Хотя он не полный психопат – я вижу пару проблесков личности.

Во-первых, в шкафу лежит куча потрепанного бейсбольного снаряжения. Так что он, вероятно, играет в какой-то любительской лиге. И он действительно фанат «Кабс» – примерно на половине рубашек в его шкафу изображен их логотип. Единственная фотография в квартире – это фотография светловолосого Шульца в детстве на Ригли Филд со своим отцом.

Я сразу узнаю Мэтью Шульца. Он выглядит точь-в-точь как его сын, только немного стройнее. Та же квадратная челюсть и тот же набор мышц как у Капитана Америки.

Но Логан Шульц на фотографии выглядит по-другому – он улыбается так широко, что его почти не видно, и торжественно держит бейсбольный мяч с автографом. Он выглядит радостным, без какой-либо злобы взрослого полицейского, которого я знаю.

Это единственная сентиментальная вещь во всей квартире. Фото и старый значок его отца, засунутый в верхний ящик его тумбочки, прямо рядом с кроватью.

Я достаю пиво из холодильника, открываю его и сажусь ждать.

Проходит еще полтора часа, прежде чем он, спотыкаясь, возвращается домой. Я слышу, как его ключи скребутся в замке, приглушенные ругательства, а затем сам Шульц шаркающей походкой входит в квартиру. Я жду, пока он достанет свой служебный пистолет и положит его на стол, прежде чем заявить о своем присутствии.

– Поздравляю, – говорю я, включая свет.

Шульц подпрыгивает, как испуганный кот, хватаясь за свой пистолет.

– Расслабься, – говорю я ему. – Это всего лишь дружеский визит.

– Ты же знаешь, что я мог бы пристрелить тебя прямо сейчас, – говорит он, хмурясь. – Или просто арестовать тебя за взлом с проникновением.

– Это было бы не очень гостеприимно. Учитывая, что я принес тебе подарок.

Шульц держит руку на рукоятке своего пистолета. Он делает паузу, затем засовывает пистолет за пояс. Он скрещивает руки на груди, уставившись на меня затуманенным взглядом.

– Какой? – спрашивает он.

– Ну... может быть, подарок – это громко сказано. Больше похоже на предмет для обмена.

– Обмена на что?

– Камиллу Ривьеру.

Шульц раздраженно фыркает.

– Не делай вид, что тебе не плевать на нее. – говорит он.

– О, мне еще как не наплевать на нее, – тихо говорю я. – Камилла теперь моя. Ты больше не подойдешь к ней.

– Или что? – усмехается Шульц.

– Или в следующий раз, когда я вломлюсь сюда, ты проснешься от лезвия, перерезающего твои голосовые связки.

Ему это не нравится. Я вижу, как его правая рука снова тянется к пистолету.

Мне насрать. Я абсолютно серьезен. Это единственный шанс Шульца оставить Камиллу в покое. Я сделаю все возможное, чтобы защитить ее. Я бы уничтожил всю полицию Чикаго, если бы пришлось. Убил бы всех мужчин в этом городе, одного за другим.

Осознанно и медленно, чтобы он все правильно понял, я говорю ему:

– Не смотри на нее. Не разговаривай с ней. Не подходи к ней ближе, чем на сто футов. Она больше не твой информатор.

– О, да? – усмехается Шульц. – Тогда тебе лучше принести мне что-нибудь чертовски невероятное. Например, то, что ты вытащил из хранилища Рэймонда Пейджа. О да, я знаю, что это был ты. Пейдж тоже это знает. Он видел тебя на камере, когда вы с дочерью совершали небольшую экскурсию в его хранилище.

– Позвольте мне побеспокоиться о Рэймонде Пейдже, – говорю я.

Я держу в руках подарок, который принес для офицера Шульца. Это видеокассета с подписанной наклейкой. Он тупо смотрит на нее, как будто забыл об этом фрагменте технологической истории.

– Что это, черт возьми, такое? – спрашивает он.

– Это запись с камер наблюдения на бульваре Джеффри. Снято в ночь на 18 апреля.

Шульц бледнеет под румяным оттенком загара. Из-за этого он выглядит почти желтым. Все опьянение исчезает из его глаз, и они горят ярче, чем когда-либо.

– Это невозможно, – говорит он.

– Возможно, – говорю я. – Ее просто было трудно достать.

Шульц смотрит на мою руку, в которой я держу кассету. Он видит мои костяшки пальцев, распухшие почти вдвое по сравнению с нормальным размером, и покрытые ссадинами и синяками.

Он судорожно облизывает губы.

– Дай мне ее, – говорит он.

– Отдам, – говорю я ему. – Но сначала твое обещание. Ты оставишь Камиллу в покое.

– Да, – огрызается он.

– Навсегда.

– ДА!

Я протягиваю кассету. Он выхватывает ее у меня из рук, сжимая так, как будто это действительно один из золотых слитков из банка.

Он прищуривается, глядя на меня, говоря:

– Это ничего не меняет между нами.

– Очевидно, – говорю я.

Костяшки его пальцев побелели, и он почти дрожит от предвкушения. Он не может удержаться от вопроса:

– Что там показано?

– Выстрел был произведен внутри машины, а не снаружи. Твой отец был не один.

Его челюсть сжимается, как будто он уже подозревал это.

– Кто? – спрашивает он.

– Дэниел Броуди, – отвечаю я.

Шульц совершенно неподвижен, его глаза широко раскрыты и полны недоверия.

– Ты же знаешь, что они были партнерами, – говорю я.

Теперь Броуди возглавляет Отдел по борьбе с организованной преступностью – то есть является начальником Шульца. Он поднимал тост за Шульца всего пару часов назад в пабе.

Все это время Шульц сидел всего в паре столов от убийцы своего отца.

– Что ты будешь делать с этой информацией, зависит только от тебя, – говорю я ему. – Но я был бы очень осторожен. Отдел внутренних расследований тебе не друг. Твой отец доверял им – и посмотри, что с ним случилось.

Я пожимаю плечами, вставая со стула.

– Впрочем, это твое дело. Меня волнует только то, чтобы ты придерживался нашей сделки.

Он все еще стоит как вкопанный, парализованный бомбой, которую я сбросил ему на голову.

Он вообще не двигается, пока я прохожу мимо него, направляясь к входной двери.

27. Камилла

Я жду, пока Вик проснется, затем, слышу как он, спотыкаясь, идет на кухню, где я оставила ему подарок на столе. Я знаю, что он его увидел, когда слышу его возглас удивления.

Я высовываю голову из своей комнаты, уже ухмыляясь.

– Нравится? – спрашиваю я.

Я купила ему лучший микшерный пульт, который только можно купить за деньги. Я пообещала Неро, что не буду использовать деньги от ограбления банка на что-то броское – лишь на медицинские счета моего отца и колледж Вика. Но я подумала, что мы могли бы позволить себе небольшую роскошь так, чтобы никто этого не заметил.

– Ты шутишь, что ли? – говорит Вик, и его лицо озаряется радостью. – Он чертовски невероятный!

– Эй, положи четвертак в банку для ругательств, – говорит папа, шаркая из своей комнаты. Сегодня он выглядит не так уж ужасно, и это уже хорошо.

– Если бы ты применял это правило к Камилле, у нас был бы миллион долларов, – говорит Вик.

– Что? Моя малышка? – говорит папа, притворяясь шокированным.

– Я не знаю, о чем он говорит, – невинно говорю я.

Вик закатывает глаза, возвращая свое внимание к микшерному пульту. Он выглядит так, словно хочет поцеловать его.

– О-о-о, – говорит папа. – Я думаю, что Вик наконец-то влюбился.

Вик одаривает меня озорной улыбкой.

– Я слышал, что не я один, – говорит он.

– Что, что? Что я пропустил? Только не говорите мне, что речь идет о Неро Галло…

– Э-э… – говорю я, краснея. – Ага. Я имею ввиду, да. Мы вместе.

– Здорово, – говорит отец, одобрительно кивая мне.

– Ты не возражаешь против... ну, ты знаешь, – говорю я, ссылаясь на довольно яркую репутацию Галло.

– Я никогда не ожидал, что ты влюбишься в кого-то нормального, – говорит папа, пожимая плечами.

Вик фыркает, и я тоже не могу удержаться от смеха.

– Я тоже, наверное, – говорю я.

Когда Вик пытается утащить свой подарок обратно в свою комнату, я добавляю: