир Андреевич, у нас здесь все же не курорт, а исправительное учреждение. Сами понимаете, сюда непростые люди попадают. Проблемные. Кто-то с раннего возраста работал и потому не ходил в школу. Иные просто не учились…

Меня это объяснение не шокировало. Удивило скорее то, что здесь, в этом довольно высоко развитом мире, все еще сохранилось настолько серьезное расслоение. Хотя разве в моем родном мире было иначе? Выходит, мало чем эти миры и отличались.

— На обед также отводится час. Часу до трех дня воспитанникам предоставляется свободное время на выполнение домашних заданий, участия в кружках. Их у нас, к слову, несколько. Помимо культурных мероприятий, которыми заведует уже знакомая вам Индира Святославовна, есть еще несколько спортивных секций, занятия по дрессировке для занятых в питомнике… И библиотека, разумеется, — с гордостью произнес Физрук. — У нас она очень обширная. Многие меценаты, увлекающиеся коллекционированием, пожертвовали крайне ценные экземпляры. Словом, господа, вы найдете, чем занять себя в свободное время.