Если судить по лицу, он явно офигел.

— Ч-ч-что? Да ты сбрендила? Прощения просить?! Пф! Ещё чего! Пускай сам просит!

Я улыбаюсь.

— Забавный же ты, Кристоф Ламбер. Совсем ничего не понимаешь. С виду взрослый мужик, а внутри оказывается заперт беспомощный ребёнок.

Мы смотрит друг на друга. Между нами — не больше полуметра. Никто не хочет сдаваться. Никто не собирается отводить взгляд. Даже моргать сейчас опасно. Это будет означать поражение одной из сторон.

— Эвелина! — неожиданно окликает кто-то и я чуть не вздрагиваю. Отворачиваюсь и вижу, как Ламбер отворачивается тоже. К нам подходит Майк. Посмотрев на нас, он сразу понимает, что вмешался во что-то серьёзное. — Простите, что помешал, — говорит он обоим, но быстро переходит ко мне. — Эвелина, у меня серьёзная новость, — ошарашивает менеджер. Так ошарашивает, что даже Кристоф заинтересовано смотрит на бывшего подчинённого.

— Что за новость? — отвожу взгляд от Кристофа и возвращаюсь к Майку.

— Лучше вам самой взглянуть. — Он разворачивает планшет в мою сторону и включает видео.

Какие-то новости. Поначалу я не придаю особо значения, но как только голос за кадром называет моё имя и фамилию, обозначая как начинающую звезду, на кадрах появляется запись с момента нашего так называемого ареста. Ареста, что произошёл возле того самого стрип-клуба, возле которого я обнаружила полуживого Кристофа. Ведущий за кадром сообщает, что начинающая звезда Эвелина Сафронова, снимающаяся в таком-то-таком-то фильме, оказывается была обычной танцовщицей захудалого стрип-клуба, в котором-то меня и нашёл Кристоф. И, оказывается, если верить новостям, я получила роль только благодаря Кристофу.

— Что?! — тут же восклицаю я. — Кто-то в это верит?

Майк кивает.

— Боюсь, что в это верит большинство.

— Да вы издеваетесь? — хватаюсь за голову я, совершенно обескураженная такой ложью.

— Забавно, — слышу, как усмехается Кристоф. — Чёрный пиар, тоже пиар, малышка, — говорит он, лыбясь, как идиот. — Добро пожаловать в клуб.

У меня даже нет сил подойти и ударить его в грудь.

Кристоф.

После того дня, как пресса обозвала Эвелину стриптизёршей, она наотрез отказывается разговаривать со мной за пределами площадки. За это время мы уже успели закончить репетиции и перейти непосредственно к съёмкам, передислоцировавшись в Индонезию. За это время в интернете и на телевидении появилось ещё несколько репортажей и статей, рассказывающих о нашей якобы связи. Мне-то плевать, что журналюги и прочая пресса поливают меня грязью. Мне не привыкать. Но вот то, что они задели девчонку, это действительно не дело! Она ведь даже ни в чём не виновата. И ладно, если бы это никак не отразилось на процессе съёмок, так ведь нет! Продюсер фильма, узнав об этом, сразу же впаял нам штрафы, высчитав пятнадцать процентов из гонорара каждого. И как бы я не пытался ему перечить, ему всё по боку. Поэтому, как бы я теперь не пытался заговорить с Эвелиной, она просто молча уходит. Она не реагирует даже на мои провокации. Даже когда я пытаюсь специально разозлить её и вывести на конфликт, она никак не реагирует. Только сцена заканчивается, как заканчивается и всё общение между нами. Сцена возобновляется — возобновляются реплики, но не более.

Ещё этот ублюдок Майк! Не жилось ему спокойно! Нужно было сказать Эвелине, что теперь любое появление со мной в любом общественном месте, в любом месте за пределами площадки, повлечёт за собой очередную реакцию прессы, которая ей точно не понравится. Да, он знает, что говорит. Действует в её интересах. Это правильно. Но как же меня бесит, что он не считается с моими интересами! Грёбаный предатель.

Сейчас, сидя в своём фургоне, в перерыве между съёмками, я смотрю на бутылку дешёвого виски. Бутылка наполовину пуста, потому что я уже просто не могу. Я не вывожу весь этот ужас! Я бы ни за что не выдержал, если бы пришлось вести себя вежливо в трезвом состоянии. Поэтому зачастую мне приходиться принимать немного алкоголя, чтобы хоть как-то сохранять спокойствие и вести себя как конченый терпила.

Сейчас у меня есть два варианта. Вариант номер один — выпить немного… или много… и продолжить этот цирк, продолжить делать вид, что ничего не случилось. Или же… Вариант номер два — пойти и извиниться перед Эвелиной. Не знаю, в какой момент я упустил перемены в собственном характере — я ни разу за всю жизнь ни перед кем не извинялся и уж тем более не делал это по собственному решению, — но всё именно так, как есть. Я всерьёз думаю о том, чтобы пойти и извиниться. Проблема только в том, что я не знаю, как это сделать. Она просто не пустить меня в свой фургон. А просить извинений на площадке я точно не собираюсь. Ещё чего! Позориться перед всеми? Это сильно навредить статусу. Не знаю почему, но почему-то я до сих пор хочу сохранить статус наглеца, каким был когда-то и от которого теперь не осталось и половины той наглости, что была раньше.

Пялюсь на бутылку, отвешиваю себе знатную пощёчину и поднимаюсь с кресла. Выхожу из фургона, вдыхаю свежий воздух. И тут меня осеняет — нужно пойти к этой девке… Как же её? Карина! Точно. Они ведь хорошо общаются с Эвелиной. Нужно пойти к ней и спросить, что мне делать. Вот это ты докатился, братан… Вот это ты докатился…

Немного поругав себя, иду к фургону Карины. Попутно спрашиваю у встречающихся рабочих, где вообще найти её фургон. Наконец, подхожу к нужной двери с табличкой, на которой написано имя этой девки. Поднимаюсь по ступенькам и стучусь. Через пару секунд с другой стороны слышится:

— Секунду.

Ещё через несколько секунд дверь открывается. Я стою в оцепенении.

— Что такое? — лопая розовый пузырь спрашивает девка.

Всё ещё стоя перед ней, я размышляю. Пребываю где-то внутри своего разума. Наконец поднимаю руку. Указательный палец. Щурюсь и спрашиваю:

— Я только что постучал? — указываю на дверь.

Девка смотрит на табличку, внимательно изучает дверь взглядом, после чего поворачивается ко мне, пожимает плечами, лопает пузырь и говорит:

— Ну да.

Глаз начинает дёргаться.

— Ни хрена не понимаю, — говорю я.

— Чего? — спрашивает девка, перемалываю жвачку зубами.

— С каких пор я стучусь в двери?

— А что? Должно быть как-то иначе.

Да! Должно быть! Я никогда не стучался! Я всегда заходил туда, куда хочу! Должно быть, мать твою, по-другому!

Трясу головой, моргаю и смотрю на девку.

— Да нет, — делаю вид, что всё нормально. — Всё нормально.

Она кивает.

— Ага, понятно. Чего припёрся-то?

— Хотел поговорить. Пустишь?

Девка внимательно смотрит на меня. Как будто думает, что я вру. Затем чуть отодвигается и приоткрывает проход. Я вхожу. Дверь закрывается.

— Ну так что?

— Короче, помощь мне нужна, — говорю я.

— Ага.

Смотрю. Жду продолжения реакции. Но продолжения нет.

— Чего ага? Ты поможешь или нет?

— Ты условия сначала огласи.

Думаю: вас что, всех в одном месте штампуют с одинаковыми настройками? Все бабы одинаковые?

— Извиниться хочу перед Эвелиной.

Надутый пузырь внезапно лопается совсем не по плану девки. Он лопается так, что большая часть жвачки остаётся на носу и губах.

— Не поняла, — убирая жвачку, говорит она. — Чё сделать хочешь?

— Извиниться.

— Перед кем?

— Ты глухая? Перед Эвелиной!

Она чешет затылок, задирая брови. Вынимает жвачку изо рта и клеит её под ближайшую столешницу. Пододвигается ближе, задирает нос и говорит:

— Ну-ка дыхни.

Я делаю сильный выдох. Чтобы прям её сдуло.

— Фу! — она морщит нос. — Ну всё ясно.

— Что ясно? Думаешь, потому что я напился?

— Ну конечно, — уже совершенно расслабленно отвечает девка.

— Тогда открою тебе секрет: я пью перед каждой сценой, перед каждым началом сьёмок. И, блин, ни хрена не потому, что хочу так. А потому что я просто не знаю, что за херня со мной происходит.