—Даже думать об этом не смейте, — отрезал я. — И я их не брошу. Я обещал им, что вернусь.

Брат Луций вновь печально улыбнулся.

— Вот вы и вернулись. С подмогой. Теперь предоставьте нам выполнять свою работу, ваше сиятельство. Вы и так уже сделали гораздо больше, чем можно было надеяться…

Я решительно замотал головой. Ноги налились силой и пружинили, готовясь сорваться и побежать в любой момент. Тело снова переходило в «боевой режим», а ведь это было неспроста. Значит, ещё не все кончено. Значит, еще есть с кем сражаться. И кого спасать…

— Да в жопу вас всех, — сказал я и рванул с места.

Я бежал, почти не касаясь ногами земли. О последствиях этой выходки подумаем как-нибудь позже, если это еще будет иметь какое-то значение. Я не знал и половины того, что могли рассказать Катерина и Мансуров с позиции заключенных. А Роман мог дополнить картину — к тому же он был прислан сюда, чтобы выяснить детали. Наверняка и у загнанного в угол, но отважного лекаря Тимофея Викторовича было что сказать. Все они были важны. Мой рассказ без их свидетельств ничего не стоил.

Потому что одного меня можно было легко оговорить, устранить, обезвредить… Спишут все на травму головы, на помутнение рассудка, да на что угодно, лишь бы обесценить мои слова. Я ведь не знал, с какой силой столкнулся и кому перешел дорогу. Но столько голосов никакой Лазарь не заткнет. Поэтому я должен был вытащить их всех. Вытащить — и дать этому делу самый громкий резонанс.

Моя миссия была лишь в том, чтобы привести помощь и спасти свидетелей. Несомненно, очень важная и в чем-то даже ключевая. Но это было не все. И я собирался расшибиться в лепешку, но сделать все возможное, чтобы граф Баранов заливался соловьем в застенках казематов «десятки».

И я хотел привести Катерину за руку на Сенатскую площадь — или где там нынче устраивали публичные слушания и приводили наказания в исполнение — привести, чтобы она присутствовала на процессе, чтобы видела, что за нее отомстили.

А потом… А потом разберемся.

— Оболенский!

— Стойте!

Я слышал, что брат Луций и Самойлов что-то кричали мне вслед. Темный маг даже побежал за мной, но быстро отстал, ибо явно был лишен даров воина. А я припустил во весь опор, благо организм действительно быстро восстанавливался.

Взбежав на холм, где полыхал некогда прекрасный в своей строгости белоснежный главный корпус, я оглядел масштабы бедствия. Рвануло явно изнутри. Очаг возгорания был сильнее на первом этаже, но огонь уже подобрался ко второму, кое-где даже лизал крышу. Не знаю, сколько там было в тротиловом эквиваленте, но бахнуло очень мощно.

— И ведь рванули именно тогда, когда поняли, что мы рядом, суки такие, — выдохнул я.

— Значит, не успели все убрать. Или убрали не всех, — запыхаясь, прохрипел позади меня брат Луций.

Я озадаченно обернулся.

— Вы-то зачем за мной полезли? Бессмертный что ли?

— Так и вы не бессмертный, Владимир Андреевич. Потому и подстраховываю. Одаренные, хотя и отрекаются от рода, когда проходят посвящение в Орден, но испытывают ностальгическую привязанность к мирской семье. Поэтому если с вами что-то случится, Темная мать Друзилла подвергнет меня таким мучениям, что вам и не снилось. Она, знаете ли, весьма вредная старуха. И с фантазией.

Я усмехнулся. Надо же. Кровь все-таки не водица.

— Тогда, боюсь, вам придется разделить со мной мое сумасбродство, — сухо ответил я. — Потому что меня вы остановить не сможете. А если попытаетесь, клянусь, будете мечтать о муках авторства Друзиллы.

Темный брат равнодушно пожал плечами.

— Что ж, тогда вы как минимум будете под моим присмотром.

А мне начинал нравиться этот Луций. Сперва показался пафосным щеголем, особенно с этой его слишком утонченной мордашкой и излишне вежливыми манерами. Но на деле проявил себя достойно. Не ныл, впрягался во всю движуху, пытался помогать и думал не только о своем Ордене, но и об окружающих. Вызывало симпатию. Судя по всему, должность Луций занимал не из высших — может поэтому сохранил тягу к гуманизму. Еще зачерстветь не успел.

Если в Ордене была хотя бы половина таких, как этот парень, то не такое уж это и страшное место.

— Тогда не отставайте, — велел я и направился дальше.

Чем ближе я подбирался, тем сильнее воняло тухлыми яйцами. Газ? Устроили утечку и подорвали? Я шумно вдохнул воздух и многозначительно посмотрел на Луция.

— Пытаются сымитировать несчастный случай, — спокойно ответил темный брат. — Ожидаемо. Но им это не поможет.

Я крутил головой, пытаясь прикинуть, как подойти и куда бежать первым делом. Романа наверняка будет искать Самойлов. И если засланец еще был жив, то сам объявится и сдастся. Так что мое дело — ребята и лекарь.

Я указал в сторону Лазарета — флигеля на отшибе, до которого, тем не менее, уже добрался огонь.

— Луций, вы пожары тушить умеете?

— А я похож на пожарного?

— Дар у вас какой?!

— Не по этой части у меня дар, — проворчал темный брат. — Темный ментализм, ваше сиятельство. Дисциплинарий должен уметь убеждать.

— Хреново.

Я, впрочем, тоже не особо походил на огнеборца. Но у меня хотя бы были мощь и выносливость Оболенских.

— Как войдем, пробегитесь по палатам, помогите вывести больных, — перейдя на бег, велел я. — Я найду лекаря.

— Мне это не нравится…

— Засуньте себе ваше отношение сами знаете куда! И не пытайтесь применить на мне эти ваши темные ментальные штучки — сейчас не тот случай. Вы хотели обезопасить людей — действуйте.

К моему удивлению, брат Луций почему-то не стал со мной спорить. Лишь приподнял ровную бровь.

— Продолжаете удивлять, ваше сиятельство. Вас в это учреждение точно не засунули по ошибке?

Я жестом указал ему на ряд окон.

— Там палаты. Рамы деревянные, камней куча. Справитесь.

— Но как…

— Солдат привлеките, блин! — бросил я. — Зря их, что ли, сюда пригнали?! Увидимся.

И я рванул дальше, оставив озадаченного колдуна наедине с нетипичной задачей.

Я пробежал с подветренной стороны вдоль стены, надышался дыма, откашлялся, но заглядывал в каждое окошко в надежде увидеть кого-то из знакомых. Ничего.

Наконец я добрался до окна кабинета лекаря. Занавешены, рамы заперты, форточка закрыта. Не к добру. Недолго думая, я с разбегу влетел в окно — сейчас-то уж зачем беречь казенное имущество? Сгруппировался — прыжок наверняка получился эффектным. А вот разбивать и без того раненой башкой стекло было не очень мудро. Зато эффективно. Но я вообще мудростью не отличался.

Приземлившись на пол под звон осколков, отдаленные крики и топот ног в коридоре, я огляделся. Весь кабинетик лекаря был заполнен дымом, и он вырвался в разбитое окно, позволяя мне разглядеть то, что было внутри.

— Тимофей Викторович!

Врач лежал у двери — прямо под щелочкой, откуда из коридора в кабинет тянулись мелкими смерчиками клубы серого и едкого дыма. Лекарь был без сознания. Возможно, заперся — или его нарочно заперли. Вокруг царил хаос, словно здесь боролись.

Я бросился к доку и поволок к окну, на воздух.

Черт, чем у нас в чувство угоревших приводят? Кислород дают, но откуда мне было взять его в этом кабинете? Не было здесь ни баллонов, ни масок… я подхватил его — на удивление тяжелого, и перебросил через окно на едва позеленевшую лужайку.

Так, что дальше? Вроде он дышал. Значит, еще не все было потеряно. Вроде надо растирать грудь, делать искусственное дыхание? Еще, кажется, помогала холодная вода…

Я как-то угорел в деревне у бабушки в бане. Так меня первым делом в сугроб бросили — быстро пришел в себя. Но сугробов не было. Зато в кабинете нашелся небольшой холодильник — и я, бросившись к нему, выгреб все пакеты, ампулы и все, что могло охладить лекаря.

Разместив это добро на груди и голове, я снова попытался нащупать его пульс. Есть! Слабый, но ритмичный. Сердечко работало. А ну, мотор, давай, разгоняйся… Нам сейчас нужна быстрая езда!

— Тимофей! Ну же!