– Как звали другого парня?

– Я не знаю.

– Что-нибудь еще?

Я пытаюсь вспомнить.

– Леви должен хранить наркотики где-то на первом этаже. Сионе вышел из комнаты, чтобы забрать их, но я не слышала, как он поднимался по лестнице.Я не знаю, кто готовит наркотики. Я спросила Леви, откуда он их берет, и он мне ничего не сказал. По сути, мне сказали не лезть не в свое дело.

– Ну, не будь такой очевидной, – говорит Шульц. – Постарайся узнать это иначе.

Он ожидает, что я буду делать за него его работу. За исключением того, что у меня нет никакой подготовки и нет никакого желания делать что-либо из этого. Я чувствую себя подлой только из-за упоминания имени Эли. Я не хочу, чтобы у нее были неприятности. Она ничего мне не сделала.

– Думаю, Эли просто заходила, – снова говорю я. – Она не сделала ничего плохого.

Шульц качает головой, глядя на меня.

– Эти люди – преступники и подонки, – говорит он. – Не пытайся их защищать.

Это выводит меня из себя. Что заставляет его думать, что он лучше них? Держу пари, он натворил всякого дерьма при исполнении служебных обязанностей. Здесь нет битвы между «нравственным» и «безнравственным». Это просто кучка людей в двух соперничающих командах.

Меня призвали в команду Шульца. Но мне не нравится там находиться. Я вообще не хочу играть в эту игру ни за одну из сторон.

– Я лучше пойду, – говорю я, собираясь уходить.

– Будь на связи, – напоминает мне Шульц.

Когда мы оба встаем, он хватает меня за руку и говорит:

– Подожди.

Он проводит большим пальцем по моей скуле, под правым глазом. Мне приходится заставлять себя не отпрянуть.

– У тебя там была ресничка, – говорит он, ухмыляясь.

Конечно. Не сомневаюсь, что так и было.

Когда я возвращаюсь в квартиру, я вижу, что дверь моего отца все еще плотно закрыта. Уже почти два часа дня, и не похоже, чтобы он выходил из комнаты. Единственная кружка на столе – та, из которой я пила сегодня утром.

По крайней мере, я слышу, как он передвигается. Но он снова кашляет.

– Пап? – кричу я. – Я дома.

Никакого ответа.

Беру свою кружку и ставлю ее в раковину, споласкивая ее, чтобы смыть остатки кофе.

У него снова приступ кашля, который заканчивается рвотой. Я вскакиваю, подбегаю к его двери и стучу.

– Папа? Ты в порядке?

Я толкаю дверь, открывая ее. Он сидит на кровати, сгорбившись, потирая сгиб руки.

Когда он поднимает голову, его лицо серое. На его губах красная пена.

– ПАПА!

– Я в порядке. Мне просто нужно отдохнуть…

– Мы едем в больницу!

Я поднимаю его с кровати, крепко держа за локоть. Его не так уж трудно удержать. Он похудел, по меньшей мере, на тридцать фунтов. Почему я не обратила на это внимания раньше? Он болен уже пару месяцев. Я думала, это просто затяжная простуда...

Помогаю ему спуститься по лестнице, хотя он продолжает говорить мне, что может идти сам. Я сомневаюсь в этом – у него ужасный цвет лица, и он не выглядит устойчивым на ногах. Мы выходим через гараж, потому что моя машина припаркована на заднем дворе.

– Ты закончила с Шеврале? – хрипит он.

– Да,не беспокойся об этом, пап.

Мы садимся в мой Транс Ам, и я везу его в «Мидтаун Медикал». Нам приходится ждать целую вечность, потому что сегодня суббота, и потому что «кашель» не является заболеванием особой срочности в отделении неотложной помощи. Здесь множество людей ковыляют с ранами на голове или свисающими руками, есть даже один чувак, который засадил гвоздь прямо себе в ладонь во время небольшого ремонта дома, который пошел не по плану.

– Теперь ты знаешь, что чувствовал Иисус, – говорит ему бабуля с синими волосами.

– Иисусу не нужно было сидеть и смотреть на это, – отвечает мужчина, глядя на гвоздь с отвращением.

Наконец медсестра принимает нас обратно, и нам приходится ждать еще дольше, пока они проводят кучу анализов, в том числе рентген грудной клетки.

Я в таком стрессе, что на секунду даже не узнаю рентгенолога.

– Привет! – приветствует меня Патриция. – Это твой папа?

– Ах, да, – я слабо улыбаюсь. – Папа, это моя подруга Патриция.

– Мне нравится твой халат, – говорит папа. – Я не знал, что их делают такими.

На Патриции лавандовая медицинская форма с красивым цветочным узором на халате.

– О да, – она ухмыляется. – Здесь постоянный показ мод.

Патриция настраивает рентгеновский аппарат, а затем просит меня спокойно постоять рядом с ней за углом, пока она делает снимки.

– Как все выглядит? – нервно спрашиваю я.

– Эм... ну, на самом деле я не могу ничего говорить, пока доктор не посмотрит, – говорит она.

Но я вижу небольшую морщинку между ее бровями, когда она смотрит на изображения, появляющиеся на экране.

Мое сердце сжимается в груди.

Я думаю, что у него, вероятно, пневмония. Он кашлял с кровью, но никто ведь больше не болеет чахоткой или как там называлась та болезнь, убившая всех викторианцев. Должно быть, это просто воспаление легких. Ему пропишут антибиотики, и через пару недель он будет в порядке.

После того, как процедуры закончены, Патриция ведет меня и моего отца в маленькую отгороженную занавеской кабинку.

– Врач скоро будет, – говорит она, одаривая меня сочувственной улыбкой.

Проходит еще сорок минут, затем входит молодой, бодрый на вид врач. Он похож на Дуги Хаузера, если бы тот был азиатом и носил Конверсы.

– Мистер Ривьера, – говорит он. – Пришли результаты вашего рентгена.

Он прикрепляет изображения к доске с подсветкой, так что белые части рентгеновского снимка ярко светятся на фоне черного. Я вижу грудную клетку моего отца, но не сами легкие. Под ребрами есть несколько сероватых образований, которые, как я предполагаю, являются органами или, возможно, его диафрагмой.

– Итак, мы осмотрели ваши легкие и не видим здесь жидкости, – врач указывает на нижнюю половину легких. – Тем не менее, вы видите, что прямо здесь есть образование или разрастание.

Он обводит указательным пальцем слегка бледную область справа от позвоночника. Она не такая ярко-белая, как кость. На самом деле, ее вообще трудно разглядеть.

– Образование? – говорю я в замешательстве. – Как киста или что-то в этом роде?

– Возможно, – говорит врач. – Нам нужно получить подтверждение ткани, прежде чем мы сможем поставить диагноз. Мы можем сделать это с помощью биопсии под контролем компьютерной томографии или с помощью бронхоскопии…

– Подождите, какой диагноз? – спрашиваю я. – Как вы думаете, что не так?

– Что ж, – доктор неловко ерзает. – Не могу сказать наверняка, пока мы не получим образец...

– Но что еще это может быть? Если это не киста?

– Рак, – мягко говорит доктор.

– Что? – я смотрю на него с открытым ртом. – Но мой папа не курит.

– Рак легких может быть вызван многими вещами, – говорит врач. – Воздействие радона, загрязняющих веществ, выхлопных газов дизельного топлива...

Я качаю головой. Этого не может быть.

– Пока ничего нельзя сказать наверняка, мы возьмем образец ткани и…

Я даже не слышу слов, исходящих из его уст. Я смотрю на своего отца, который молча сидит на краю каталки, сменив комбинезон на один из тех унизительных халатов, которые даже не застегиваются на спине. Он выглядит худым и бледным.

Ему сорок шесть. Не может быть, чтобы у него был рак.

– Не волнуйся, пап, – говорю я ему. – Наверное, это что-то другое.

Я выдавливаю улыбку.

Тем временем я погружаюсь все ниже и ниже в глубокую черную воду.

12. Неро

Я возвращаюсь в дом Леви Каргилла, потому что он устраивает еще одну вечеринку, и я предполагаю, что Белла будет там. Он неплохо зарабатывает на этих тусовках – берет плату за вход, пять долларов за дерьмовое пиво, а затем продает более тяжелые вещи через свою маленькую армию приспешников.