— Да не мне тот подарок был, понимаешь? Потому и вздыхает на него глядя. На жене видеть хочет.

Казимир почесал подбородок.

— Непохож он на женатого человека.

— Почему это? Чистый, опрятный.

— Но по-мужски, нет на нем женской руки, понимаешь?

— Нет, — я махнула рукой на ягоды. Не сегодня. Казимир своими речами задурит мне голову, глупое сердце поверит, будто Ждан свободен, а потом окажется, что и жена есть и дети. — На станцию пойду, спасибо за помощь с ягодами.

На обратной дороге мы обсуждали огородик привидений. Духи наконец насытились и теперь думали о том, как размножить свое богатство. Зачем? На тот случай, если к ним еще кто присоединится.

— Ты в следующий раз сразу зови, не ходи по лесу одна-то, — герцог поклонился и растаял.

В дом идти не хочется: Асимыч молчит, как сыч дуется. Надо было сразу с собой сумку с письмами брать и сейчас не пришлось бы на пороге мяться. Что бы такого сделать, чтобы вредный старик забыл о глупой обиде? Ничего не успела придумать, услышала грохот в доме и не раздумывая ворвалась внутрь.

С яркого дня полумрак дома ослепил.

— Асимыч!

Когда перед глазами стало проясняться, испугалась и уже не молчания смотрителя. В центре стоял высокий мужчина. Широкие плечи, каких не бывает у людей, закрывала длинная мантия с меховой оторочкой понизу и богатым воротником. Темные волосы мужчины слегка вились, густые брови сошлись на переносице.

Неужто король наш пожаловал? Но зачем?

— Что стоишь?! На колени перед королем! — сама не поняла, как плюхнулась на пол.

Какой пол? Давным-давно никто не плюхается на колени. Глаза, наконец, привыкли к полумраку дома и я зарычала.

— Асимыч! — безошибочно нашла притаившегося старика за выглядывающего из-за печи. Чтоб тебе! Вредный старик хохотал, утирал слезы и ничего не мог сказать.

— Дозволяю встать, — мужчина, изображающий короля, будто не слышал смех Асимыча, по-прежнему хранил спокойствие и уверенность. "Король" с важным видом прошелся по дому, даже в умывальню заглянул. Важно кивал и что-то бормотал себе под нос.

— Асимыч, как вам не стыдно! Уже седина выбелилась, а шутки дурные, — "король" меня напрягал, поэтому осторожно, чтобы не спровоцировать вдоль стеночки подошла к старику. Пусть он вредный, а вместе отбиваться легче. — Кто это вообще?

— Дык представился же он. Король, — Асимыч утер слезы и видя, что я не разделяю его радости, вздохнул и посерьезнел. — Дурачок наш местный. Как осень приходит, так он к нам захаживает. Да ты не бойся он тихий. К вечеру заберут. А что это у тебя корзинка пустая неужто ягоды в лесу пропали?

Жаль стало "короля", а так и не скажешь. Дурачки обычно веселые, улыбаются, открытые, как дети. А этот хмурый и сосредоточенный.

— А вы его кормили?

— От чудная, — Асимыч хлопнул себя ладонями по бедрам. — Ты с ним ежли встретилась, сделай, что говорит и тихонько беги. Дурачок же.

— Ну знаете, дурачок — не дурачок, а питаться надо. Время обеда давно прошло, а он, возможно, с утра ничего не ел. Как думаете кто добрее голодный или сытый? — пока старик задумчиво на меня смотрел, потирая подбородок, я поставила корзинку с ягодами на стол, потом ее разберу, взяла миску и, насыпав густой похлебки, вышла к "королю".

Мужчина важно расхаживал по дому. Если смотреть со спины, то и вправду поверить можно, будто важная персона в гости зашла: прямая спина, величественная походка, уверенные движения.

— Ваше Величество, а не желаете ли похлебки отведать? — мужчина резко повернулся по мне мазнул равнодушным взглядом, зато миска вызвала живой интерес.

Бедный, когда же он ел в последний раз, если похлебке так радуется.

— Корми, хозяюшка, — "король" едва не побежал к столу. Хорошо лавки тяжелые, а то от прыти все перевернул бы. Мужчина схватил двумя руками хлеб, я заметила, как сильно дрожат они, разломил буханку надвое и вгрызся в мякиш зубами.

Я на всякий случай отошла подальше. Мало ли.

— Откель ты такая взялалася? — Асимыч тихо подошел сзади. — Все нормальные люди отойдут в сторону, ты же постоянно лезешь будто бессмертная.

— Так вы же сами сказали, что тихий он. Тогда чего бояться? — понятно чего, тихий-тихий, а в любой момент может что-то испугать или напомнить неприятное и куда та тишина девается. Вулкан перед тобой со стихийными бедствиями.

— Так тихий, если спрятаться.

— Зачем же тогда из укрытия вышли?

— От малахольная, — старик дернул шеей и гордо удалился за печь.

Чудной. Боится, а все равно встал рядом, чтобы в случае чего помочь.

— А спокойная ли жизнь у вас здесь? Нежить сильно досаждает? — "король" закончил есть, пальцем собрал хлебные крошки со стола и не стесняясь облизал его.

— Хорошо, Ваше Величество, — я улыбнулась и принялась рассказывать о своих приключениях.

Нам что надо? Дождаться, когда за несчастным придут и отвезут домой. Нет в округе лечебниц, только в Любяше, но вряд ли он от оттуда — слишком далеко для пешего.

К вечеру прибежала запыхавшаяся Маська из Непутёвья и забрала своего младшего брата. Надо же столько раз к ним почту носила, а не знала, что горе такое в семье. И ведь никто из деревенских ни разу не обмолвился.

Ночь за окном клубилась зловещим туманом, а мне не спалось. То вздохну, то всхлипну. Тяжко так на сердце. Стоп. Я плачу? Тронула глаза — сухие. Прислушалась. Это не мои вздохи и всхлипы. Спала я. За окном ночь и там кто-то плачет. Встала, накинула на плечи шаль и тихонько вышла на улицу.

Если бы здесь был обычный туман, то вряд ли я смогла кого-то найти, даже ориентируясь на звуки тихого плача. Здесь же туман светится мертвецким синим цветом, жутко, конечно, зато дорогу разобрать можно.

Я обошла дом, чтобы оказаться с той же стороны, откуда слышала плач. Плач слышу. Никого не вижу. Что такое… даже привидений видно в тумане.

— Кто здесь? — плач прекратился. Я внимательно вглядывалась в туман, но никого не видела. — Вам помочь?

Тишина.

Неужели приснилось?

Таких реальных снов у меня еще не было. Я пожала плечами и только решила уходить, как справа хрустнула ветка.

Все же не приснилось.

Я тихонько подошла к раскидистому кусту смородины, благодаря моим стараниям в закваске капусты на зиму, сохранивший только некрасивые листья и пригляделась. Сначала думала, что тень моя, но откуда тень ночью?

— Светлой ночи, — я улыбнулась, обошла куст, чтобы стать лицом к сидящему.

— Мгм, — старичок ростом не больше ладошки вздохнул и, будто замерз, запахнул потертый жилет, спрятал руки.

— А вы кто? — я никогда таких не видела и не слышала.

— Приблуда, — старичок вынул одну руку, громко шмыгнул и вытер нос.

Я это слово услышала впервые, зато вспомнила, как тетка рассказывала, а той ее бабушка, будто в дедовом доме жил маленький мужичок — домой. Его кормили, уважали, одежку новую справляли, а он помогал по хозяйству.

— Это у местных так домовых называют, да?

— Да какой домовой? Они к дому привязаны, а я приблуда. Нигде нет угла, — старичок махнул рукой, отчего жилетка распахнулась и открыла старенькую потертую рубашку. — Никому не нужны и никуда не вхожи.

Так жаль стало несчастного. Какая должно быть тяжелая и одинокая жизнь у таких, как он. Я всю жизнь росла с мыслью о подвиге, о своей нужности и полезности людям. Как бы тяжело ни было всегда находила силы идти вперед. А как с такой ношей жить ума не приложу.

Приблуда нервно дергал жилет, присмотревшись, увидела нитку, которая когда-то держала пуговицу.

— Давайте я вам пуговицу пришью, а вы пока в доме отогреетесь, чай с пирожками попьете, — я улыбалась, а сама думала как бы старичка на станции оставить и, чтобы Асимыч не возражал, дело важное и нужное поручить.

— Куда? В дом? — старичок резво вскочил на ноги, тонкая ветка опасно пошатнулась, но удержала. Как он на этой ветке равновесие держит, непонятно.