— Открывай! — кричит женщина за дверью.

Мама, сохраняя полную бесстрастность, промакивает губы салфеткой, кладет её рядом с тарелкой и встаёт. Она идёт к двери медленно, так, будто за ней не стоит некто разгневанный, готовый порвать нас на куски.

Мама открывает дверь, непоколебимая, как скала, и молча смотрит на того, кто пришел. Это мисс Буллвинкль. Меня всегда смешила ее фамилия, да и сама женщина слыла странной, оправдывая свой образ жизни. Она подбирает всех бездомных кошек в городе, поэтому до сих пор одна. Мне это только на руку. И кошки, и одиночество. Я знаю, где всегда смогу найти себе развлечение.

Ключ с металлическими скрежетом вошел в замочную скважину. Я открыл дверь, ощущая волнительный трепет, пожалуй, впервые за долгое время. Ожидание... Оно стало питательной почвой для желания и фантазий. Реальность же слаще любой мечты. Воздух в квартире пропитан ее ароматом. Она повсюду, в каждой молекуле, каждой точке пространства. Я позволяю себе остановиться и глубоко вдохнуть снова и снова. Момент нашего воссоединения будет самым желанным и волнительным. Она для меня как самый вкусный десерт, самая заветная мечта, отказаться от которой невозможно. Я утопаю в грезах о нашем свидании, о том, каким податливым будет ее тело в моих руках, какой пьянящей она будет на вкус. Я не знаю, что такое любовь, но почти уверен сейчас, что это она.

Женщина на пороге зло сжимает в кулаки трясущиеся руки, взглядом мечет искры. Я догадываюсь, почему она пришла.

— Где этот ублюдок, — мисс Буллвинкль делает шаг вперёд, но мама выставляет руку.

— Что ты сказала?

Женщина не утруждает себя ответом. Находит меня, стоящего посреди гостиной, глазами, и губы ее сжимаются в тонкую линию.

— Ты знаешь, чем он занимается? — кричит она маме прямо в лицо.

Я сжимаюсь, втягиваю голову в плечи, почти физически чувствуя злость мамы.

— И чем же? — равнодушно отвечает мама.

— Он убивает животных. Моих кошек! — мисс Буллвинкль снова предпринимает попытку добраться до меня.

— Пошла вон, — сквозь зубы цедит мама, указывая пальцем за спину женщины.

Я обошел пустую квартиру, хорошо ориентируясь в темноте. Мне достаточно лишь слабого света фонарика. К ее запаху примешивается его,. Мне становится противно. Представлять, как он трогает ее своими мерзкими лапами, а она с охотой откликается. Она не знает, каким могу быть я, как могу ее любить только я. Меня передёргивает, когда я вспоминаю, что он смеет оставлять следы на моих девочках. Мерзкий ублюдок. Он их не заслуживает.

Мисс Буллвинкль искривляет рот в усмешке отвращения. На секунду в её взгляде мелькает злое торжество.

— Защищаешь своего наебыша? — бросает она, и мама моментально меняется в лице. — Думала, никто не узнает? Посмотри на него, — женщина небрежно машет рукой в мою сторону. — Он ведь вообще на своего отца не похож. И весь город это видит, — она стремительно шагает вперёд, заставая маму врасплох. — Просто никто не догадывается, кто настоящий отец. А я знаю.

Мисс Буллвинкль тянет губы в злой улыбке.

— Бесовское отродье! — она плюет под ноги маме и разворачивается, убегая прочь.

В ящике с бельем настоящий бардак. Кейт такая неряшливая порой. Я прощаю ей эту слабость. Для меня она идеал. Правда, среди всего не обнаруживается того, что я люблю. Ни черного, ни красного кружева. Белье сплошь с рисунками: ромашки, клубнички, сердечки. Как будто в душе она все ещё незрелый подросток. Мне важно, чтобы это было непременно ее белье. Я готов отклониться от своих пристрастий ради моей мечты. Взгляд зацепился за черные трусики в мелкий белый горошек. Не кружево, но весьма мило. Даже чистые, они хранят ее аромат, манящий, дурманящий голову. Так пахнет моя любовь.

Как только мисс Буллвинкль уходит, мама с силой хлопает дверью и злым твердым шагом идёт к телефону.

— Это ты рассказала про меня и пастора этой больной на голову кошатнице?! — она дёргает телефонный провод, вымещая на него всю ярость.

Собеседница что-то отвечает, долго и торопливо. По мере ее слов лицо мамы становится все более и более гневным. Я умею определять ее настроение по малейшим изменениям голоса, жестов, лица.

— Эванс, ты идиотка! — кричит мама в трубку, которую зло швыряет на рычаг.

Я ничего не понимаю.

Теперь я готов. Мой голод по Кейт получит свежий глоток воздуха и маленький дар. Осталось лишь подгадать подходящий момент, когда я смогу устроить наше свидание.

Я попыталась упереться ногами в сотрясающийся от басов пол. Люцифер не стал уговаривать, просто поднял меня, держа под ягодицы, и понес в сторону закутка, откуда слышались японские мотивы.

— Я не готовилась, — пришлось стукнуть его по плечу.

— Птичка, — он поставил меня под изумлённый взгляд инструктора. — Я, конечно, не буду сильно настаивать. Но здесь все равно особо нечем заняться. Либо пить, либо развратничать по закоулкам. Либо... — Люцифер многозначительно посмотрел на небольшое количество собравшихся.

Разномастные пары сидели кружком на пуфах, приглушённо беседуя. Инструктор, молодая девушка в светящихся рожках, с рубиновыми волосами до плеч, одетая в чёрное платье в пол, с разрезом, открывающим бедро, перебирала мотки веревок.

Зону шибари окутывал голубоватый ультрафиолетовый свет. Периметр украшали чайные свечи в плоских пиалах, наполненных водой, ловящей оранжевые и синие отблески и усыпанной маленькими продолговатыми лепестками. С потолка, образуя полукруг, алыми потоками струилась тюлевая ткань. Она разделяла пространство на небольшие уютные участки. Таким образом, инструктор видела всех участников, мы видели ее, стоящую в центре. Легко покачиваясь, ткань то зазывно демонстрировала, то снова скрывала несколько парочек, стоящих за ней, оставляя элемент пикантного присутствия посторонних. Если я верно поняла задумку, это вносило немного таинственности и в то же время интимности в процесс, планируемый здесь.

— Либо можем уйти, если хочешь, — предложил Люцифер крайний вариант.

Меня вдруг одолело чувство, будто я теряю нечто важное. В потоке серых будней, котле страданий и самоистязаний позволяю глупым страхам взять верх надо мной, моей жизнью. В результате я словно приглашена на знатное пиршество, стол ломится от еды, любой, какой захочешь, бери, все для тебя. А я сижу и вместо наслаждения придумываю нелепые отговорки. Люцифер, в отличие от меня, на этом пиршестве не стеснял себя ни в чем и всячески подталкивал меня к тому же.

— Хорошо, — ответила я, чем знатно удивила Люцифера.

— Вы присоединитесь к нам? — мелодичным голосом осведомилась инструктор.

— Непременно, — бодро, с нескрываемой улыбкой оповестил ее Люцифер.

Парочки начали разбредаться, скрываясь за трепещущими каскадами ткани. Мы нырнули за одну из них, предварительно прихватив моток красной веревки.

— Расслабьтесь, начните настраиваться на чувственный лад, — долетел до нас томный голос. — Можете снять лишнюю одежду. Настоятельно рекомендую это сделать, — я не видела лица девушки, но почувствовала, что сказаны слова были с хитрой улыбкой.

— Нужно раздеваться? — я растерянно осмотрелась.

Полыхающая огнем ткань показывала другие пары, мгновенно скрывая их, и то тут, то там виднелись почти обнаженные тела. В центре расположилась инструктор с мотком верёвки. Рядом с ней стояла девушка в полупрозрачном белом боди, смысл которого терялся из-за того, что оно сильно просвечивало. Я отвела взгляд. Люцифер успел скинуть туфли и теперь плавно, пуговица за пуговицей расстегивал рубашку.

— Присоединишься? — игриво поинтересовался он. Алые зрачки сверкнули в полутьме.

Он вытащил края рубашки из брюк, расстегнул последние пуговицы и с несвойственной себе небрежностью кинул ее на устланный пушистым ковром пол. Теперь он остался в одних только брюках.