— Авиад ещё там, в Флотлере, почти со слезами рассказывал о здешней идеологии. Он говорил, что любая магия здесь под запретом и пресекается самым жёстким методом. Но как я погляжу Мартен напротив устроил здесь целую магическую империю, вдобавок к этому совершив тайное и неизвестное почти никому в этом мире заклинание Пентаграммы. — снаряд за снарядом изящно попадали в последние высоченные ветки из труб, металлической обшивки, бетона и арматуры. Будто праздничный салют, магическое вооружение безо всяких проблем рушило, крошило и уничтожало, оставляя после себя лишь пустошь, свалку из металла, копоти, грязи, пороха, остатков ракет и маны. — Лживая и бесконтрольная идеология превратила весь город в царство анархии и сатанизма. Всё здесь пропахло грехами и людским горем… Мне действительно всё равно на этих людей, что как трусливые суки укрылись и до сих пор укрываются в своих муравейниках, я их презираю и плюю в их лица, но если эта тварь хоть как-то посягнула на жизнь Демиурга… — гнев подобрался к голове и кулакам, шипя и превращаясь в первые тонкие языки пламени. Костёр начинал разгораться и потушить его не мог ни самый сильный ветер, ни торнадо, ни даже цунами. — Этот убогий чёрный нарост в виде закрытого города мог жить и жить, если бы Мартен не посмел посягать на моего брата… Я обязан увидеть его и увидеть живым, в добром здравии и с ласковой лёгкой улыбкой на лице… Я хочу поговорить с ним как раньше, в старые добрые… Мне это нужно как никогда раньше. Я… Я не знаю что со мной, но мне так грустно когда его нет рядом… Я скучаю по тем вечерам, по тем разговорам… Я обязан увидеться с ним во что бы то ни стало, где бы он ни обитал и где бы ни находился.

О Демьяне Саркис и не вспомнил, полностью уйдя в себя, в свои воспоминания и в свои пробуждающиеся эмоции. Первые и единственные эмоции, что он когда-либо испытывал. Камень треснул, наконец просочив первые языки огня, что назывался человеческой душой. Хоть он относился с теплотой лишь к брату, это всё равно были настоящие эмоции, те самые долгожданные, которых Саркис ждал и которые ненавидел в других людях…

— Господин Саркис, вы что-то говорили, я бы хотел… — Маврикий отпрыгнул назад, едва успев увернуться от рухнувшей во все стороны горячей волны воздуха. Огонь взъярился, напоминая древнего дракона из легенд, расправившего крылья и приготовившегося к нападению. — Куда же вы так рванули… Эм, господин Саркис…!?

Эдемский маг будто приобрёл широченные живые пламенные крылья. Гордо вздохнув и тряхнув головой, богатырь продолжил нестись к Цитадели, летя под взрывами снарядов, сопровождающихся яркими отсветами и ударными волнами, мешавшими даже его огненной стихии. Прокрутив посох, эдемский маг улыбнулся, хоть его глаза и остались каменны:

— Пока мана бурлит в моём теле, я буду сражаться и сражаться. За Отца, за несчастных братьев, за разрушенный Эдем! И Демиург… Я обязан переговорить с ним и чем скорее, тем лучше!

Маг действительно надеялся встретить своего брата в Цитадели, он верил в это и ждал момента. До чёрной неприглядной стены вражьей Цитадели оставалось всего ничего и удары снарядов с каждым приближением становились всё громче, ужаснее и страшнее. И этот ужасный гром становился лишь прелюдией к масштабному музыкальному произведению, имя которому война!..

Шум за спиной только усиливался, заставляя появляться стыдливым мыслям поскорее прикрыть уши и лечь в тёплую кровать, подальше от происходящих событий. Стены тряслись и мелкие камни щедро сыпались на чёрный, пахнувший сыростью и гнилью, земляной пол. Шёлковые волосы Эрика будто небольшие змейки струились по плечам и спине, а кончики некоторых коротких волос неприятно щекотали шею.

Снаружи всё свистело, гремело и громыхало, на потеху каждому муравью. Что-то рушилось, и рушилось не просто что-то, а целые здания, что массово, друг за дружкой, ложились наземь с разных сторон и с разной скоростью. Тёмная зала неистово шаталась, продолжая не верить в наступление на неё самого настоящего вооружённого войска. Цитадель отныне не могла оставаться в спокойствии, пока вокруг неё падали ракеты, бомбы и снаряды, до отказа начинённые магической силой, что так была чужда и ненавистна каждым муравьём.

— Боже, столько маны заключено в каждом из боеприпасов… Она вихрится, сливается друг с другом, проникает сама в себя и превращается в единое неразрушимое целое… Такого тайфуна я не ощущал ещё никогда. Неужто это начало конца моей истории? — спросил Эрик, проверяя осталось ли его лицо бледным и как обычно безучастным. Да, всё было именно так. Как обычно, как всегда, как надо, как подобает. — У любой истории, насколько бы крутой, интересной и мудрой она не была, всегда есть свой финал. Грустный или же весёлый, справедливый или же подлый, а может бесчестный — всё это не столь важно.

К огромной передней тёмной стене неслась долгожданная и по справедливости невероятно мощная сила, сконцентрированная в одной плотной несокрушимой точке. С каждой секундой Мартен чувствовал её всё лучше и лучше, кожей, ногтями и даже собственными волосами.

— А это, как я полагаю, наш долгожданный и особо любимый герой. Маг, хитрый и изворотливый, прямиком из Эдема, мечтающий подмять под себя всех, всё и вся, в силу собственного внутреннего безумия и неуравновешенности. Герой, что жаждет прикончить меня и выпытать любое знание после моего поражения. Однако… с чего он решил, что моя история кончится именно сегодня? — несколько равнодушно расплылся в улыбке рогатый правитель, потирая белые тонкие костлявые ладони, лишённые как физической силы, так и мяса.

Послышался лёгкий непродолжительный свист, короткий, как спичка. Нечто коснулось внешней стены Цитадели, заставив её разойтись во все стороны змеящимися трещинами да зашататься, как местной пьянице. Эрик приковал туда свой взгляд, наблюдая, как большая часть настоящей, казалось бы, несокрушимой и стойкой преграды разваливается, трескается и норовит в считанные секунды прекратить своё существование.

Стена в последний раз отчаянно пробурчала нечто невнятное, окончательно распадаясь, разламываясь и градом осколков сыпясь прямо на чёрный пол. Свет рухнул на тощую фигуру Эрика, заставив правителя Церкви Сатаны воздеть руку к лицу, прикрываясь от давно им невиданного и оттого крайне чуждого глазам яркого серого света Чёрного града.

Грохот прокатился по сводам муравейника, заставив стены кричать ещё сильнее и постыднее.

— Так ярко у меня в городе. Даже учитывая оборонительный барьер… — удивился Мартен, предприняв очередную попытку посмотреть в раздроблённый разворошенный новенький проход.

Гордая фигура эдемского мага стояла прям меж острых краёв, воздевших свои чёрные концы прямиком в подобные им пики, ощетинивавшиеся на самом верху громадной дыры. Сила удара была высока и опасна, и остатки маны, проникшие в огромный чёрный зал Цитадели, ясно и чётко говорили об убийственной мощи используемой магии.

— Этот свет чересчур ярок для моих глазах. Неужто ты возьмёшь и нападёшь на меня прямо сейчас? Даже ни о чём не спросишь? — поинтересовался Эрик, по-прежнему щуря зрение.

Саркис держался невозмутимо, безразлично и гордо. Огонь обрамлял его фигуру, тонкими язычками колышась вокруг богатырского тела. Посох, плотно зажатый в его крепкой руке, незаметно источал лёгкие блестящие снежинки, с лёгкостью подхватываемые танцующим пламенем.

— Я мечтал встретиться с сильным духом и бодрым мужчиной, с величайшим из ныне живущих магов, однако неужели ты и есть Мартен? — каменным строгим голосом вопросил Саркис, презренным взглядом окидывая бледного, тощего и светобоязливого червя, мелкой точкой расположившегося в самом центре главного зала Цитадели. — Нападать сразу? А как же выпить тёплый чай, запивая им домашнее сдобное печенье? Заодно я скажу тебе всё, что накопилось во мне за целое огромное путешествие в вашем мире. — ехидно продолжил Саркис, в противовес своим словам лишь сильнее выпуская бушующий огонь.