Мы снова были заперты, пусть и в более комфортных условиях. Виталий (или Евгений?) продолжал вести себя со мной до странного учтиво. Делал комплименты, даже пытался что-то дарить. Причем, не настаивал, когда я отказывалась. Показал чудесную библиотеку. Даже не скрыл от меня, что Денис не в курсе, кто его наниматель. Было в этом человеке что-то… аристократичное. По его словам, это кровь играет, благо, есть чему. Меня, правда, подобное поведение изрядно настораживало, но и располагало к нему тоже. Сложно сохранять бдительность по отношению к человеку, который ведет себя так, словно ты — принцесса, особенно если тебе семнадцать, и последнее время твоя жизнь стремительно летит под откос. Хорошо хоть здравый смысл мне не отказывал, и я понимала: его поведение как минимум подозрительно. Логичным было бы меня прикопать где-нибудь на свалке, а не налаживать отношения. Я ведь при любой возможности постараюсь вытащить отсюда ребят, насколько бы учтив не был хозяин дома.

Правда, он это понимал. С того разговора в гостинной я Максима со Стасом даже не видела, и понятия не имела, где их держат. Знала только, что с ними все хорошо. И о течении переговоров с их родителями. Эти люди не верили Змею, что он захватил их сыновей. Не верили, что он стоит за всем этим. И поэтому парни все еще находились здесь. По крайней мере, все было именно так по словам Виталия. Которые было абсолютно невозможно проверить. Не знаю даже, почему я доверяла ему, когда он говорил, что с мальчишками все в порядке, не считая того, что они злы как черти, и изо всех сил норовят сбежать. Естественно, безуспешно. Вероятно из-за того, что… В общем, если бы он хотел их убить, пытать или покалечить — он мог все это сделать еще тогда. На это рассчитывали как сами парни, так и люди Агатова-Ревенюка. А он… Вылечил их и накормил. Ведь нет смысла лечить того, от кого вскоре намерен избавиться? По крайней мере, я на это надеялась.

Он вел себя как хозяин положения, коим и был. Сильный, властный, непредсказуемый и язвительный донельзя. Вот такие люди у нас нынче в тюрьмах сидят. Даже странно… То ли что-то во всей этой истории было нечисто, то ли у него кровь взяла верх над средой, то ли он зачем-то изображал джентльмена передо мной. Но так или иначе, а я, во-первых, как ни старалась, не могла найти ребят, а во-вторых, каждый вечер разговаривала с этим человеком на отвлеченные темы. Каждый, изминимум десятка вечеров. Телефона или календаря у меня больше не было, вероятно, чтобы не нашли, и в днях я откровенно запуталась. Было даже интересно: не объявили ли меня пропавшей без вести. За такое-то время. И их заодно. По логике вещей, конечно, нашу юную компанию должны были искать с милицией, но что-то мне подсказывало, что привлекать внимание к «воскресшему» Агатову-старшему никто не захочет.

В общем, в один из таких безымянных дней, находящихся вне времени, когда я сумрачно таскалась по большому, светлому и просторному поместью в бесплодных поисках моих товарищей по несчастью, Змей «поймал» меня в коридоре второго этажа значительно раньше, чем обычно.

— Ну что же, юная леди. Сегодня тебе пришла выбирать: ты со своими друзьями до конца, или нет, — вместо приветствия печально заявил он, изрядно меня озадачив.

— О чем это вы?

— Попробуем проще: сегодня я наконец договорюсь с бывшими партнерами. Или не договорюсь. От исхода этих «переговоров» будет зависеть жизнь их сыновей. Напрямую. И я не могу сказать, что это будет быстрая и безболезненная смерть, увы. А ты к конфликту отношения не имеешь. Так что я предоставляю тебе выбор: либо ты сейчас добровольно идешь со мной, к ним, и от этого исхода начинает зависеть и твоя судьба тоже, либо Василий отвозит тебя домой, и ты забываешь и Спайка, и его косящего под идиота приятеля, и про то, что мы с тобой вообще были знакомы. Причем, благодаря крупной сумме неустойки ты сможешь спокойно выучиться, на кого хочешь, я это обеспечу. Выбор за тобой.

Мне предлагают выбирать между возможной мучительной смертью рядом с парнем, который ради моего же блага меня предал и его другом, которого я всю жизнь ненавидела и исполнением давней мечты, ради которой я работала и училась не переставая на протяжении всей своей сознательной жизни. Выбор очевиден, чтоб Спайку провалиться куда-нибудь к Аиду и Люциферу одновременно.

— Я иду с вами, — уверенно заявила я, глядя ему прямо в глаза. Сейчас они были темные-темные, какие-то черные с зеленым оттенком, и во взгляде отчетливо читалась усталость и какая-то… ненависть ко всему, что он делает. Неужели он проникся ко мне какой-то всамделишной симпатией?..

— Подумай, это должно быть твое окончательное решение, — он честно попытался меня образумить.

— Тут не о чем думать. Я не продаюсь, и не предаю, — уверенно ответила я.

Да. Герой из меня, конечно… Здравый смысл вопит, что я клиническая идиотка и этого делать нельзя, просто потому что нельзя и все. Кричит, что если я сдохну вместе с парнями, никому от этого лучше не станет. Просто будет еще один труп. А вот не могу иначе и все! Дурочка малолетняя. А Змей, кажется, не считает меня дурочкой. Потому, что он как-то помолодел после моих слов, посмотрел на меня с почти отеческой гордостью и лукаво улыбнулся. Затем взял меня теплой мозолистой ладонью за руку, и тихо, но четко проговорил:

— Приятно видеть, что в мире еще остались настоящие мужчины. Жаль только, в теле маленькой, но верной девочки.

— Не надо приписывать все положительные черты мужчинам, — как-то не к месту, нервно, попросила я. — Хотя… С каких пор глупость — положительная черта?

Он тихо рассмеялся, и приказал идти за ним, впрочем, не отпуская мою потную из-за нервного состояния ладонь. Мы спустились вниз по красивой темной деревянной лестнице, затем оделись, и я, наконец, догадалась, почему все это время не могла найти Максима с Мезенцевым. Потому что их просто-напросто не было в этом доме. Все гениальное — просто, черт возьми. На улице оказалось совсем холодно, и я отчетливо стучала зубами, топая за отпустившим наконец мою руку Змеем. Утопая в снегу, и почему-то совершенно не боясь ничего. Я даже не продумывала план побега, как делала это с его подчиненными. Слишком уж отчетливым было ощущение, что он меня и из-под земли достанет, вздумай я чего-то учудить. При том, что на заснеженной дороге возле летнего домика-особняка мы были вдвоем. Аура у него, наверное, такая. Опасная. Если ауры вообще существуют.

Ноги утопали в сугробах, а я слабо понимала, куда мы вообще идем, потому что место, где держали парней располагалось в изрядном отдалении от особняка, к тому же к нему не вело тропинок. Ну или мой провожатый намеренно шел так, чтобы я его потом, если что, не нашла. Пока мы пробирались сквозь снежные залежи началась метель, и Виталию пришлось крепко взять меня за руку: иначе я просто упала бы куда-нибудь и превратилась бы в живой подснежник.

По моим ощущениям, шли мы минимум полчаса уже, когда среди гнущихся под тяжестью мокрого, липкого снега елей неожиданно возник добротный деревянный сарай, к которому, благодаря метели или просто так, не вело ни одной тропы. При взгляде на него мне стало холодно. Впрочем, в одном из сугробов вокруг угадывались очертания машины, и это немного успокаивало. По крайней мере, отсюда до места переговоров мы будем добираться в тепле.

А еще я неожиданно поняла элементарную в общем-то истину: пока я прохлаждалась в теплом и уютном доме, парни были самыми настоящими заложниками и им было совсем не сладко в этой холодной, продуваемой всеми ветрами халупе. Стало стыдно. Только вот толку с моего стыда… Я ведь искренне думала, что они где-то там же. Да и засадила их в халупу не я, а вот этот вот статный мститель. Я даже признавала его логику. Ну, что проще всего причинить боль родителям через детей. Только вот детей-то, скорее всего, в проекте не было, когда Агатова подставляли. С другой стороны, он говорил, что ничего не сделает парням, если их предки будут сговорчивы… Но что ему нужно? Восстановление доброго имени? «Воскрешение»? Чтобы они отказались от бизнеса? Или чтобы вернули ему долги? Я не понимаю. Придется ждать, пока он сам об этом скажет…