По прибытии в аэропорт, ищу необходимый терминал, бегаю по залам в поисках стойки для регистрации. Проблем прибавляет и то, что я ещё ни разу не была в этом аэропорту. Снова звонит помощник режиссёра.

— Эвелина, — слышу уже уставший голос. Ему явно не нравится, что приходится возиться со мной, как с ребёнком. — Где вы?

— Я в аэропорту, — говорю я и замечаю, как вдалеке кто-то машет. Не обращаю на это внимания и продолжаю разговор. — Не могу найти вас.

Помощник вздыхает.

— Мы возле взлётной полосы, Эвелина.

Ого!

— Сейчас найду стойку регистрации и сразу к вам.

— Эвелина, — снова говорит он. — Всё уже давно зарегистрировано. Подойдите к третьему терминалу, вам покажут, куда идти.

— Хорошо, — говорю я. Звонок завершается.

Вообще прекрасно. Интересно, как мне теперь найти третий терминал.

— Эвелина! — слышу, как кто-то кричит моё имя. Оно выбивается из общего гама.

Смотрю по сторонам и снова замечаю девушку, которая машет мне. Боже… это же Карина. Она довольно доходит до меня налегке и тянется, чтобы обнять.

— Ты, похоже, потерялась, красотка? — говорит девушка отодвигаясь, попутно пережёвывая жвачку. Она надувает пузырь и лопает его.

— Похоже на то, — говорю я. — Просто была тяжёлая ночь.

— Да ты что? Ты случаем не с Кристофом провела эту ночь?

От такого вопроса я чуть ли не вздрагиваю.

— Что это значит? Что за глупые вопросы? — тут же начинаю обороняться я.

— Нашей кинозвезды нигде нет. Господин писатель злится, подумывает о том, чтобы отказаться от его участия. И помощник режиссёра тоже весь на нервах. Все уже думают, что у вас роман.

Отлично… Этого мне ещё не хватало…

В ответ на это я лишь сообщают, что никакого романа нет и вообще — я не видела Ламбера этой ночью. Обсуждать эту тему я больше не намерена, поэтому прошу Карину показать куда идти.

Через десять минут мы возле самолёта. Частного самолёта, около которого собрался весь основной актёрский состав. Здесь книжные отец и мать Кристофа, его приближённые друзья, оруженосцы и вся свита. Главный антогонист, который по итогу должен стать главным помощником моей героини, и ещё несколько второстепенных ролей по мелочи.

Обслуживающий персонал забирает у меня чемоданы, чтобы погрузить их на борт, а я тем временем выслушиваю недовольство своего нового руководства. Выслушиваю с честью и достоинством, так как понимаю, что сама виновата. Если честно, мне и говорить ничего не хочется. Нет никакого настроения. Хочется побыстрее забраться в самолёт и лечь спать. Лечь, сесть? Да какая вообще разница.

Наконец нас запускают.

— Если через пять минут его здесь не будет, — говорит Карвин, — мы вылетаем. Не хочу тратить время на того, кто так безответственно относится к моему проекту.

Важности ему не занимать. Его проект ведь уже закончен. Он написал свою книгу, и на этом всё. Теперь это уже проект студийных боссов. Не знаю зачем, но я решаю сказать вслух всё, что думаю.

— Это же не ваш проект, — понятия не имею, что на меня влияет, скорее всего опьяняющее состояние сонливости, но смелости мне точно не занимать.

— Не понял, — писатель оборачивается к моему сидению.

Я пожимаю плечами.

— Ну это ведь теперь дело студии, — говорю то, что думаю.

Он смотрит на меня так, как будто я сморозила глупость. Может быть… Может быть, так оно и есть. Но мне сейчас на столько всё равно. Ещё чуть-чуть и я усну прямо посреди разговора, если он конечно продолжиться и меня не отстранят вместе с Ламбером.

— Эвелина, ради того, чтобы сделать этот фильм лучше я пожертвовал своим гонораром, дорогая, — объясняет он. — Я был вынужден продать права на экранизацию за половину стоимости. И при этом отказался от каких-либо выплат за своё участие в съёмках. И всё ради того, чтобы сделать этот фильм лучше. Поэтому мне не хотелось бы, что вы думали подобным образом. Я готов пойти на любые жертвы, чтобы фильм удался.

— Всё удастся, — слышится из-за шторки. Шторка отодвигается и перед нами предстаёт Ламбер, собственной персоной. Важный, в тёмных очках, с засунутыми в карманы руками. Он деловито жуёт жвачку и лыбиться, осматривая всех. — Ну что, уважаемые, готовы лететь? — говорит он, усмехаясь. — А то я уже вас заждался.

Он поднимает очки, подмигивает, но этого оказывается достаточно, чтобы помощник режиссёра заметил огромные мешки прямо у него под глазами. Ламбер натягивает линзы обратно, а помощник режиссёра смотрит то на него, то на меня, вот-вот готовую отключиться.

— Вы что, пили вчера? — Недовольно звучит из уст помощника режиссёра. Уже где-то на периферии слуха звучит гневное: — Что за безответственное поведение!

Тем временем я уже почти засыпаю, уходя в сонное царство.

Кристоф.

Стоя посреди павильона для репетиций, под палящим небом западного побережья, от которого не спасает даже тень, я и Эвелина слушаем, как нас отчитывает помощник режиссёра.

— Ещё одна такая выходка, и вы оба будете отстранены! Я еле уговорил Карвина оставить вас! И не дай бог! — он тыкает пальцем, — Не дай бог я узнаю, что у вас какой-то роман! В контракте чётко прописано, что на съёмочной площадке и на протяжении всего процесса создания фильма, включая пост-продакшн и рекламную компанию актёрам запрещено иметь какие-либо романы с коллегами по съёмкам!

Эвелина раскрывает веки так, что глаза чуть не вываливаются наружу.

— Боже упаси! Чтобы я! С ним! — указывает на меня. — Да ни за что!

Я лишь довольно усмехаюсь.

— Что такое, крошка, боишься, что не потянешь?

— Боюсь, что перетяну, — недовольно фыркает она.

— И никаких ссор тоже! — взрывается помощник режиссёра.

— Конечно, дружище, — хлопаю его по плечу. — Надеюсь, это всё?

Он закрывает глаза, сжимает переносицу пальцами и мотает головой.

— С кем только приходится иметь дело… — говорит он.

Я усмехаюсь, вынимаю зубочистку из кармана и пихаю в рот.

— Ладно тебе, не ной, — говорю я, и деловито перекидываю зубочистку губами. — Когда уже приступаем?

— Мой помощник должен был разнести сценарии по трейлерам. Готовность полтора часа. Примите душ, поешьте и приступаем.

Смотрю на девку, подмигиваю.

— Чего? — спрашивает она.

— Примем вместе? — улыбаясь говорю я. — Помогу тебе натереть спинку.

Она закатывает глаза.

— Ты ничуть не изменился, Ламбер, — говорит она.

— Сказал бы, чтобы ты больше не называла меня так, но хрен-то там. Сегодня ты не испортишь мне настроения. К тому же, разве я должен был извиниться? Или ты думала, что после вчерашнего я вдруг стану послушным мальчиком.

Эвелина снова выпучивает глаза. Она смотрит на меня, затем на помощника. Снова на меня и снова на помощника. Мотает головой.

— Ничего не было, — пытается оправдаться.

— Я всё сказал, — говорит помощник режиссёра. — Через полтора часа на площадке!

Он разворачивается и уходит по своим делам.

— Ну что, солнце, покажешь сегодня всем, как нужно играть? — Отворачиваюсь. — Кстати, может предложим им сразу перейти к постельным сценам? Я бы, если честно, вообще вырезал из фильма всё, кроме них.

— Ламбер, — закрывает глаза. — Сколько раз тебе повторять: ты грёбаный извращенец. В фильме нет постельных сцен.

Усмехаюсь.

— Интересно-интересно. Похоже, наша малышка не изучала сценарий.

— Не поняла, — меняется в лице.

— Восьмидесятая страница, — информирую я. — Советую, хоть немного изучить то, с чем придётся иметь дело.

Девка изгибает оби брови.

— Когда ты только успел всё изучить? Или у тебя нюх на всякие извращения? Наверное, всю ночь потратил, чтобы найти хоть одну постельную сцену.

Снова усмехаюсь.

— Не волнуйся, малышка, я буду нежен. Хоть мне и несвойственно такое поведение, но чего не сделаешь ради искусства.

— Придурок, — кидает она напоследок и удаляется в сторону своего трейлера.