Охранник чуть прихрамывал, но на его скорость это почти не повлияло. Судя по тому, как быстро шагал этот Рома, ему и самому не хотелось проводить на подземном уровне ни единой лишней секунды.

Когда мы подошли к массивной металлической двери, он набрал код и кивнул:

— Сейчас там будет лестница, а перед ней — дверь в каморку, где мы отдыхаем. Так что нужно идти очень тихо… если вы не намерены убить всех, конечно.

Сейчас это не было моим приоритетом. Сперва — очутиться на поверхности, а там посмотрим. В идеале бы замуровать этот этаж, законсервировать до прибытия незаинтересованных официальных органов… Но никаких способов сделать это я не видел. Было бы здорово, например, сменить код, но у нас не было возможности.

Мансуров осторожно тронул меня за плечо.

— Чего? — я раздраженно обернулся.

— Катерина… Кажется, ей нехорошо. Она что-то побледнела.

— Она всегда бледная.

— Нет, Мокрый. Она это… Совсем…

Мысленно чертыхнувшись, я жестом велел охраннику подождать, а сам осторожно снял нашу ведьму с плеча. Мансуров был прав: что-то с Катей было не так, даже относительно ее обычного состояния.

Кожа стала совсем белой, словно восковой. Я даже мог разглядеть сетки сосудиков и вен — синие веточки на тонком изможденном тельце. Осторожно прикоснувшись к ее шее, я попытался нащупать пульс.

Сердце билось, но как-то вяло. Редкие удары, слабые. Словно ее телу было тяжело качать кровь. Не нужно было никаких особых медицинских знаний, чтобы понять — Катерине срочно требовался лекарь. Отравление препаратами? Переборщила с прослушиванием своей «радиостанции»?

Я поднял глаза на паренька.

— С ней раньше такое бывало?

— Не знаю… Я слышал только, что какое-то время назад ей начали давать другое лекарство. Что-то сильное. Они хотели, чтобы это помогло ей взять силу под контроль. Но, кажется, не вышло.

— Ясно, — я выпрямился и снова бережно перекинул ее себе на плечо. — Значит, первый пункт плана понятен. Нужно в лазарет.

Мансуров замотал головой.

— Не-не-не! Нельзя туда!

— Вариантов нет. Ей нужна помощь.

Кроме того, мы с Тимофеем Викторовичем все же друг друга прикрыли. Да, на него оказали давление, но он пытался меня отбить. И с него точно спросит Лазарь или кто-то другой из этой странной организации. И спросят так, что наверняка мало не покажется. Так что он с нами в одной лодке. Хочет выбраться из передряги — пусть помогает.

Со всей этой беготней я позабыл о ране, которую мне нанесла Драгана. А она, между прочим, была неприятная. Адреналин меня отпускал, бедро начинало болеть. Хорошо бы перевязать и закинуться какой-нибудь таблеткой.

И еще следовало найти Софию. Понять, успела ли она с кем-нибудь связаться. Хорошо если она сможет помочь выбраться с острова или хотя бы укажет, где спрятаться и как сообщить о том, что здесь творится, на «большую землю».

По моей команде охранник снова набрал код и нажал кнопку активации. Тяжелая стальная дверь, отшлифованная почти до зеркального блеска, отворилась. К счастью, почти бесшумно.

— Осторожно, — беззвучно напомнил Рома.

Мягкие кроссовки помогали шагать тихо. Только мокрые, заразы… Когда мы проходили мимо двери «надзирательской», старались даже не дышать — причем не сговариваясь. Затем осторожные шаги по лестнице. Раз ступенька, два ступенька, десять, пятнадцать…

Все это время я молил всех богов, чтобы Катерина не очнулась. Чтобы не закашлялась, не закричала, не застонала.

Только когда мы оказались в конце второго пролета, я позволил себе сделать глубокий вдох. Охранник снова набрал код — к моему удивлению, такой же, как и на двери ниже — и мы наконец-то оказались в темном коридоре.

— Все? — почти беззвучно прошептал Мансуров.

— Не совсем, — шепнул охранник. — Здесь тоже особо не шумите.

Судя по всему, сейчас была глубокая ночь. Я не понимал, где именно мы вышли, но это помещение явно было старым. Пахло сыростью, плесенью, спертым воздухом. Нас окружали голые кирпичные стены со следами снятой штукатурки.

Охранник зажег маленький фонарик и жестом велел следовать за ним. Стараясь не хрустеть мусором под ногами, мы медленно двигались по широкому коридору. Кое-где дверные проемы были просто пустыми арками, и я мог видеть сваленные в кучу небольшие кровати, наполовину истлевшую старую мебель: столы, стульчики, тумбочки… Вроде даже игрушки и книжки. Старинные окна-ячейки были застеклены мутными толстыми вставками.

В одном из залов обнаружились следы фресок на стенах: пейзаж центра Петербурга, на переднем плане резвились дети в форме гимназистов.

— Что это за место? — чувствуя неладное, тихо спросил я.

— Заброшенный корпус пансиона для детей младшего возраста, — отозвался охранник. — Раньше сюда забирали детей с десяти лет. Затем подняли порог до пятнадцати.

Я дернул плечами. По спине пробежал липкий холодок ужаса и отвращения.

Ладно пятнадцать лет — да, еще подростки, но это уже сформировавшиеся личности. Уже есть понятия о морали, совести, добре и зле. Первая любовь, поиск себя в мире и смыслов жизни. Сложное время, но ребята к этому возрасту обычно уже четко отличали хорошее от плохого. И уже понимали, за что несли ответственность.

Но десять лет? Десять, черт возьми! Это же совсем дети, только из начальных классов выпустились. Ни опыта, ни знаний — тут мамкина юбка да батина рука нужны, а не пансион. И как аристократки вообще соглашались отдавать своих чад сюда?

— Сироты здесь были, — словно угадал мои мысли охранник. — После Революции и Реставрации много детей дворянских сиротами остались, и не всех могли приютить дальние родственники. Потом, годам к пятидесятым, в этом совсем надобность отпала.

Мансуров скривился — было видно, что и его пробил озноб от одной мысли, что совсем маленькие дети могли оказаться в лапах того же Лазаря. Мы-то все хотя бы были близки к совершеннолетию.

Рома остановился и выключил фонарик.

— Слушайте меня. Я вывел нас через дальний ход. Подземелье делится на две части. Официальная четвертая группа находится прямо в подвале основного корпуса. Там же, где размещаются остальные.

— Но мы вроде на отшибе, — догадался я.

— Немного в стороне, да. Если хотите в Лазарет, придется пробежаться по территории. Сейчас ночь, но прожекторы работают. Кроме того, надзирательница успела передать новость нам и Лазарю. Значит, в Администрации наверняка тоже в курсе. Общую тревогу на острове объявили именно из дирекции.

Значит, Администрация была замешана в этом балагане самым непосредственным образом. Нет, понятно, что без ведома местного директора черта с два Лазарь мог бы отгрохать здесь свою подземную резервацию для особо одаренных. Но для меня это было одновременно и хорошо и скверно.

Хорошо — потому, что можно крепко взять за жабры местную верхушку. Потрясти как следует — и наверняка информация посыпется. И про Лазаря, и про эту его инициативу. Может еще что интересное расскажут.

А хреново было то, что администрация, прознав об инциденте в подвале, сделает все, чтобы не выпустить нас с острова и прикрыть собственную задницу. Потому как если аристократическая общественность обо всем узнает… Короче, будет больно. Всем.

Брат предупреждал, что здесь стояли какие-то особо мощные защиты от побегов. И сейчас нас наверняка будут очень тщательно искать. А когда найдут… Что-то мне подсказывало, что все обставят как несчастный случай.

— Ты с нами? — удивился я, взглянув на охранника.

Роман растерянно улыбнулся.

— Во-первых, на такое я не подписывался. Шел простым охранником. Тогда еще удивился странным вопросам в анкете, но не придал значения. Я же сирота — вообще никакой родни нет, в армии отслужил, хотел место подальше от цивилизации… Еще удивился, почему меня взяли, хотя отказывали более опытным. Это потом, когда увидел Драгану и подземелье… Но было поздно. Я сразу просек, что буду жив, пока молчу. Но не думайте, что все это время я радовался этой службе.