Я сняла с машины пыльный чехол и отбросила в сторону, а затем открыла большие двойные двери, впуская свет внутрь.
Детка Джошуа — это красавица Шевроле Камаро 1967 года, красного цвета. Джошуа потратил много денег на детали, включая двухцветную плиссированную обивку, восстановил двигатель мощностью в четыреста тридцать лошадиных сил. Красотка с урчащей V-образной восьмёркой и выхлопной системой Флоумастер.
Лучший друг Джошуа — Брюс поддерживал машину на ходу, пока меня не было. Машинам нужно внимание или же они погибнут, так же как и мы. Надо бы не забыть заехать на окраину города, где жил Брюс, и поблагодарить его. Я у него в долгу. Когда уезжала, я не готова была её забрать, и он согласился приезжать каждые три месяца и осматривать её.
Я повернула ключ в замке зажигания и закрыла глаза от знакомого звука, пробуждающегося к жизни, мотора.
— Мне так чертовски тебя не хватает, — прошептала я Джошуа, желая ещё хоть раз поцеловать его в щеку или просто обнять. Самое обыденное, что я принимала, как должное тогда, я сделать больше не смогу.
Я выехала на дорогу и вдавила педаль акселератора, наслаждаясь рёвом мощного двигателя. Я так задумалась в дороге, что поездка прошла мимолётно. Я остановилась на парковке и уставилась на огромный клуб.
Клуб «Хаос» больше всех клубов, что я видела, пока была в Портленде и Сиэтле. Снаружи здание выкрашено в чёрный цвет, а большие двери, у которой стояла скамейка, но никто на неё не садился, покрашены неоново-малиновым. Я перевела взгляд на вывеску: «Клуб «Хаос», добро пожаловать, грешники».
Снаружи клуб казался невзрачным, но стоило открыть дверь, и я обомлела. Правда, далеко зайти мне не удалось. Мужчина с пучком на голове остановил меня, стоило занести ногу над порогом.
— Только по приглашениям, милая, — прорычал он, оглядывая меня голубыми глазами. Я открыла рот, чтоб сделать замечание по поводу его пучка, но передумала. Он отлично его сделал. Обычно я бы над этим посмеялась — большинство мужчин не умели носить пучки и завязывали его весьма забавно. Только когда парень скрестил забитые татуировками руки на широкой груди в устрашающей позе, я поняла, что пялюсь. Я подняла глаза к его кристально голубым, и в голове вспыхнул образ — ночь, лопата. Он копал могилу для собаки. Я не особо хорошо его рассмотрела, тем более, потом он погнался за мной через лес.
— Я тут от имени ковена, чтобы извиниться перед Лукьяном. Он тут? — спросила я, и надеялась на всех богов, что его не было.
Парень улыбнулся, опустил руки и приблизился ко мне, заставляя попятиться. Его кожа разительно контрастировала с рубашкой лососёвого цвета, и я на мгновение задумалась, доказывает ли он, что настоящие мужчины могут носить розовое, просто не признают этого? Его улыбка была такой же, как и у Лукьяна — хищной, говорящей «я-съем-тебя-живьём-маленькая-девочка».
— Машина парня? — спросил он, смотря мне за спину, на одиноко стоящую на парковке «детку». Она прекрасна.
— Нет, моего брата, была его.
— Была? Что ты сделала малышка? Угнала её, чтобы прокатиться с ветерком? — промурлыкал он.
— На самом деле, она моя, — пробубнила я, ощутив маленький укол вины и боли.
— Он нашкодил, ты всё узнала и надавила на него, да? — спросил он, снова на меня взглянув.
— Он погиб в Афганистане, — прошептала я, сквозь ком в горле.
— Чёрт, — пробормотал он, снова посмотрел на машину и отодвинулся, чтобы я могла войти. — Босс в своём офисе, встречается с людьми. Проходи.
Я вошла в клуб и остановилась. Наконец, я могла тут осмотреться. Я работала в двух клубах, но только до тех пор, пока не получила работу, которую хотела. Я сняла номер в отеле и попытала счастье в Портленде, работая в ночном клубе, но оплата была не ахти, даже учитывая, что чаевые мы делили поровну. Первый клуб был меньше, и чаевые паршивые. Через полторы недели я ушла в другой, где посетителей было больше, но график такой, что я не то, что не могла ходить в колледж, а спать не успевала. В итоге, я оказалась в Пасифик-Сити, и могла посещать занятия в колледже, да и к тому же получила работу в цветочном магазине. Я училась на вечернем курсе колледжа Тилламук Бэй и платила за него из зарплаты флориста и стипендии. Правда куча долгов за степень, которую мне ещё предстоит получить, не уменьшилась.
Ни один из тех клубов, в которых я работала, не был похож на этот. Много пространства с тёмной подсветкой, которая очерчивала танцпол сверху вниз. Были и другие полосы света, а ещё стробоскопические и гелиевые лампы, но в середине дня они были выключены, вероятно, ради экономии на счёте за электричество. Однако те, что были вмонтированы в бар — зелёные и синие — пульсировали неоновыми оттенками.
Внутри оказалась пара посетителей, сидящих в уютных кабинках и парочка, разместившаяся в одной из угловых кабинок, чьи лица я едва могла рассмотреть, так, как она целовалась.
Я перевела взгляд на дверь с табличкой «Лаундж Грешников», и любопытство укрепилось, заметив, что, стоящий у этой двери, накаченный вышибала, смотрел прямо на меня. Я проигнорировала его и продолжила осматриваться, пока не нашла лестницу, которая, как думала, вела в кабинет Лукьяна. Я уже собиралась шагнуть вперёд, когда женщина положила руку мне на плечо.
— Ты на собеседование, крошка? Иди дальше по коридору, — сказала она, указывая пальцем в противоположном направлении от того места, где я думала находиться кабинет. — В конце коридора лестница, которая приведёт тебя к множеству комнат. На его двери табличка «Владелец». Удачи! — прощебетала она и ушла к бару.
Я пошла по указанному ей пути и оказалась в коридоре из тёмных окон, который заканчивался такой же стеной из затемнённого стекла. У меня разыгралось любопытство, но огромная дверь с табличкой «Владелец» стояла ровно посередине, поэтому я подошла к ней, остановилась, набралась смелости и заставила себя постучать.
Дверь открыла женщина под тридцать лет. Идеальные волосы цвета воронова крыла нежными локонами обрамляли овальное, с прекрасным носиком-пуговкой, лицо. Она казалась очень хрупкой. Кожа цвета слоновой кости, гладкая, без единой морщинки, и мне начало казаться, что она гораздо моложе. Я перевела взгляд на её фиалковые глаза, а затем на прекрасные розовые губы, которые она растянула в приветливой улыбке.
— Ты должно быть Дана? Ты опоздала, но он ещё хочет с тобой встретиться. Очень тяжело найти хорошего союзника, — сказала она.
— Вообще-то меня зовут Магдалена, и я тут от имени ковена, — поправила я. У меня вспотели ладони, и сердце бешено колотилось, когда её поведение от приветливого сменилось на злобное.
Ого, ни хрена себе.
— Лукьян, — нежно протянула она, на что я выгнула бровь. — Это ведьма, хочешь, чтобы я её вышвырнула? — предложила она.
— Впусти её и сходи, поторопи остальных. Нужно, чтобы они были готовы к завтрашнему дню, — нежно с той же теплотой, с какой говорила с ним она, ответил он.
Женщина отступила в сторону, давая мне пройти, и я почувствовала, что от неё исходила… Ненависть? Ревность? Какие на хрен проблемы у неё с ведьмами? Она вернулась в комнату, словно намеревалась остаться, но Лукьян одарил её нежным взглядом, и она без колебаний ответила тем же.
— Оставлю тебя самого разбираться с делами, любовь моя, — сказала она.
Кабинет у Лукьяна огромен, и мебель стояла дорогая. Я раз десять прикрепляла фотографии такой мебели на Pinterest с подписью «То, что я смогу купить, если выиграю долбаную лотерею». Лукьян, с холодным выражением на красивом лице, от которого моя уверенность поколебалась, сидел за большим столом. Я принялась изображать, что очень занята рассматриванием кабинета. Который был обставлен роскошной мебелью из тёмно-красного дерева и чёрной кожи… чисто мужской во всей красе. Я осмотрела стеклянную стену, которая была затемнена, но не так, как другие. Я пробежала глазами по старой картине, но задержалась на ней, заметив тонкие черты нарисованной женщины.
Неосознанно, я подошла ближе… прямо впритык. Изображённая женщина выглядела так, будто была моей сестрой или близким родственником. То же лицо в форме сердца и тонкие черты, как у нас с Кендрой. Те же карамельно-белые с несколькими тёмными прядями волосы. Я не слышала, как подошёл Лукьян, но в момент, когда повернулась, спросить о ней, уткнулась в его грудь. Подняв взгляд, я посмотрела ему прямо в глаза.