10 июля в Кремлёвском дворце съездов свежеиспечённый президент России под фанфары вышел на сцену трезвый, приглаженный и объявил:

— Граждане Российской Федерации! Клянусь при осуществлении полномочий президента Российской Советской Федеративной Социалистической Республики соблюдать Конституцию и законы РСФСР, защищать её суверенитет, защищать свободы и права человека и гражданина, права народов РСФСР, добросовестно исполнять возложенные на меня народом обязанности.

Все встали под звуки нового гимна России, в качестве которого тогда исполнялась «Патриотическая песнь» Глинки. Всё это действо было названо неудобоваримым для русского восприятия словом «инаугурация», которое остряки тотчас перемололи в «кенгурацию». Страсть к иностранным заимствованиям — болезнь всех русских реформаторов, которые почему-то обычно считают, что обновление России никак не возможно без искажения её природного языка.

Предстоятель Церкви удостоился приглашения на акт вступления Ельцина в должность председателя страны, как могло бы это именоваться вместо «президент». Но куда там! У нас и градоначальники теперь становились мэрами, хотя от этого слова быстро стали производить — «мэрское решение», «мэрское правление» и даже «мэрская морда» — всё мерзкое. Даже такой либерал, как теледеятель Парфенов, и то в своей программе «Намедни» заметил, что «президент России» в первое время звучало столь же абсурдно, как «царь США».

Выйдя на сцену, Святейший Патриарх Алексий II благословил первого президента России на честное служение своему народу. Надо полагать, он уже тогда понимал, что Ельцин едва ли станет хорошим правителем, ведь только слепой не видел, какие вражьи силы стояли за спиной у «царя Бориса». Но патриаршье благословение хоть как-то да должно было смягчить пришедшего во власть политика, готового безжалостно разрушать всё подряд, лишь бы сия власть ему была обеспечена.

23 июля Святейший в последний раз совершил литургию у раки преподобного Серафима в Богоявленском Елоховском соборе в сослужении сорока архиереев. Во второй половине дня автоколонна двинулась из Москвы на восток. Впереди ехала машина с установленной на ней большой иконой Серафима Саровского, за ней — микроавтобус с мощами, далее — автомобиль со Святейшим, а уже за ним — длинная вереница машин, в которых ехали архиереи, священники и миряне. Начался многодневный крестный ход, завершившийся в Дивеевской обители, где оправдалось пророчество преподобного Серафима о свече. Незадолго до своей кончины он передал свечу монахиням со словами:

— Одна из вас с этой свечой будет встречать моё тело — его перенесут и упокоят в Дивееве. Ведь я мощами своими не буду лежать в Сарове, а перейду к вам в Дивеево.

В 1833 году преподобного похоронили в Саровском монастыре. И в 1903 году после прославления Серафима в лике святых его мощи были положены в Троицком соборе Сарова. Потом грянула революция, мощи исчезли, а в 1927 году блаженная Мария Ивановна собрала всех дивеевских сестёр, зажгла пред ними ту заветную свечку и сказала:

— Одна из вас останется в живых, когда мощи преподобного Серафима вернутся в Дивеево, и она будет его встречать с этой свечой.

Единственной, кто остался в живых из тех сестёр в 1991 году, оказалась матушка Фрося. Когда Патриарх Алексий II с сонмом архиереев, сопровождаемый толпами верующих, вносил мощи преподобного Серафима в дивеевский храм, она, матушка Фрося, стояла в дверях, держа в руках зажжённую заветную свечу!

2 августа Святейший отправился в обратный путь. Неделю он отдыхал в Переделкине, потом 12 августа состоялась встреча прибывших из Петербурга мощей святителя Иоасафа Белгородского, которые поместили в Елоховском соборе, и Предстоятель совершил литургию. 15 и 16 августа он находился в Новгороде, совершал литургию в Софийском соборе. Вернулся в Москву к самому началу событий августовского путча.

Знал ли он о том, что таковые события произойдут? Надо полагать, человек такого уровня был осведомлён о том, что нечто подобное случится. 20 августа в подмосковной усадьбе Ново-Огарёво по инициативе Ельцина должно было состояться подписание договора между Россией, Белоруссией, Казахстаном и Узбекистаном о создании Союза суверенных государств. Этим впрямую нарушались итоги всенародного референдума о сохранении СССР. Часть партийной верхушки готовила ответный ход, которым, собственно говоря, и должно было стать создание хунты. В общем, в верхах знали, и наверняка знал Предстоятель Церкви, что конец августа будет жарким. Рано утром 19 августа, в праздник Преображения Господня, севастопольский полк КГБ блокировал президентскую дачу в Форосе, а в шесть часов утра было объявлено о неспособности Горбачёва выполнять свои функции по состоянию здоровья, о введении в стране чрезвычайного положения и о переходе всей полноты власти в руки ГКЧП — Государственного комитета по чрезвычайному положению. В Москву вошли подразделения Таманской мотострелковой и Кантемировской танковой дивизий — четыре тысячи солдат и офицеров, 362 танка, 427 бронетранспортёров и боевых машин пехоты. Группа спецназа «Альфа» отправилась в Архангельское к даче Ельцина, но приказа о его аресте так и не получила — тем самым руководители ГКЧП во главе с вице-президентом СССР Янаевым заведомо обрекли свой путч на провал. В пользу ареста главного демократизатора страны выступал только бесстрашный и честный генерал Валентин Иванович Варенников.

Итак, в шесть часов утра страна услышала о введении ГКЧП «в целях преодоления глубокого и всестороннего кризиса, политической, межнациональной и гражданской конфронтации, хаоса и анархии, которые угрожают жизни и безопасности граждан Советского Союза, суверенитету, территориальной целостности, свободе и независимости нашего Отечества; исходя из результатов всенародного референдума о сохранении Союза Советских Социалистических Республик; руководствуясь жизненно важными интересами народов нашей Родины, всех советских людей».

В создавшемся положении нас более всего заботит то, как повёл себя герой книги. Что должен был сделать Предстоятель Церкви? На какой стороне баррикад встать? Разумеется, ни на той, ни на другой. Потому что и то и другое — плохо. Плохо, если страну потянут силой в опостылевшее партократическое прошлое. Это неминуемо грозило гражданской войной. Плохо, если младореформаторы во главе с Ельциным продолжат свои хищнические разрушительные реформы. Это тоже грозило гражданской войной. И ему оставалось только одно — предстоять перед Вседержителем с мольбой о спасении России и предстоять перед обеими сторонами с мольбами, чтобы те не допустили кровопролития. Но не вставать ни на чью сторону. Ведь сказал же он в интервью «Известиям» в мае 1991 года: «Церковь не намерена заключать политические браки».

Утром 19 августа Первосвятитель отслужил литургию в кремлёвском Успенском соборе и совершил молебен о ниспослании мира. Многие тогда заметили, что в молитве «О богохранимей стране Российской» протодиакон вместо слов «во властех и воинстве ея» произносил: «и православном народе ея». А он мог это сделать только по особому благословению владыки, в данном случае Патриарха.

В тот же день Предстоятель обсуждал происходящие события с членами Синода и в ночь на 20 августа вместе со своим референтом, коим с 1990 по 1993 год являлся диакон Андрей Кураев, выработал текст заявления, выражающего позицию Церкви: «В жизни нашего Отечества произошло чрезвычайное событие. Президент СССР Михаил Сергеевич Горбачёв, избранный Съездом народных депутатов Советского Союза, отошёл от верховной власти в стране. При этом остаются неясными обстоятельства этого отхода. Такое положение смущает совесть миллионов наших сограждан, для которых встаёт вопрос о законности новообразованного Государственного комитета по чрезвычайному положению, объявившего о принятии им верховной власти в СССР.

В связи с этим мы заявляем, что в настоящий момент необходимо услышать голос президента Горбачёва и узнать его отношение к происходящим событиям. Мы надеемся, что Верховный Совет СССР даст принципиальную оценку случившемуся и предпримет решительные меры по стабилизации положения в стране.