— Нет. Он один был, пищал, а мы с Ца услышали и прибежали. Скоро зима нельзя маленькому одному в лесу. Правда?

— Конечно, — я улыбнулась и Ася расслабилась. Видно, боялась, что ругать стану. Но почему я должна это делать? Доброту поддерживать надо. А мышонок убежит если не завтра, так послезавтра.

А мне не убежать.

— А ты скоро выздоровеешь?

— Аська, а я тебя везде ищу, — ведьма вошла в комнату с очередными зельями. Увидела в руках девочки мышонка нахмурилась, но ругать не стала. — Опять грязь в кровать нанесла. Уноси найденыша, не хватало Дарушке заразу подцепить.

— Ой… — Ася испуганно посмотрела на мышонка, потом на меня, но я улыбнулась и милые ямочки на пухлых щечках девочки улыбнулись мне в ответ.

Ася осторожно слезла и бочком выскользнула за дверь.

— От неугомонная, — ведьма расставляла на тумбочке зелья, тарахтела баночками. — Вся в тебя. И чего Ждан к тебе прикипел? Он же вас двоих не сдюжит. От всегда знала, что дострадается он до какой-нибудь вроде тебя.

— Недострадается, — неприятно это все слушать. Особенно когда ответить нечем и вдобавок завишу от нее.

Зачем я вернулась?

Думала, глупая, вернусь поцелую Ждана и будем с ним жить долго и счастливо.

Не получилось.

Не выйдет долго и счастливо с калекой.

— А ты чего это удумала, м? — ведьма перестала тарахтеть над ухом и всмотрелась в мое лицо. — От малахольная! Да любит он тебя, болезную. Любит.

— Да какая любовь. Жалость, — я отвернулась изо всех сил сдерживая слезы.

Чем я так Великую разозлила, что такое получила?

— Хм…

Я была готова услышать все — от ругани до жалости, но ведьма удивила: промолчала. Вновь затарахтела зельями. Напоила меня горечью лечебной и оставила одну. Выть хочется. А нельзя. Ночи ждать надо, когда все уснут. Мало ли вдруг Ася прибежит неожиданно, а я даже слез не вытру.

— Дарушка, смотри, что я тебе привез, — Ждан распахнул дверь, на его лице сияла счастливая улыбка.

Я прикусила щеку изнутри, чтобы не улыбнуться в ответ. Незачем это. Пусть Ждан разочаруется во мне, заберет Асеньку и уедет домой. Не нужна мне жалость. Я любви хотела, а не вот этого всего.

Ждан будто не замечал моей холодности, все так же улыбался, по-прежнему ласково говорил и баловал гостинцами и цветами. Где же это все было, когда я здоровой была? И сейчас вкатил подарок. А зачем он мне?

— Что скажешь? — серые глаза мага сияли. Я знала, что он хочет слов благодарности и увидеть радость на моем лице. Знала, но упрямо сдерживала себя. На этот раз было легко, потому что кресло откровенно оскорбило. Выходит, он не верит в меня. Знает, что я никогда не встану на ноги.

— Зря ты это все, — я отвернулась.

— Почему же зря? — Ждан обошел кровать, чтобы смотреть мне в лицо. — Ты же устала лежать, а так сможешь передвигаться по дому. Хватит Власе белье пачкать. Но в лес только со мной, все же тропинки не и дорога неровный пол дома.

— Да как ты не поймешь! Не нужно мне кресло! Мне ноги мои нужны! Тело мое нужно! Жизнь моя нужна! А не вот это все… — слезы потекли по щекам.

— А знаешь что… — Ждан сдернул с меня одеяло, поднял на руки и посадил в привезенное им кресло. Положил руки на подлокотники так, чтобы пальцы лежали на кнопках. — Сиди. И ужинать ты сама приедешь, поняла? И за лекарством тоже. И если что… опять сама приедешь.

Я отвернулась. Ждан непросто злился, он побелел от ярости.

— Легко быть героем на поле боя? Да? Конечно, там же или ты, или тебя. У тебя просто нет выбора, желание жить победит любой страх. А где же твое геройство сейчас, когда для подвига нужно силы приложить, тело наизнанку вывернуть, но заставить его слушаться себя?

Я зажмурилась. Еще и бы и уши заткнула, но рук не подниму.

Ждан поставил руки рядом с моими, наклонившись, прошептал:

— Где же твое стремление не опозорить светлую память родителей? Где Дарна, которую я знал?

Шепот у Ждана намного зловещее крика и ругани. Холодно внутри стало, будто в прорубь окунулась.

— Нет той Дарны… умерла… — я так и не решилась открыть глаза.

— А ты тогда кто, м, Дарушка? — Ждан провел тыльной стороной пальца по моей щеке, оттолкнулся о ткресла и вышел, оставил меня одну.

Так захотелось приложить ладонь к щеке, чтобы сохранить шершавое тепло сильных рук. А вместо этого холод пустоты заполняет сердце. Каждый день наполнен отчаянием и безуспешными попытками вернуть власть над телом. А теперь и злость Ждана добавилась.

— Даша, Даша, там снег! — Ася бегала вокруг меня, весело хохотала и хлопала в ладоши. — Мы же пойдем гулять, да пап? Будем в снежки играть!

Зима наступила внезапно. Еще вчера лес дышал сыростью, а сегодня все закутано в толстое белоснежное одеяло. Ждан подхватил дочь на руки поднял и закружил, отчего звонкий смех девочки зазвучал еще громче.

— Конечно будем. И Даша с нами пойдет, но сначала я дорожки расчищу, — Ждан поставил Асю на пол, оделся и вышел на улицу.

— Ох, Даша-а-а, папа такое умеет магией со снегом делать, — Ася мечтательно прикрыла глаза, сложила ладошки на груди. Минуту помолчала, вспоминая, а потом открыла глаза и продолжила. — Больше всего мне нравятся снежные туннели. Правда-правда. Они больше меня и внутрь заходишь, а вокруг снег кружится и кажется будто плотная стена и в то же время все видишь будто и нет ее. Здорово, правда?

— Думаю, да. Я не могу себе этого представить, но скоро увижу, — я улыбнулась радуясь радости Аси и точно так же предвкушая красоту магии.

— И что же ты увидеть собралась ежли у мужика твоего магии нет? — Ведьма покачала головой и еще тщательней принялась растирать травы в ступке.

— Как нет? — я завернула кресло и подъехала к столу, за которым расположилась ведьма. На зиму Веда запаслась травами, кореньями и баночками, пузыречками и мешочками. Работает она целыми днями, то перетирает, то шепчет, то зелья свои варит. Мы с Асей только глазами хлопаем и завороженно следим за ловкими руками под понимающую ухмылку ведьмы.

— Неужто до сих пор не рассказал?

Раньше я, может, и поверила в ее удивление, но прожив бок о бок столько времени точно знаю: неспроста ведьма заговорила об этом. Я посмотрела на Асю, та понурилась, согласно кивнула, подтверждая слова ведьмы.

— Впрочем, как же рассказать ежли вы молчите, верно? — Веда мельком глянула на меня и вновь сосредоточилась на ступке.

Мы молчим. После отповеди, пусть и правильной, справедливой, я обиделась и больше Ждану слова не сказала. Здоровый не поймет больного. В тот день я осталась голодной. Но ведьма несмотря на запрет Ждана все равно принесла мне лекарство. Впрочем, Ждан тоже не спешил со мной заговаривать. И это ранило. Выходит, жалеет он меня.

— А куда ж его магия подевалась? — я подъехала к столу вплотную, взяла первый попавшийся под руку мешочек вдохнула запах трав.

— Не догадываешься? — ведьма хитро посмотрела на меня и забрала мешочек. — Что за привычка дурная во все свой нос любопытный совать?

По-хорошему уезжать от ведьмы надо, но любопытство уже подняло голову и намертво приклеило к полу.

— Я не знаю, что было … после … Но вроде же король тамалоти исчез и всех своих забрал.

— Забрал-то забрал, тут уж правда твоя и поклон тебе от всех нас низкий. Спасла ты нас всех, — ведьма на самом деле поклонилась, мне стало неловко. Дурь то была о которой забыть хочется, а она мне поклоны бьет. — Ежли Ждан не держал тебя, то магию свою сохранил бы…

— А ежли б Веда молчать умела, то цены сложить никто не смог бы, — Ждан хмурился, обивал валенки на пороге. Раскрасневшийся с белым налетом инея на черных кончиках ресниц он по-прежнему заставлял мое сердце замирать, чтобы через мгновение неистово забиться. — Глядишь и не пришлось бы в лесу жить, да, Веда?

Ведьма поджала губы и едва носом не залезла в ступку, отчаянно растирая травы. Ждан разделся, подошел ко мне и, присев на лавку, улыбнулся.