— А что плохого в собаке?

— Вот ты мне и скажи, что плохого, когда пятилетняя девочка завела непросто собаку, а цаби.

— Ой, — я закрыла рот ладошкой и села на ступеньки.

— Ой? Это все, что ты можешь сказать? — Ждан вырвал письмо из ослабевших пальцем, скомкал и выбросил в печь.

Я и старики следили за ее полетом и тем, как красиво комок влетел в центр печи и вспыхнул. Вот это силища. И меткость. И…

Стоп.

— Ой, у вас есть дочка, — я улыбнулась, ведь до сегодняшнего дня Ждан хоть и красивый, а мрачный все же, наличие дочери сделало его человечнее в моих глазах.

Ждан медленно присел на корточки, обычно так делают взрослые, когда хотят что-то донести до ребенка.

— Дарша, ты зачем это делаешь?

— Ну… письма не должны оставаться неотвеченными. И потом я же ничего плохого не пишу. Честно.

— Всю жизнь ухожу на службу и волнуюсь за дочь, а теперь у нее есть цаби. Мне теперь уволится и пусть нежить хозяйничает в нашем лесу?

— Цаби — это же то что нужно! — я вскочила, Ждан следом за мной. В отличие от меня он не разделял радости от приобретенной собаки. Мужчина сложил руки на груди, хмуро смотрел на меня, ожидая пояснений. — Вы же с нежитью боретесь, а цаби для этого рождена. У нее и крылья и даже боевая форма есть! Здорово же, правда?

— Могло быть, если бы хозяином собаки был я.

— Я думаю, дочь одолжит охранника папе.

— Не одолжит, цаби признал ее своей хозяйкой.

— Ой.

— Вот тебе и "ой", — Ждан вздохнул, махнул рукой и пошел на выход.

— Ждан, ну ты чего, — Асимыч преградил дорогу. — Ну, сглупила девка, но откуда там мозги?

— А ты куда смотрел, Асимыч?

— Так я что? Она же никого не слушает, все по-своему делает. Он даже приблуду приволокла в дом, — Асимыч махнул рукой на лавку, где сидел Еремия.

— Приблуду? — Ждан оживился, зыркнул в мою сторону и подошел к приблуде. — И с чем пожаловал?

Еремия вскочил на ноги, подтянулся весь, будто перед начальством.

— Стар я стал мне угол надобен.

— А ты знаешь почему приблуд никто в дом не пускает? — Ждан повернулся ко мне и, дождавшись отрицательного мотания головой, пояснил: — Они беду в дом приносят. Вот, Асимыч, кто бедоноша. А Дарка просто дитя неразумное.

Я подбоченилась и зло засопела. Опять ребенок? Сколько можно?!

— Предать можно того к кому сам просишься, а меня случайно подобрали, — Еремия тоже грудь выпятил и зло дышал на мага.

— К тому же Еремия помог нам с домом, — я не могу смотреть, когда обижают слабых. — Вдвоем с Асимычем мне комнату сделали.

— Я и рад бы ошибиться да вряд ли. Асимыч, хоть ты следи за добром своим и лишнего не болтай, — теперь уже Асимыч хмуро посмотрел на нас с приблудой, важно кивнул и выровнялся будто солдат на плацу. — В общем, стажерка, прекращай свою письменную деятельность покуда до беды кого не довела.

— А как вы узнали, что это я?

— Я же маг, девочка, — Ждан улыбнулся, сверкнул своими невозможно красивыми глазищами и ушел.

— А теперь ты, Еремия, спасибо за помощь, но дом покинь, — Асимыч упер руки вбоки.

— Асимыч, хоть ты не начинай, — я закрыла собой несчастного приблуду. — Сам говорил, что никому мы не нужны и вообще, станции на карте нет. Нечего тут взять. Давай лучше спать ложиться, завтра рабочий день, должен дилижанс приехать.

— Ну и куда ты так вырядилась, малахольная? — Асимыч хмуро смотрел на меня. — Это по календарю весна, а что на улице делается, видишь?

Зима наконец-то закончилась, пусть пока по календарю. Как оказалось, посреди леса зимой тяжело: дороги заметены, дом слишком большой для одной печи, к тому же стоящей не по центру, чтобы прогреться как следует. А моя горница под крышей так вообще в особенно морозные дни покрывалась тонким слоем инея. Кровать отодвинула от окна, а его как зашторила в конце осени с первым снегом и морозами, так только сегодня открыла.

— Да брось, Асимыч, я в Беспутье и обратно делов на час, — надоели мне за зиму валенки и меховая шапка с варежками сил нет. — В шаль закутаюсь и будет тепло.

— А ежли задержит кто, — приблуда поддержал Асимыча, чем заработал мой недовольный взгляд.

Еремия активно помогал нам всю зиму: дорожки расчистит, за курами присмотрит и Рябушку со сменными кобылками не забудет. Асимычу оставалось с проверкой раз в день ходить. Работы зимой у нас не было — дорога заметена, а как говорил Асимыч нас для местных властей вроде как нет, поэтому никто дорогу не чистил. Проходил бы через нас главный тракт, тогда другое дело, а так…

— А я не задержусь, — потуже замотала шаль на голове, завернула концы назад, чтобы и шею закрывало. В легких ботиночках еще не побегаю, все же снег только-только сошел с дороги и грязи по колено, но и не в валенках, а в сапогах.

— От малахольная, — Асимыч привычно хлопнул себя ладонями по бедрам. — Смотри, заболеешь выхаживать не буду.

Я улыбнулась, подхватила внушительную стопку писем перевязанную бечевкой и выбежала за дверь.

Фух, свобода.

Дорога освободилась от снега, но в самом лесу он еще лежит. Интересно как перезимовали привидения? Как их огородик живой ли? Звать Казимира не стала, мало ли может они спят как медведи, а тут я с криками. Подожду, когда сам придет.

Дорога в Беспутье не успела полностью освободиться от снега, что облегчило мой путь. Идти по раскисшей земле то еще удовольствие. За час я не успею хотя бы за два обернуться. Но это ничего, весна быстро войдет в свои права и вновь буду бегать по нормальным дорожкам. Мост через речку протяжно поскрипывал, старый он уже, впрочем, как и все здесь. Речка до сих пор не освободилась от оков льда, даже вдоль берега не видно воды.

Жители Беспутья обрадовались мне, как родной. Еще бы всю зиму без весточек от родных. Как не пыталась уйти пораньше, а не отпускали всем интересно как мы перезимовали и о себе рассказать. Деревенские уже все по сто раз слышали, а я "новая кровь", поэтому на станцию возвращалась с гостинцами и кучей сплетен. Сана почти коснулось верхушек деревьев — надо поторопиться, чтобы пока видно домой прийти.

Мост привычно заскрипел под ногами, но я не обратила на это внимания, лишь шаг ускорила. А когда под ногами мост задрожал, стало слишком поздно, чтобы что-то делать, он рассыпался подо мной, будто за секунду в труху превратился. Лед, который совсем недавно казался мне прочным с глухим треском принял и старые бревна моста и меня в свои ледяные объятия. За миг до сомкнувшейся надо мной ледяной водой вспомнилась злыдня и ее семечка сулящая встречу со смертью через год. Течение уносило меня с бревнами дальше под толщу льда. Вот и смерть моя.

Но ведь год еще не прошел.

Тонкие каблуки звонко стучали по мостовой, я счастливо улыбалась всем и всему: совсем скоро я начну свой путь героя. Академия магов каждое утро радушно открывала кованые ворота и каждый день приходили такие же, как и я парни и девушки, отметившие восемнадцатилетие, чтобы узнать есть магия или нет.

За неделю городской жизни я видела много счастливых улыбок и слез отчаяния на лицах выходящих счастливчиков и тех, кому не повезло. Каждый житель мечтает о магии, ведь это шанс на лучшую жизнь. Но я не ищу лучшей, я хочу продолжить дело отца и матери — защищать и помогать другим.

С каждым шагом сердце стучало быстрее. Какая магия пробудилась во мне: воина, как у отца или целителя, как у матери?

Я ничего не видела вокруг, все внимание сосредоточилось на высоких витражных дверях Академии. Все здесь было не таким, как в жизни за высоким забором. В ворота не войдет несовершеннолетний. Тонкий витраж не разбить ни магией, ни камнем. Здесь не бывает смены времен года, всегда тепло и солнечно. Учебники умеют разговаривать, а перья сами пишут. Во сколько бы студент ни уснул, проснется выспавшимся. Все раны, полученные на полигоне, к утру сами исчезают.

Я хоть и была маленькая, а помню рассказы мамы с отцом об этом волшебном месте, будто только вчера их слышала. Я никогда здесь не была, но внутри четко знала куда идти. Широкая мраморная лестница в центре просторного холла приглашала взбежать по натертым до блеска ступеням, чтобы поскорее узнать свое будущее. То, что я стану героем, как отец и мать ни секунды не сомневалась. Я рождена для подвигов, чтобы оставить след в сердцах людей.