Но Дрей уже стоял в дверях. Обнажённый мокрый Дрей, разумеется, лишь обёрнутый полотенцем! А чего ещё можно было ждать, Элис?!

 Я встретилась с ним глазами и перестала дышать, но сразу и прекратила внутренне метаться, потому что поняла – нет… не позже, не когда-нибудь, не в Григорьевском и даже не ближе к полуночи… а именно сейчас!

 Жаркая гиря моментально налилась в животе от этого его взгляда, а затем начала отчаянно пульсировать, когда Дрей склонил голову набок и улыбнулся. Ох, да это бомба, а не гиря! Но одновременно с острым желанием меня окончательно затопила бесконтрольная паника и я предприняла робкую попытку получить отсрочку, чтобы взять себя в руки:

– Кажется... кажется мне тоже нужно освежиться... Освежиться! – я кивнула за плечо Дрея в сторону ванной, чтобы он точно понял, как именно я хочу ретироваться, и... отодвинулся что ли...

 Не переставая улыбаться, он чуть свёл брови, словно что-то решая, затем прищурился и посмотрел… на потолок надо мной. При чём здесь… потолок? Я задрала голову.

 Под очень далёким лепным кессоном зрела самая настоящая обширная туча! Несколько секунд я завороженно наблюдала за тем, как она сгущается, переливаясь серебристыми боками, а комнату заполняет сумрак… и изумлённо втягивала носом ни на что другое не похожий предгрозовой воздух. Потом почувствовала первые крупные капли тёплого дождя на коже и перевела вопросительный взгляд на Дрея.

 И тут сверху хлынуло!.. В один миг мне стало так легко и радостно, как бывает только когда очень нервничаешь, боясь быть застигнутой грозой без зонтика, а потом всё же попадаешь под ливень и забываешь обо всём на свете. Я захохотала, кружась на месте и глядя, как пузырятся собирающиеся на паркете лужи, а потом развела руками и со смехом спросила, имея ввиду возмутительный потоп у своих ног:

– И что вот теперь?!

– Теперь ты свежая, Элис Валь, очень свежая! – выдохнул Дрей.

 Он скользнул судорожно глазами от моего подола до лица, добавив хрипло и тихо:

– Но раздеваться нужно немедленно, пока платье совсем не прилипло…

 …и быстро пошёл ко мне, растворяясь в стремительно наступавшей темноте. За спиной его сверкнула яркая тонкая молния, заставив меня вовсе зажмуриться, и дальше, вслепую, я отпустила последние обрывки мыслей и только чувствовала.

 Позже, лёжа в крепких горячих объятиях Дрея, я смотрела, как темнеет уже за окном – наступил вечер и на улице тоже начался дождь. И счастливо улыбалась, слушая, как стучат струйки по карнизам и сердце любимого у моих лопаток. Так близко стучит сердце!.. Близко… Дрей стал теперь абсолютно близким после случившегося только что чуда и безумия, навсегда близким. Больше никогда и никуда не нужно от него бежать, прятаться и смущаться… Самый близкий человек в жизни!

 Я потёрлась носом о его руку, притянувшую меня ещё плотнее, прижалась губами к бьющейся в ней вене и заснула, а очнулась от того, что Дрей нёс меня куда-то прямо обнажённую, завёрнутую в простыню.

– Просто пора, – прошептал он и поцеловал мой лоб.

 За силуэтом Дрея я разглядела белеющие в темноте цветущие сливы и догадалась, что домашний Переход, как и салон для уединения Семьи, тоже прячется где-то за ними. А через пару мгновений уже услышала Эйо:

– Я оставил там горы сэндвичей и прочей ерунды, потому что надеюсь подольше с вами не видеться, – бодро и весело объявил Сущий. – Надоели невозможно!

 В Григорьевском я ахнула от яркого солнца. Точно! Мы ведь ушли в полдень… Но, по большому счёту, на время суток было совершенно наплевать, мы никуда теперь не спешили. Мой любимый явно был того же мнения и, не спрашивая, понёс меня сразу в спальню, начав целовать ещё по пути так, что закружилась голова.

– Доброе утро, Элис Валь, – сказал Дрей когда-то потом.

 Утро? Какого, интересно, дня?.. Хотя нет, совсем не интересно. Но их точно прошло уже несколько – то во сне, то… в волшебном сне наяву. Уловив запах кофе, я с улыбкой потянулась и сонно пропела:

– Ты назвал меня так ночью раз десять...

– Невыносимо нравится, – со вздохом признался Дрей мне в самое ухо. – И никак не могу поверить.

 Я счастливо засмеялась, открыла глаза, чтобы убедиться, что горячий кофе уже где-нибудь на тумбочке, а не у него в руках, и потянула Дрея к себе.

– И мне нравится. Очень! Только вот я вспомнила, тоже уже раз десятый, что обещала Айрин познакомить тебя с ней раньше, чем стану носить новую фамилию. Всё время вспоминаю, но никак не скажу.

– По законам этого мира пожениться нам только предстоит. Ирине Петровне предъявлять будем не руны и Связь, а свидетельство о браке. А в гости можем ехать хоть завтра. Британская виза у меня без перерывов уже много лет, на всякий случай, – отозвался Дрей, растягиваясь рядом.

 Руны и Связь… Я спрятала лицо ему подмышку и задумалась. Удивительно… Ещё недавно Связь казалась мне возмутительным насилием над свободой выбора человека. Потом я уговаривала себя, что в Связи нет ничего плохого и она нисколько не мешает мне любить самой. Но теперь… Теперь я гордилась Связью, радовалась ей и совершенно не желала отделять зёрна от плевел – я была одним целым и с ней, и с Дреем… и с Семьёй, да. И совсем не собиралась больше быть обособленным человеком с какой-то там дурацкой свободой выбора! От одного только слова «Связь» внутри меня что-то звенело и вибрировало, наполняя покоем и Светом. Такой вот, как говорят Эйо и Зора, путь сердца…

 Я поворочалась, устраиваясь в объятиях Дрея поосновательнее, и озадаченно нахмурилась – что-то ещё промелькнуло в мыслях. Руны, Связь, свадьба, Айрин… Ох! Вот же разиня ты, Элис! На мгновение меня сковал восторг – сейчас увижу радость на любимом лице, в каждой прекрасной чёрточке! Я вынырнула из-под ласковой руки Дрея и нависла над ним с загадочной многообещающей улыбкой.

– Что?..

– О, у меня потрясающая новость! Я такая глупая, что забыла! Но я просто вообще обо всём с тобой забыла. Примерно одновременно со свадьбой, Дрей, а скорее даже чуть раньше, у нас появится ребёнок!

– Этого пока не может случиться, Элис, – покачал он головой, – У Связанных не бывает детей так скоро и это… правильно.

– А у нас будет! Нить не потеряет прямых потомков Меликовых, любимый, ей больше ничто не угрожает! Сибил, папина последняя жена, скоро родит их сына. Отец с Эйо сказали мне под Сенью.

Дрей несколько раз вдохнул, осознавая невероятное известие, и… вот оно! Я любовалась, как губы его всё шире расплываются, а зелёные брызги в тёплых янтарных глазах затапливают тёмные омуты зрачков. Ох… если уж и во мне теперь Связь отзывается так сильно, что же сейчас чувствует он?..

 Я поцеловала краешек самой красивой на свете улыбки и продолжила:

– Айрин уже не сможет вырастить моего брата сама, ей восьмой десяток лет. Но и не даст ни за что папиной жене воспитывать внука. А ветреная Сибил с облегчением сплавит ребёнка. Так что… нам с тобой, похоже, воспитывать не только следующих Валей, но и следующего Меликова тоже. Будешь растить Меликова?

– Конечно, родная, – прошептал ошеломлённый Дрей и сильно-сильно прижал меня к груди. – И растить, и любить. Это честь и большая радость!

 В тот день мы уже несколько раз покидали спальню и даже совершили вылазку в сад – сорвали несколько тёплых спелых яблок, а потом нюхали на качелях их и друг друга, щурясь на солнышке. И начали, наконец, разговаривать не только короткими фразами. Раньше говорить было совсем невозможно – то из-за нежности, то из-за всепоглощающей страсти, то просто от усталости.

 Меня прорвало, я рассказывала и рассказывала – в саду, за обедом, снова в спальне... Как злилась на отстранённость Дрея и его вечную вежливость, как бесилась от Алисы Андреевны и скулила после его незабываемого явления Виталику... вот в этой самой кровати и выла, да, потому что явление повторялось, едва я закрывала глаза!

 Дрей делился тоже. Засыпала я, фыркая от смеха в его прохладные кудри, под очень эмоциональное и многословное описание моих прогулок по Ярославлю с каким-то непонятным обходительным хлыщом, оказавшимся всего лишь бабушкиным поверенным, и мыслей по этому поводу умирающего от ревности и паники Дрея.