В какой-то момент на долю секунды я запаниковала, что мы не найдем выход. Будем блуждать по задымленным коридорам и задохнемся или сгорим заживо. Паника сдавила горло, совсем перекрывая доступ к кислороду. Я закашлялась и зажала рот рукой. Каждый сделанный вдох становился адской пыткой, раскалённый воздух обжигал слизистую, а лёгкие болезненно саднили. У меня начала кружиться голова, я с трудом соображала, где нахожусь и куда идти, шла ведомая уверенной, родной рукой.

— Выход! — закричал Джино.

Сердце заколотилось неистовее прежнего, остались последние шаги до нашего спасения.

— По-мо-ги-те! — слабый крик, прерванный натужным кашлем, показался бредом из-за нехватки кислорода.

— Вы слышали? — Люцифер повернул голову в сторону предполагаемого источника звука.

— Пом… ите-е, — повторилось снова.

— Дежурный офицер не покинул здание? — Люциферу пришлось кричать, чтобы Джино мог его услышать.

— Возле участка никого, — он продвинулся ближе к двери. — Скоро приедут пожарные.

— Нет времени, — решительно отрезал Люцифер. — Ему нужно помочь.

— Что?! Нет! — я с трудом смогла подавить подступающий кашель и до боли в пальцах сжала руку Люцифера.

— Идите! — скомандовал он, толкая меня к двери.

Я покачнулась и налетела на Джино, цепко схватившего меня за плечи.

— Я не уйду без тебя! — голос срывался на истерику.

Люцифер сжал кулаки, с болью в глазах гоня меня прочь.

— Уведи ее. Живо! — прикрикнул он на Джино и, не теряя ни секунды, побежал в дальнюю часть здания.

— Люцифер, нет! — я дернулась в попытке последовать за ним, но Джино сжал меня стальной хваткой и поволок прочь.

Он силком вытащил упирающуюся меня на улицу. Усилившийся дождь хлестнул по лицу, свежий холодный воздух после жаркой удушливой копоти приятно смочил горло.

«Какого хрена?»

Внутри участка что-то загремело. Кажется, рухнула балка, хороня под своим весом все, что попалось на пути.

— Люцифер! Люцифер! — у меня началась самая настоящая истерика.

Тело било крупной, неконтролируемой дрожью. Я звала его до хрипоты и севшего голоса. Билась в руках ошарашенного Джино, оседая на мокрый асфальт без сил. По лицу градом лились слезы отчаяния и страха. Мне перестало хватать кислорода. Я задыхалась, хватала воздух как рыба на суше.

«Невероятно. Теперь она только моя. Моя».

За спиной пронзительно взревели пожарные сирены. Я обмякла в держащих меня руках без сил.

Ледяная вода стекала по рукам. Черная от копоти она устремлялась в слив, бешеной воронкой крутилась и исчезала, становясь чище. Пальцы и кисти онемели под холодным напором, болезненно ныли, оповещая о том, что стоит заканчивать. Я заставляла себя не убирать руки. Казалось, закончи я экзекуцию и опять почувствую жар, опять вернётся тот чудовищный миг. Миг пожара, миг отчаяния и нечеловеческого страха.

Я грубо дернула переключатель, желая снизить температуру ещё больше, но он уже был выкручен на максимум. Тогда я отвлеклась на диспенсер для мыла. Нажала рычаг, в ладонь потекла ярко-голубая жидкость. Намылила руки, взбив слишком сильную пену. Недостаточно чисто. Повторила ещё раз. Запах пожара никуда не делся. Рычаг жалобно скрипел под моими мучительными, яростными нажатиями. Вонь горелого пластика никак не желала отмываться. Новое нажатие, в диспенсере оказалось пусто. Я начала отчаянно тереть руки под ледяной струёй. Белая от холода кожа раскраснелась, начала болезненно саднить, на тыльной стороне ладоней начали появляться крошечные красные точки. Полопались мелкие капилляры, не выдержав пытку. Я остановилась и посмотрела в зеркало.

Измождённое, заплаканное, бледное лицо с темными тенями под глазами испачкано в копоти, волосы спутаны, белки покрывает мелкая сетка красных сосудов, а веки воспалены от слёз. Я наклонилась и плеснула на лицо холодной воды, желая привести себя в чувство. Волосы, упавшие в раковину, намокли. Опять запах пожара. Он был повсюду. Впитался в мою кожу, в каждую её клетку, в моё ДНК. Я не понимала как от него избавиться. Эта вонь медленно, но верно убивала меня. Вряд ли я когда-нибудь смогу смыть ее и забыть.

В отчаянном порыве я стащила с себя куртку и начала трясти её, не понимая зачем. Наверное пыталась вытрясти запах. Бестолковое занятие. На кафельный пол что-то упало с тихим пластиковым треском.

«Таблетки».

Я стояла как истукан, пялясь на оранжевый блистер на белой плитке. Голова не соображала, мозг отказывался анализировать информацию. Я швырнула куртку на пол и подняла таблетки. Глупо пялилась на оборотную сторону, размеченную днями недели, и не могла сложить два и два. В глаза будто насыпали песка, каждое опускание век жгло, зрение застилала мутная пелена слёз.

Я опустилась на колени рядом с курткой и нащупала в кармане телефон. Во всей суете я не притрагивалась к нему, за исключением ответа на звонок. В шторке уведомления так и висело напоминание о принятии таблетки.

— Проклятие.

Я с трудом поднялась и оперлась на раковину рукой. Дрожащими пальцами выдавила розовую крошечную таблетку из блистера. Она пулей выскочила из своего гнезда и покатилась по раковине.

— Нет! Нет… — выронив упаковку, я стала ловить беглянку. Таблетка проскакала по керамической поверхности и скрылась в сливе. — Сука! — гневно закричала, не стесняясь, злобно ударила по бортику. Кисть мерзко заныла.

Меня распирали гнев и разрушительное бессилие. Тело затрясло крупной, неконтролируемой дрожью. Изо рта вырвался истошный крик боли и отчаяния, эхом разнёсся по помещению, отразился от стен и вернулся, оглушая меня же. Я лупила руками по раковине, пока костяшки не начали кровоточить. Медленно и бессильно осела на пол, перенося свою ярость на плитку, пачкая ее кровью. От крика сорвался голос, перейдя в почти нечеловеческий вой. Тело трясло так, словно меня выставили голую на мороз. Ладони оставили смазанные красные отпечатки на белой поверхности. Слёзы текли по лицу, соленые капли падали вниз, размывая кровь.

— Кейт! — дверь с грохотом распахнулась, в мутном силуэте я узнала Джино. — Помогите! Кто-нибудь! — он чуть отклонился назад, крикнув это в коридор.

Я всхлипывала, заваливаясь на пол, каждый вздох застревал в горле, кислород будто душил меня. Обстановка закружилась, очертания помещения расплылись, когда голова коснулась холодного пола. В размытом окружении замелькали силуэты. Сквозь звон в ушах было не разобрать их слов. Кто-то поднял меня на руки, я уткнулась лбом в крепкую мужскую грудь.

— Люцифер, — шепнула имя пересохшими губами как молитву.

— Сейчас. Держись, — ответил голос. Меня держал Джино.

Мир завращался до тошноты и ряби в глазах. Я плыла на волнах беспамятства, глотая слёзы, вдыхая запах несущего меня мужчины, и от этого было ещё горше, ведь это был не Люцифер. Не те руки, не тот запах, не тот человек. Я не желала, чтобы меня трогал кто-либо кроме него и одновременно боялась почувствовать его прикосновения на себе, ведь они могли принести мне чудовищную боль.

Меня положили на кровать, игла вонзилась в руку, и без того мутный мир растворился в темноте.

***

Раза с пятого я с неимоверным усилием разлепила свинцовые веки. Спасибо тому, кто додумался закрыть жалюзи, полутьма не резала глаза, но пришлось некоторое время к ней привыкать. Тело будто лишили всех костей, я безвольно лежала на белых простынях, не находя в себе сил даже поднять голову.

На стуле рядом с кроватью сидел он. Неестественно бледный противоположно своему привычному виду, с темными синяками под глазами, которых у него отродясь не было. На руках в местах ожогов и ранений наложены повязки. Щетина отросла больше обычного, а всегда аккуратно уложенные волосы растрепаны так, как бывало по утрам, когда он сонный, расслабленный и игривый нависает надо мной, чтобы поцеловать.

Наверное я должна была вскочить, броситься обниматься, плакать от радости, сказать о том, как он дорог мне. Пошутить над больничной сорочкой, в которой он выглядел смешно и нелепо. Следом, возможно, отвесить пощёчину и поцеловать. В горле встал удушающий ком, сил не было ни на что. Я отвернулась, желая скрыть эмоции.