Чёрт! Стыдно! Как же стыдно!

Эвелина.

— Майк, мы должны вернуть его! — говорю я, наблюдая за тем, как Майк перебирает какие-то бумаги у себя в офисе.

— Кого его? — не обращая на меня никакого внимания, спрашивает он.

— Ты отстранил Кристофа от пресс-конференций и пар-компаний.

— Ну да… — всё ещё утопая в собственных делах и мыслях, отвечает он.

— Ну так надо его вернуть! — восклицаю я, подхожу к креслу, отодвигаю и сажусь перед менеджером.

— Кого его? — он поднимает на меня ничего не понимающий взгляд.

— Ты меня слушаешь вообще?

— Получается, что нет, — доходит до него. — Так о ком ты?

— О Кристофе, — в который раз повторяю я.

— Зачем его возвращать? Ты же сама хотела, чтобы он был как можно дальше от тебя.

Вскидываю руки.

— Я же просила, чтобы ты перекрывал ему доступ к рекламной компании. Он не заслуживает этого.

Майк смотрит на меня. Смотрит внимательно. Сдвигает брови, думает о чём-то своём, а затем снова возвращается к бумагам.

— Ерунда какая-то. Я думаю, что он заслуживает всего, что с ним происходит.

Я вздыхаю, закидываю ногу на ногу, поворачиваюсь к менеджеру боком и запрокидываю голову назад.

— Он изменился, — говорю я, глядя на потолок.

— Прекрасно, рад за него.

Смотрю на крайне занятого менеджера, подъезжаю к столу и бью ладонь по столешнице.

— Майк! — восклицаю я. — Хватит уже делать вид, что тебе всё равно! Я же видела, что ты тоже волновался за Кристофа, когда он лежал в больнице.

Майк нехотя откладывает бумаги и обращается ко мне.

— То, что было в больнице, остаётся в больнице. Кристоф поправился, или идёт на поправку, — он отмахивается, — неважно. Главное, что он жив и здоров. А это значит, что старый Кристоф вернулся. И лично я более не собираюсь иметь с ним никаких дел. Что сделано, то сделано. Этого не вернуть.

— Ты хотя бы разговаривал с ним после выписки?

— Мне, всё ра-в-но, — отчеканивает он, возвращаясь к бумагам.

— Хорошо, — я поднимаюсь с кресла. — Тогда я тоже отказываюсь участвовать в пресс-конференциях.

Тут до Майка доходит вся серьёзность ситуации. Он глядит на меня исподлобья. Мотает головой.

— Ты не посмеешь, — тихо произносит он. — Это же твоя мечта. После такого ни одна студия не захочет иметь с тобой дела.

Пожимаю плечами.

— Ну и ладно.

Наконец менеджер забывает про свои дурацкие бумаги и решает посвятить всё своё внимание мне.

— Хорошо, — он кивает. Кивает и сжимает губы. Недоволен… — Хо-ро-шо, — повторяет, отворачивается, прикладывает кулак ко рту, затем снова оборачивается ко мне. — Что ты в нём нашла? — резко убрав кулак от рта, спрашивает он.

Я пожимаю плечами.

— Не знаю. Говорю же, он изменился.

— То есть ты хочешь сказать, что вся эта сонная ерунда, которую он тогда молол, запала тебе в память и никак не вылезает? — Он подвигается вперёд, кладёт руки на стол и говорит: — Эвелина, я ведь уже предупреждал, говорил, что Кристоф не тот человек, каким кажется. И что в итоге? — он резко взмахивает кистью, — ты меня не послушала, поехала за ним в этот дурацкий клуб. А в итоге что?

— Что?

— Вот именно, — экспрессивно отодвинувшись назад, говорит он. — Вот именно! После этого ты не общалась с ним на протяжении всех съёмок! — Майк щурится, чуть наклоняется вперёд и тычет в меня пальцем. — А ведь я говорил! Говорил, что ты пожалеешь!

— Такого ты точно не говорил.

— Говорил! — срывается он так, что я чуть не подпрыгиваю.

Хочу накричать на него, но понимаю, что ему стыдно. Он уже пожалел о том, что сделал.

— Ладно, Майк, если ты так недолюбливаешь Кристофа, я понимаю.

— Я работал с ним пять лет, — с сожалением произносит он. — Пять лет помогал ему, пытался исправить его, но всё без толку. Он неисправимый человек.

— Это твоё мнение, — говорю я. — Ты имеешь право так думать. — Подхожу к столу, пытаюсь выстроить максимально жалостливое лицо. — Но позволь мне тоже попробовать исправить его.

— Зачем? — непонимающе мотает головой Майк.

Я снова пожимаю плечами.

— Не знаю, может я и вправду ошибаюсь. Но ты прав, я никак не могу выкинуть из головы те его слова. И доктор… доктор тоже тогда сказал: никто не знает, что в голове у Кристофа на самом деле.

— Ты действительно готова пожертвовать карьерой ради этого ненормального?

Я развожу руками в стороны.

— Получается, что так. Не могу, просто не могу смотреть на него. Он выглядит таким опустошённым. Мне так стыдно, что я не разговаривала с ним. Стыдно… Я чувствую, что виновата в том, что он чуть не погиб. Он же хотел извиниться.

— Да… — опустив взгляд вниз, говорит Майк. — Это действительно несвойственно для Кристофа. Если он хотел извиниться, может… — Майк смотрит на меня. — Может и впрямь права. Может он начал менять ещё до того, как попал в больницу…

— Так ты поговоришь с продюсером о возможности возвращения Кристофа в списки отправляющихся на пресс-конференцию?

Майк молча кивает. Мне становился легче. Не знаю, почему, но становится легче. Как будто я решила проблему. Такую ма-аленькую, но такую значимую проблему, в которой была виновата.

— Спасибо, — благодарю я менеджера и со спокойной душой покидаю его кабинет.

На улице осень. Я прикрываю пальто и вдыхаю воздух мегаполиса. Совсем не то, что в Индонезии, но лучше, чем ничего. Тянусь к сумочке, отыскиваю телефон и набираю Кристофу.

— Да? — отвечает он так, словно ждал моего звонка.

— Я поговорила с Майком. Тебя вернут в списки. Сможешь участвовать во всех пресс-конференциях.

— Это же просто отлично! — радостно восклицает он.

— Я тоже так думаю, — улыбаюсь, поджимаю губы и смотрю под ноги.

— Спасибо… — неожиданно доносится из телефона. Даже не знаю, как на это реагировать. Стою, как дура и таращусь в никуда. — Я знаю, что сам должен был помочь тебе, но так получается, что уже в который раз помогаешь ты.

— Я… я… — мямлю в ответ.

— Проси, что хочешь, — снова шокирует он. — Мне будет противно от самого себя, если я не сделаю для тебя хоть что-то.

— Кристоф, у тебя точно всё хорошо? Может, температура? — пытаюсь отшутиться. Сама только что доказывала Майку, что Ламбер изменился, а теперь даже как-то не вериться… Ну, в смысле… не на столько же? — Или ты опять напился?

— Да-да-да. Очень смешно.

Я улыбаюсь.

— Нет, — говорит он. — У меня всё просто прекрасно. С выпивкой завязал. Особенно, после того, что пережил в коме.

— Кстати, — вдруг приходит мысль. — Ты не рассказывал, что тебе снилось. Тебе ведь что-то снилось?

— Это… это был очень странный сон. Всё, что я могу тебе сказать.

Я пытаюсь спросить как можно более аккуратно:

— Мы были женаты?

Молчит. Что же ты молчишь?

— Мы были не просто женаты. Это были лучшие два года в моей жизни. Жаль, что всё это оказалось лишь сном.

Вот так? Напрямую? Прямо без ножа режешь, Ламбер…

Кристоф.

За два дня, что я проторчал дома, я чуть не сошёл с ума. Твёрдо решил, что больше не возьму ни капли спиртного в рот, только вот не учёл, что без спиртного жизнь не так хороша. Один день я смог просидеть перед телевизором, но уже на второй извёлся, разгуливая из одного угла в другой в ожидании чуда. Хотел уже даже сам звонить Майку и просить, чтобы он вернул меня в дело. Но случилось чудо и мне позвонила Эвелина. Не знаю, чем я заслужил помощь этой девушки, но есть у меня некоторые догадки. Я бы сказал — подозрения. Подозреваю, что она не человек, а ангел во плоти.

Короче.

Мне позвонила Эвелина и сказала, что Майк договорится о моём возвращении. Я чуть от радости в магазин не попёрся за выпивкой, но быстро остановился. А потом разговор перешёл в какое-то личное русло. Я поблагодарил её, пообещал сделать всё, чего она захочет, чтобы отблагодарить её за всё, и вот как-то сразу хорошо так стало на душе… Приятно, что я могу сделать что-то для человека, который не отвернулся от меня после всего, что я натворил, наговорил. Не знаю… кажется, что скоро я подамся в церковь, потому что эти изменения, происходящие со мной, слишком уж кардинальные. Но, походу, кома оставила свой отпечаток. Сильный такой отпечаток.