— Поднимайся, — я выпрямился сам и подал ему руку. — Пойдешь со мной.

Глыба приподнял рассеченную бровь.

— Прошу прощения?

— Ты у меня как чемодан без ручки, Глыба. Тащить будет тяжело, но и бросить нельзя. Ноги у тебя целы, так что пойдешь со мной к машине. Я сдам тебя службе, а там пусть решают твою судьбу.

Тьма во мне верещала, выла и умоляла выпить его дар сейчас. Бросить его, высушить до дна и спасаться самому. И я с трудом подавил ее вопли в свое голове. Нет, так будет неправильно. Так нельзя. В первую очередь, для дела. Нужен свидетель, а Глыба за столько лет видел многое. Тьма, заткнись. Потом кого-нибудь сожрем.

Пришлось подхватить и встряхнуть Каменева, чтобы он смог подняться — переломы не позволяли нормально за меня ухватиться.

— Все, идем, — сказал я. — Я помню дорогу.

Глыба смерил меня недоверчивым взглядом.

— Странно. Вы ведь не хотели оставлять мне жизнь. Я чувствовал это.

— Ты оказался полезнее живым, — проворчал я. — Шевелись. Идешь первым.

Бастард еще раз скользнул по мне полным сомнений взглядом, но, убедившись, что я не собирался убивать его в спину, шагнул. Шаг, второй…

Что-то бахнуло с правого боку с такой силой, что земля под нами содрогнулась. Я инстинктивно пригнулся и зажмурился. Что-то пролетело перед моим носом. Что-то большое, горячее… Словно раскаленная шаровая молния.

Шедший впереди меня Глыба рухнул замертво. Потому что ему напрочь снесло голову. От нее даже ничего не осталось…

Я успел лишь отшатнуться. Обернулся, ища источник этого странного огненного шара.

И ровно в этот момент что-то ударило меня по затылку с такой силой, что в глазах мгновенно потемнело. А я почему-то подумал, что зря сразу не снял с Каменева ботинки…

Первым в нос ударил запах. Что-то, похожее на нашатырь. Противные миазмы защекотали ноздри, и я чихнул, не успев даже глаз открыть. Тело подкинуло на горизонтальной поверхности, а затылок тут же взорвался болью.

Я застонал.

— Будьте здоровы, — донеслось откуда-то сбоку.

Осторожно открыв глаза, я уставился в потолок. Темный, выделанный серым камнем или потолком под «природный стиль». Лампы светили тускло, как в старом подъезде. Стены тоже темные, и в этом полумраке они казались почти черными. Ни одного окна, словно это был подвал. Мебели, считай, и не было.

— Кто вы?

Я попытался подняться, но грудь, пояс и конечности стягивали крепкие ремни. Так-так… Где-то мы уже это видели. Ну е мое…

— Где я?

Мне не ответили. Я смог повернуть голову и увидел сгорбленного мужчину средних лет, который сосредоточенно возился… над Елисеевой. Грудь Аглаи вздымалась при каждом редком вдохе. Жива! Жива, черт возьми.

— Что с ней?

— Пулевое ранение в грудь, — наконец-то отозвался странный мужчина. — Пожалуйста, не мешайте мне. Я должен сосредоточиться. Ранение непростое, и у нее мало времени.

Понятно. От этого мужика ответов я не добьюсь, по крайней мере, в текущем состоянии вещей. Мужик тем временем склонился над Аглаей — он уже срезал с нее окровавленную одежду и худо-бедно обработал рану, а теперь положил одну руку на место раны, а второй пытался обхватить Аглаю за спину. Получалось у него не очень, и я не понимал, чего именно он добивался.

— Может вам помочь?

— Соблюдайте тишину, если хотите, чтобы ваша подруга жила.

Ладно, заткнулся. По крайней мере, Елисееву пытались спасти — это, конечно, не успокаивало, но за нее можно было порадоваться. Я бы точно с таким ранением не справился, не было у меня дара целительства и соответствующих навыков.

Поэтому я, не сводя глаз с мужика, наблюдал за каждым его движением. Он все-таки смог обхватить девушку так, чтобы рана — а она, судя по всему, была сквозной — оказалась между обеими его ладонями.

А затем… Это трудно было объяснить, да и глазам верилось с трудом, но ладони мужчины словно начали светиться изнутри. Теплым солнечным светом, словно в весенний полдень. Наверняка это была игра разума, а может я просто слишком сильно приложился головой — но мне показалось, что я даже начал чувствовать запахи нагретой солнцем травы. Даже по моему телу разлилась приятная благодать.

Дар был мощный, созидательный. И не походил на то, как работали другие лекари, которых я успел повстречать. Здесь не было боли — только свет, тепло и что-то непостижимое.

Аглая была без сознания. Ее нельзя было назвать красавицей — все же не было в ней исконного аристократизма и утонченности, присущей чертам многих выходцев из старых знатных родов. Но сейчас ее осунувшееся бледное лицо заострилось, и она напоминала мраморную статую самой себя. А может так работал тусклый свет ламп… Откуда-то проступила утонченность, и лишь осознание того, что она была на грани жизни и смерти, убивало все впечатление от картины.

Свет соскользнул с пальцев безымянного лекаря и растекся потоками по телу девушки. Он крепко прижал ладони к ее ране, скорчил непонятную, но, казалось, мученическую гримасу… И свет из его ладоней на миг стал таким ярким, что ослепил меня.

И через мгновение лекарь уже бережно опустил Аглаю обратно на кровать.

— Как она? Жить будет? — хрипло спросил я.

— Да.

Лекарь выглядел усталым. Словно за эти пару минут работы постарел на десяток лет. Высох, как лист.

— Как вас зовут?

— Это не имеет значения, — сказал лекарь и отвернулся. — Я просто должен был не дать вам умереть.

— Эй! — Я поерзал в своих путах, безуспешно пытаясь выбраться. Что-то было странное в этих ремнях. Обычные кожаные я бы порвал даже в полуобморочном состоянии. Но здесь явно знали, с кем имели дело, и подстраховались. Только как? Из какого материала они сделали путы? Или дело было не в них?

Мне опять что-то дали? Чем-то накачали?

Почему я чувствовал себя таким беспомощным? Даже Тьма затаилась…

Лекарь поднялся, собрал инструменты, окровавленное тряпье и направился к выходу — тяжелой металлической двери.

— Погодите, — я снова дернулся, натянув ремни. — Куда вы?

— Здесь я закончил, — пожал плечами лекарь. — Вашей жизни ничто не угрожает. Остальное — не моя забота.

Он постучал, и дверь приоткрылась через несколько секунд. Судя по звуку, открывали ее воротом. Да уж, ничего себе бункер…

Почему-то я не сомневался, что это был именно бункер. Тот самый, о котором с таким придыханием рассказывал Минин. Если ранение Аглаи было настолько серьезным, то она вряд ли бы перенесла долгую поездку. Да и мои внутренние часы хотя и могли ошибаться, но подсказывали, что прошло не так много времени. А где еще было нас прятать, если не в этом подземелье?

Но эту гипотезу еще предстояло проверить.

Дверь за лекарем закрылась, я снова услышал ворочанье замка и уставился в потолок. Елисеева все еще была без сознания. Оно и неудивительно, пусть отдыхает. Хорошая новость — ей решили оставить жизнь. Хотя это было странно — ведь она успела кое-что увидеть. Так зачем им живой свидетель?

И почему тогда убрали Глыбу? Вряд ли это была «сопутствующая потеря».

Думай, Хруст. Выбраться отсюда так просто не выйдет, и, в отличие от острова, союзников у тебя в этом подвале нет. Аглая — не помощница, а сам ты почти что обездвижен. Единственный путь к свободе — через дверь, а я не мог ее пробить. Дар даром, но здравый смысл таки должен быть.

Я заскрипел зубами от гнева. Ну что, Тьма? Когда нужно, где ты? Где твои мрачные дары и где твой голод, что мог придать сил? Чего молчишь?

Аглая застонала, но так и не пришла в себя. А спустя мгновение замок двери снова заворочался.

Я как мог приподнялся на кровати, хотя получилось только держать голову. Дверь медленно открылась, и в темную то ли комнату, то ли палату бодрой деловитой походкой вошел невысокий человек лет тридцати с небольшим. Он толкнул дверь и единожды стукнул, чтобы ее закрыли, скользнул равнодушным взглядом по лежащей Елисеевой и уставился на меня.

— Здравствуйте, Владимир Андреевич.