Проходя в глубь города и лавируя между петлявшими и появляющимися тут и там чёрными муравейниками, походившими больше на древние неровные пирамиды, Саркис всё больше пытался проникнуться проблемами обычных жителей. Такая пустота… Сосущая бездонная пустота.

«Какие они бедные, покалеченные жизнью и системой бедные рабы… Какие бедные? Чего я вру? Для кого притворяюсь то? Мне даже как-то всё равно. Ну плохо им живётся, ну грузы чёрные глазастые накинули, ну обдирают их до нитки — мне то что? В конце концов у меня по самое не балуй собственных проблем. И… Я рад, что нам с жителями по пути, что они также хотят избавиться от влияния тёмного узурпатора. В противном случае я бы мог их всех перебить, даже без маны. Боже… мне не стоит так думать. Я же человек. Ну, должен им быть. Я же ведь… ч-человек?» — непроизвольно запнулся богатырь, гневным взглядом смиряя с землёй застывшую посреди улицы прачку, медленно отстирывающую одежду в гигантском грязном тазу.

«Прибить бы их всех нахер. Такие ничтожные и бесполезные» — заскрипел зубами Саркис, ощущая как мана, словно текучий по венам гнев, приливает к сомкнутым кистям. «Проблемы есть у всех. Я не собираюсь притворяться и юлить. Мне плевать на то, как они там живут и о чём думают. Вот, оборванная старая сука с демоном на спине корёжиться над грязной одеждой. Вышла, такая смелая, на улицу… Какие же противные и гнусные…»

Гнев остывал. Старуха смотрела на него внимательным участным взором и маг попросту не мог ненавидеть обычного старого человека.

— Что ты так пялишься? Вон, даже стирать прекратила. Ты меня хорошо знаешь, чтобы так жалостливо смотреть? Словно поняла мои мысли, думаешь такая крутая…

Старуха молчала, но спустя время разомкнула свои потрескавшиеся уста:

— Тебе тяжело также, как и нам. Я вижу это по твоим глазам. Они лишь кажутся безучастными, но на самом деле они как никогда грустны и полны печали.

— Ты… т-ты не можешь знать, что я чувствую!

— Я и не знаю, я это вижу. Пустой внутри и оттого настолько гневливый и злой.

«Чёрт»

Саркис был готов провалиться сквозь землю. Какая-то непонятная старушенция прочитала его, как открытую книгу…

— Бред, бред, бред! Такого просто не может быть. Я никогда не опускался так низко, как опускаетесь вы. Я никогда не смел склонять голову пред кем-либо и тем более позволять творить бесчинства. Я отличаюсь от вас…

— Всё может быть, Гость. С точностью могу сказать лишь одно — чем чаще к нам приходят такие как ты, тем больше я убеждаюсь в том, насколько мир одинаков. — наброшенный на старухины плечи демон коротко моргнул, а Саркис невидящим взором смотрел вперёд. — И внешний мир, и здешний, и Эдем на пару с Адом — люди мучаются всегда и везде. Жизнь с одинаковой злобой смотрит на каждого из нас, просто кто-то, как ты, способен задушить в себе убийственные эмоции и идти вперёд, не склоняя головы и не отпуская с рождения данное в руки оружие.

«Бред, бред, бред! Это просто мысли одной прачки, их вообще не стоит воспринимать. Она глупая и ничего умного выдавить не может» — зубы мага сжались сами собой, а язык перестал слушаться.

— Среди таких вот Гостей был лишь один, кто отличался от всех. То был невероятно плохой человек, мысли которого я бы не поняла и будь мне за две сотни. Ужасный, полный злобы, ненависти и презрения, чьи слова были лишь колкими усмешками. Только этот Гость так и остался для меня скрытым за плотной завесой незнания и страха. Страха перед силой и властью. Страха, что мог быть похож лишь на… — старушка задумалась, а после сложили костлявые сухие ладони рупором, прошептав в них. — Страх, который мы испытываем к Мартену! Тот человек был похож на него. Он был с такой маленькой каменной душой, за которой была лишь пустота. Там была пустота вкупе с эгоизмом, жаждой наживы и убийства.

«По описанию почти не подходит, однако…» — богатырь навострил уши и внезапно эта мысль сверкнула так ярко, что затмила все остальные своим испепеляющим пламенным светом:

— Скажи, этого Гостя звали Демиург? Я сразу понял, что это он. Как давно…

Старушка неожиданно подняла ладони, призывая мага к тишине:

— Ты всё неправильно понял. Того Гостя звали по-другому. То был старый-престарый дед, такой же мелкий, как и его душонка. Мартен говорил нам, что его звали Авиад.

Пару миллиардов лет назад.

Эдем…

Ловкий ветерок бодро дунул в лицо, свежесть зелени ударила в нос, а взгляд был прикован к кому-то подле белого раскидистого дерева. Подле того самого Древа Жизни, у которого, по слухам, должен был ползти чёрный юркий змей.

На тонких хрупких ветках, уходящих в разные стороны, висели сочные, пропитанные соком бело-желтоватые плоды, что так и манили вкусить себя и не оставить в живых даже твёрдой центральной кости. Только по одному взгляду на них было ясно, что настолько манящую и красивую сладость не должно есть никому, несмотря на всё существующее искушение.

— Скажи мне, друг, где тот змей о котором все говорят? — богатырь ещё больше приблизился к сгорбленной фигуре на окраине отвесного утёса, озарённого мягким ласковым солнечным светом. — Я думал увидеть, поверить в его существование, услышать из его уст нашу, созданную Отцом, речь. Но где же сам змей? Неужто он просто болтал, а на деле обманул всех моих наивных братишек и сестричек, просто сбежав с Эдема?

Фигура молчала, вперив взгляд куда-то вдаль, на большущее пятно, раскинувшееся от края и до края.

— Саркис, как люди позволяют себе жить в таком мирке? — будто не слушая друга, словно в мечтах пропел юнец. — Зная, что они существуют под Эдемом и их жизни не важнее, чем спички. Они всё радуются и радуются, ни грамма отчаяния, ни секунды грусти.

Богатырь и не знал что ответить. Такие вопросы претили его каменной душе, о чём с превеликим огорчением Саркис сознавался сам себе уже на протяжении многих десятилетий. Вот и сейчас — что мог ответить тот, кто был совершенно пуст?

«Как же я бездушен. До безумия бездушен и пуст…»

— Молчишь, да? Видимо даже ты меня понимаешь. Они веселятся в своём наспех сотворённом адском мирке, а я грызу сам себя в прекрасных садах Эдема. Ну не сказка ли? Мне тут скучно, грустно, моему гневу нет предела, душа хочет полёта. Но где бы я не находился — летать не сможет никто. Все мы подчиняемся чему-либо — власти, эмоциям, родителям. Мы все — рабы. Мы все — привязаны. Разве могут летать те, кого держат на поводке? — молодой человек повернул голову и в его глазах стояли слёзы. — Если честно, наш мир мне наскучил. Я бы хотел познать жизни обычных, свободных от всего, людей. — его тонкий белый палец указал на распластавшийся внизу мир. — Я хотел бы прожить жизни этих смертных. Познать их эмоции, их мир и их счастье. Увидеть то, что видят они, почувствовать то, что недоступно и всем детям Бога вместе взятым.

Саркис недоумённо смотрел на друга и его сердце почти не билось. Стук ослаб, а душа безжизненно сидела в груди:

— Прости, брат. Я мало что понял. Правда, я не лучший собеседник, ты и сам знаешь.

Человек на крае утёса обречённо улыбнулся, по-прежнему смотря вдаль, сквозь косматые облака:

— Как жаль, что даже мой единственный настоящий друг находится где-то далеко от меня, за тремя суровыми гранитными стенами… Как же я устал от всего этого. — грустно подал голос человек, вслушиваясь в кажущиеся ему красивыми звуки людского мира. Что творилось в его душе и в мозгах было неизвестно даже Отцу. Сам же Отец, Бог и творец всего мира в тот самый момент и помыслить не мог, что Эдем стал дешёвой стальной клеткой для всех его обитателей. Люди были неспособны настолько долго вести такую скучную и нудную жизнь. И даже их бессмертие было в списке того, отчего они все мечтали избавиться.

Молчание могло длиться годами. Друзья, что не понимали друг друга. Два человека, что жили обособленно от общества, наедине со своими мыслями и желаниями. Каменный непоколебимый Саркис и эмоциональный душевный парень с короткими жёлтыми волосами, взрыхлёнными на макушке его аккуратной аристократичной головы.