Даже эта ужасающая новость не заставила меня двигаться и думать быстрее.

— Да что с тобой? — Казимир подлетел ближе, всмотрелся в мои глаза. — Где он?

— Кто?

Казимир меня уже не слушал, помчался вниз, и я за ним насколько это было возможно. Внизу не было никаких признаков нападения. Асимыч спал на печи, а птицы я нигде не видела. Казимир свирепствовал в углу, а перед ним сидел поникший Еремия.

— Он вас опоил, предатель! А ну, возвращай им нормальное состояние.

— А зачем? Ты зря пришел, только хуже делаешь.

— Что происходит?

— Пригрела ты на своей груди змею, Дарушка! Он вас всех предал и врагов на земли наши пустил. А ну возвращай ее обратно! — Еремия вздохнул, щелкнул пальцами и я будто ото сна очнулась.

— А! Птицу украли! Гады! Да что б вас! — Асимыч запутался в одеяле и едва не упал. Зло смотрел на нас. — И кому монетки лишние, а?

— Да какие монетки, смертный, жизнь спасать надо, — Казимир метался по комнате. — Дарна, сначала ты бежишь к лошадям и мчишься в город. Лошадь не жалей, твоя жизнь важнее.

— А что случилось-то? — Асимыч бегал взглядом от привидения ко мне и на приблуду.

— Тамалоти случились.

— Великая Матерь, — смотритель осенил себя великим кругом, кинулся за печь, чем-то загремел и вернулся, запихивая за пазуху мешочек с монетами. — Че стоишь?! Давай живо самое ценное взяла и побежали отселе.

— Как побежали? А люди?

— Поздно, — Еремия вздохнул.

Мы почувствовали, как земля задрожала, вокруг загудело так, что уши закладывало.

— Беги, глупая, — Казимир кружился вокруг меня, а я стояла и понимала, что бежать во-первых, поздно, а во-вторых, за нами деревни и там люди мирно спят не подозревают о беде.

— Казимир, ты сможешь ненадолго отвлечь этих тамалоти?

— Ты что задумала? Дарушка, говорю же тебе не убиенные они. Бежать надо.

— Вот и побежим, ты только отвлеки их, — Казимир подозрительно на меня посмотрел, но вылетел сквозь стену. — Асимыч, скачи в Куцики, предупреди людей, чтобы и те бежали.

— От малахольная, — старик покачал головой, но полез через окно на задний двор.

А я бросилась к артефакту вызова, но на месте его не оказалось. Ни на подоконнике, ни на полу возле его не было.

— Да куда же он подевался? — мы с Асимычем договорились, что артефакт всегда будет лежать здесь, чтобы в случае чего взгляд сразу на него падал. И самое обидное я никак не могла вспомнить, а был ли он вчера вечером или нет.

За окном будто огонь пронесся. Я прислонилась к окну и отпрянула, когда увидела летящий на меня огонь.

— Погоди, сейчас впущу, — я побежала к двери, чтобы впустить нашу птицу. У нее такое яркое оперение, что в темноте за огонь приняла ее.

— Не впускай! — Еремия вмиг оказался перед дверью.

— Почему это?

— Убьет она тебя. Анка людей ненавидит, она тамалоти служит переходом.

— Ты знал все это время и молчал? Еремия, как же так?!

— Прости, Дарушка, но у меня семья там осталась, я не мог поступить иначе.

— И артефакт ты украл?

— Я, — Еремия вздохнул и опустил голову.

— Правильно за тебя говорили, предашь и бровью не поведешь.

— Да не хотел я так! Я же просто должен был проследить, чтобы птица вылупилась и все. А тут ты! И я… я не смог уйти… и сказать не мог… семья у меня там.

Жалко мне его стало. Не хотела бы я оказаться в подобной ситуации.

— Некогда нам слезы лить, лучше артефакт верни.

— Не могу, анка его унесла.

— Да что б вас! Хорошо, а как от тамалоти этих избавиться?

— Так говорю же…

— Неправда! Никто не бессмертен.

В дверь постучали. Я напряглась, проверила защитные амулеты — нет их. Вот же ж, слов нет. И когда успел только? Впрочем, я настолько к амулетам привыкла, что давно не обращаю внимания, знаю, что висят и мы под защитой. Зря я расслабилась.

— Это анка, не открывай.

— Свои бы уже голос подали, — я кивнула и тихонько вставила засов. Никогда им не пользовались. Я еще с Асимыча смеялась, мол, засов для красоты стоит. А теперь не до смеха мне. — Тамалоти свет боятся?

— А как же, — Еремия приободрился. — За гранью вечный сумрак.

— Выходит, тамалоти нежить?

— И да и нет, — я приподняла бровь. — Понимаешь, они рождаются мертвыми. В их жилах нет крови и они в отличие от обычной нежити не разлагаются.

— Если рождаются, значит, и умереть могут.

Еремия тяжело вздохнул, сел под дверь и хотел сказать, но земля дрогнула, а птица сильнее в дверь забилась. Я подбежала к окну и рот открыла: перед домом черная дыра, а вокруг нее всполохи огня. И из этой дыры-портала выходили тамалоти: серая кожа привлекала и отталкивала одновременно, крепкие мускулистые тела излучали холодную силу. Лысая голова с тремя глазами выглядела непривычно, а клыки наводили на плохие мысли.

— Еремия, а чем они питаются? — я отошла от окна, обняла себя за плечи. Становиться чьим-то ужином или очень ранним завтраком не хотелось. Как выбраться из дома незамеченной не знала.

— Энергией.

— Угу, — я села рядом с приблудой. — А клыки тогда зачем?

— Для брачных игр и у еды надкус сделать, чтобы… Ну ты понимаешь.

— Угу. И боль они не чувствуют.

— Нет. Они же мертвые, какая боль?

— Слушай, а умирать больно?

— Ты это чего это? — Еремия, наконец-то, посмотрел на меня. — Ты же никогда не сдаешься.

— А у меня выхода другого нет: убежать не смогу — анка поймает, убить мертвого невозможно, сам говорил. Я обречена. Правду злыдня сказала, вот и смерть моя пришла.

— Дарушка, — приблуда подскочил, давай вокруг меня бегать, по руке гладить, в глаза заглядывать, а мне так горько стало и от доверчивости своей глупой и от смерти приближающейся. — А давай мы тебя в подпол спрячем?

— Анка учует, сам говорил, она людей ненавидит.

— Прости меня, Дарушка, — приблуда заплакал. — Не думал я что так получится.

— Да ладно, что уж теперь, — я заставила себя подняться. Рано сдаваться родители со стыда сгорели бы увидев меня такую. За нами деревни и мне надо во что бы то ни стало задержать врагов, чтобы люди успели сбежать и помощь позвать. Я должна дать им время. — Помоги лавками дверь загородить.

Приблуда удивился такой резкой перемене, но помог магией перенести тяжелые лавки. Вряд ли это поможет, но лишним точно не будет.

В дверь ударили.

Мы вздрогнули и дружно отступили.

И тут мое внимание привлекла печь. Вернее, огонь. Нежить боится огня. Я побежала в умывальню, схватила швабру и, оторвав нижнюю перекладину, побежала наверх.

— Ты что задумала?

— Факел! Они же нежить, хоть и не нежить, а значит, должны бояться огня, — я сдернула единственную простынь с кровати и принялась рвать на полоски. — Еремия ты не стой, беги вниз топи масло, а я скоро приду.

Когда я сбежала вниз деревянный засов дал трещину. Противный крик анки резал уши.

— Готово, Дарушка, — Еремия достал из печи казанок с растопленным маслом и я всунула в него намотанные на палку тряпки.

Удар в дверь.

Еще

Еще

Еще

У меня затряслись руки. Великая Матерь, как же мои родители стоя лицом к смерти не боялись? Как они справлялись с этим? Почему в своих мечтах о подвигах я никогда не боялась, а теперь страшно настолько, что дышу через раз?

Удар и дверь слетает с петель, раскидывает в стороны лавки.

Приблуда заскулил и спрятался за печью, а я вытащила палку из чугунка, сунула ее в огонь. Не знаю чего во мне было больше страха или злости на страх. С криком побежала на входящих тамалоти. Плевать стало на то, что они ростом выше двух метров. Что противная анка верещит. В голове билась одна мысль: "Дать время деревенским спастись и позвать на помощь".

Тамалоти, увидев огонь, отшатнулись, а я, ободренная маленькой победой, уверенней замахала факелом перед врагами. Портал все еще был открыт, к счастью, из него никто больше не выходил. Я как могла, теснила тамалоти к порталу. Казимир выл и что-то кричал, но я оглушенная бешеным стуком собственного сердца и шумом огня ничего не могла разобрать. Да и не было времени на это.