Воздух в легких заканчивался, было нестерпимо сложно поддерживать темп наравне с мальчишками. Тем более, что за нами как будто и не гнались. Преследователи скорее вяло направлялись в нашу сторону, почти не сокращая расстояние между нами. Почему — было очевидно еще до того, как в дверном проеме появилось еще несколько человек, и перехватили нас. Спайк выстрелил, но, скорее рефлекторно, чем прицелившись, и пуля отскочила от жилета. Мужик рассмеялся, а мне стало нехорошо. Мезенцев стрелял точнее, попав одному из них (их было, кажется, шестеро) в ногу, а второму едва не прострелив голову (выстрел прошел по касательной), но и его быстро скрутили те, что еще недавно неспеша двигались к нам. Мы попали в классические «клещи», и ни парни, ни, тем более, бесполезная я ничего не могли с этим сделать.

Мне эти люди ничего не сделали, только скрутили и один из них зло прошипел, чтоб я не рыпалась, и злым басом сообщил, что пристрелил бы троих паршивцев, если бы не приказ привести всех живыми. Только вот, про «невредимыми» он ничего не сказал, и, очевидно, понимая это ничуть не хуже меня, от души отпинал Мезенцева после того, как отобрал у него оружие, да и Максима заодно… Меня, как и всегда, поглотило состояние странного спокойствия вызванное черт знает чем. Любой нормальный человек на моем месте паниковал бы и требовал отпустить парней, или хотя бы пытался бы вырваться, а я… Осознавала, что это бесполезно, и говорила о том же пытающимся сопротивляться товарищам по несчастью. Один из наших захватчиков даже прошипел: «Хорошая девочка» вызвав этим приступ омерзения.

Спайк и его друг, на удивление, прислушались ко мне и затихли, и их, наконец, перестали бить, заставив меня вздохнуть от облегчения. Впрочем, им и так немало досталось: у Максима был, похоже, сломан нос, да и под глазом грозил разростись изрядный фингал, к тому же, шел он слегка прихрамывая. Мезенцеву досталось больше: его били до тех пор, пока я не выступила со своей пораженческой речью, и теперь, подняв эту тушу словно котенка, волокли за руки. Идти сам он не мог. Утешали две вещи: тот, в кого Стас попал тоже шел не сам, и после моей речи громилы как будто успокоились. Вероятно, я их просто повеселила, но имело значение только то, что я сумела остановить избиение. Эдакая… польза от неадекватной реакции на стресс?

Притащили нас в итоге в грузовик, стоявший неподалеку от машины Спайка. Я чувствовала дежавю, в который раз. Я снова была вещью, которую можно возить куда вздумается, изменилось лишь то, что теперь я была не одна. Как оказалось, компания в таком деле ничуть не утешала, скорее уж наоборот: я бы многое отдала, чтобы черт знает куда я, связанная и с заклеенным ртом (а эти «милые» люди не пожелали оставить нас свободными даже в грузовике), ехала в гордом одиночестве. Почему-то именно в машине меня охватила нестерпимая паника: что будет со Спайком? Со всеми нами? Как мы на сей раз выберемся, мать вашу?!

По внутреннему пространству грузовика мы то и дело перекатывались, словно мячи в физкультурном зале, потому что грузовик, судя по всему, ехал с феноменальной скоростью, а его водителю было глубоко все равно, что помимо странных коробок он везет похищенных несовершеннолетних. Больше всего доставалось Мезенцеву, который постоянно врезался в нас, двери, и во все эти вездесущие картонные изделия.

Если бы я не была связанной по рукам и ногам, и к тому же не имеющей возможность говорить, я бы попробовала ему помочь. Закрепить как-то в одном положении, хотя бы. С другой стороны, не будь мы запеленаты, как мумии в гробнице фараона, он и сам бы держался, без моей помощи. Но, увы. И мне, и парням было дозволено только беспомощным взглядом следовать за перемещениями друг друга и молча гадать, что же нас ждет.

Меня особенно волновало, не решит ли похититель избавиться от некоей тощей девчонки, как только поймет, что она мало имеет отношения к Белоусовскому семейству, а к Стасу и вовсе не имеет никакого. И еще было нестерпимо страшно за Спайка. Я даже пожалела, что так и не помирилась с ним за все эти бесконечные однообразные дни в бункере. А уж как я жалела, что они не оказались на самом деле бесконечными!

Неожиданно, грузовик начал тормозить, причем не сбросив перед этим скорости. Законы физики оказались неумолимы, и мы, все втроем, впечатались в его двери, после чего откатились. Вовремя. Двери открылись, и на удивление знакомый мужской голос приказал кому-то:

— Тащи мелюзгу к Змею, наверх. Он разберется, кто из них нам нужен, а кого сразу в утиль.

— Ты же сам знаешь, кто нужен. Ты на этого мудака, на Кошару, херову тучу времени работаешь уже.

— Так-то оно так, но вдруг он найдет применение девчонке и Алебастровскому сынку? — последовал философский ответ и я подняла голову на говорившего.

Слух меня не подвел. Это был Василий Новиков собственной персоной, и мне стало нестерпимо больно, хотя предал он, по идее, совсем не меня. Ну да. Логично. Предатель должен быть из по-настоящему близких к человеку персон. Это объясняло и Витальку с его «двойной игрой» и Марину, и многое, многое другое. Рыба гниет с головы. Наличие «крысы» рядом с этой самой головой провоцирует зарождение основательного такого крысятника. Особенно, если эта «крыса» — глава службы безопасности. Человек, который должен делать все для защиты работодателя и его семьи. Человек, который называл меня «дочкой» и часто развлекал разговорами, когда Спайк был занят. Человек, которого я воспринимала как дедушку. Предатель, сдавший наше местонахождение, предполагая, что меня скорее всего просто убьют, потому что я этим людям неинтересна. Лишний свидетель, не более того.

Я всхлипнула, а мозг меж тем зацепился за то, как Новиков обозвал отца Спайка. Да и своего хозяина тоже. «Алебастр». «Змей». «Кошара». Клички, воровские клички! Выдающие в этих милых людях «профессиональных» уголовников, даже если они никогда и не сидели за решеткой. Даже наоборот: раз не попадались — то тем более профессиональных. Не пойман — не вор ведь. Во что меня втянула дружба и все остальное с этим парнем?.. Чем эти люди занимаются? Загадка на загадке и загадкой погоняет.

Не хотелось обо всем этом думать, тем более, что сопровождающие Василия, низкий коренастый мужчина с кучерявой рыжей бородой, по всей видимости второй участник диалога, и юный парень, лет двадцати, тощий и темноволосый, ничуть не смущаясь взяли по одному из нас. Как мешки с мусором, ей-богу. Бородатый — Мезенцева, тощий — меня, едва не ударив моим подбородком о собственные ребра, а сам Новиков — того, ради чьего захвата они, очевидно, все это и затеяли. Моего… Друга? Парня? Просто близкого человека?

Чтоб я знала ответ на этот вопрос. Нас несли по коридору симпатичного домика, нимало не смущаясь капающей с нашей обуви мутной жиже, в которую превратился растаявший в грузовике снег. Этот дом напоминал летний, охотничий, тут тоже было довольно прохладно, а помимо светло-бежевого ковра, я видела еще и мелкую задницу несшего меня подручного Новикова. Впрочем, она меня волновала разве что в ключе: «вцепиться бы в тебя зубами, глядишь, отпустишь», не более того. В ушах шумело: висеть вниз головой никогда не было полезным. А я, как обычно, резко перестав бояться в самый ответственный момент, пыталась понять, что с нами будет.

Нас внесли в просторную гостиную на втором этаже этого милого деревенского почти домика. Экстра-класса, впрочем. Не особенно церемонясь, «носильщики» швырнули всех троих на красивый узорчатый ковер, и я удивляюсь, как мы не попадали друг на друга, вместо этого, лежа теперь рядом.

— Мог бы не пачкать ковер, Новик, — зазвучал красивый мужской голос. В нем слышалось легкое скучающее раздражение, но не более того. Мне даже захотелось посмотреть на говорившего. Возможности только такой не было. Стоило приподнять голову, и я получила по ней хлесткий удар раскрытой ладонью от Василия. Мол, лежи и не рыпайся. Рука у него оказалась тяжелой, так что теперь, ко всем неприятностям, у меня еще и голова раскалывалась. Отлично. То, что доктор прописал.