Уилсон задохнулась от негодования.

— Что значит долбаёб?! Он миллиардер!

— Ох, простите, — я театрально покачал головой и закатил глаза. — Богатый долбаёб. Она сказала ему о том, что её такой образ жизни не привлекает. И ему впору было оставить её в покое. Так нет же, — я сам не заметил, как начал возмущаться, — он подсунул ей договор. И вместо того, чтобы отстать, дать время на раздумья — ведь это серьёзная вещь — он постоянно на неё давит. Хотя она тоже хороша, пыталась им манипулировать в ответ, — я устало махнул рукой. — Я, похоже, совсем неромантичный. Купил тебе посуду вместо машины и на вертолёте не покатал.

— У тебя есть вертолёт? — Кейт изумлённо вытянула шею.

— Нет. Я же не долбаёб.

Она громко расхохоталась и ударила меня подушкой.

— Да ну тебя.

Я успел уклониться, удар прошёлся по касательной.

— Ты ведь не оставил меня, когда я сказала, что нам не стоит быть вместе, — подловила меня в ответ Уилсон.

— Потому что для расставания у нас нет объективных причин, кроме твоих страхов.

— Вот как.

— Да, — я пожал плечами. — Я предложил тебе помощь и переезд, а не анальный фистинг. Что за человек, — я наигранно поцокал языком.

— Какой же ты, у-у-у, — Кейт боднула меня головой и принялась щекотать за бока.

Я поймал её в кольцо рук, перекатил на спину, быстро-быстро целуя в шею.

— Ты не обижаешься?

— На что? — она свела брови в непонимании.

Я неловко прокашлялся.

— Я обозвал тебя сукой.

— А я тебя мудаком.

— Ещё и пощечину залепила.

— Точно, — Кейт с трудом скрыла насмешливую улыбку. — Значит квиты?

— Ага.

Я лег на спину, устраивая Уилсон у себя на плече, и поцеловал её в теплую макушку.

— Если честно, меня слегка пугает, что для тебя любовь выглядит как в том кино.

Признание отправилось в опасную тишину, не получая быстрого ответа. Порой мне представали новые грани личности Кейт, опасные и тревожащие. Мне приходилось рассматривать их, не позволяя себе отвернуться и отступить. Потихоньку подыскивая подход, способный вытащить мутные, неказистые стёклышки из мозаики её личности, заменив их новыми.

— Назови мне фильмы о любви, по твоему мнению, — она подняла голову, испытующе глядя на меня.

Я призадумался.

— «Пятьсот дней лета».

— Что?! — Уилсон резко села. — Они же расстались. Она вышла замуж за другого, чуть ли не сразу после расставания.

— Ну да.

— Где любовь-то?

— Ты можешь сказать, что главный герой любил Саммер? — я решил не давать готовые ответы сразу.

— Пожалуй, да, — Кейт нехотя согласилась.

— А она его любила?

— Не думаю, — вынесла она вердикт после паузы. — Наверное, он был не её человеком.

— Садись, пять.

— Так не пойдет, — Уилсон уперла руки в бока. — Назови фильм, где они будут вместе.

— «Когда Гарри встретил Салли».

Глубокая морщина на переносице и тень непонимания на лице вместо ответа натолкнули меня на логичный вывод:

— Ты не видела этот фильм.

— Видела, — завредничала Кейт.

— Врушка, — я расплылся в широкой улыбке. — Кейт Уилсон, человек-киноцитата не видела все фильмы мира.

— Ой, всё!

Она рухнула на кровать, кутаясь в одеяло с недовольным пыхтением, пока я ходил за своим ноутбуком.

— Не переживай, — я нашел файл с фильмом. — Я никому не расскажу твою страшную тайну.

Кейт забубнила что-то себе под нос, завертелась как юла в поисках удобного положения. Вытащила одну ногу из-под одеяла и, прильнув к моему плечу, улеглась.

На следующие полтора часа мы погрузились в размеренное повествование старого кино.

— У тебя странное понятие о любви, — Уилсон сделала губы трубочкой, как только по экрану побежали титры.

— У меня-то? — я нажал паузу. — Хочешь сказать, они не любят друг друга?

Она села, путаясь ногами в одеяле, и принялась бурно жестикулировать.

— Любят, — выдохнула с неохотой. — Но они одиннадцать лет, — воскликнула Уилсон, — шли к этому. Отрицали свои чувства, тягу, — проиллюстрировала слова короткими взмахами ладони. — Время потеряли.

— Такое случается в жизни, — парировал я.

— И у них как-то всё…

Кейт запнулась, ища определение.

— Как?

— Спокойно.

— О, да. Ни вертолётов, ни анальных пробок, — насмешливо заметил в ответ. — Скукота.

Она с визгом бросилась мне на шею, принимаясь кусать.

— Я тебя съем, — прорычала Уилсон мне в ухо. — Ты ведь постоянно обещал меня отшлепать, — запыхтела она успокоившись.

— Это всего лишь шутки, — я звонко чмокнул её в щеку. — И порка, и поход в магазин. Я вполне могу заниматься обычным сексом.

— Обычным значит, — Кейт с интересом посмотрела на меня. — Без кляпов и наручников?

— Мы просто внесли разнообразие, — я пожал плечами. — Что весьма приятно, но не обязательно. Особенно, если ты не хочешь.

Она мечтательно, молчаливо разглядывала меня, раздумывая о чём-то своем. Вернулась к экрану ноутбука с титрами на паузе, затем снова ко мне.

— Значит так, — ткнула пальцем в темный прямоугольник, — вы, мужики, видите любовь?

— Дело не в половой принадлежности, — я отрицательно качнул головой. И немного перемотал фильм назад. — Вот, послушай внимательно.

Перед нами вновь развернулась финальная сцена, где главный герой обращался героине:

Мне нравится, что ты простужаешься, когда на улице двадцать градусов. Мне нравится, что ты по полтора часа заказываешь сэндвич. Мне нравится морщинка у тебя на лбу, когда ты смотришь на меня с укором. Мне нравится, что, проведя с тобой день, я начинаю пахнуть твоими духами. И мне нравится, что каждый день перед сном я хочу услышать твой голос. Я говорю всё это не потому, что сейчас Новый год, и не потому, что мне одиноко. Я говорю это потому, что, когда решаешь провести с человеком остаток жизни, ты хочешь, чтобы этот остаток начался как можно скорее.

Я поставил паузу и повернулся к Кейт.

— Вот это, — сделал я акцент, — о чувствах. А не: «Анастейша, хочу лишить тебя девственности, потому что она мне мешает», — со злой издёвкой переиначил произошедшее в другом фильме.

Кейт почему-то виновато улыбнулась, стыдливо прерывая зрительный контакт, потеребила край рубашки, слишком пристально рассматривая швы, искажая губы в горькой усмешке.

Я погладил её щеку тыльной стороной пальцев, привлекая внимание.

— Тебе нужен не герой-любовник-миллиардер с плёткой и вертолётом, а тот, кто знает, сколько ложек сахара добавить в твой чай, потому что так нравится тебе.

Уилсон рвано вздохнула, отворачиваясь и избегая зрительного контакта.

— Ты чего?

Я наклонился ближе и взял её за руку. Она повернулась, не скрывая мутную пелену слез, вымученно и тихо зашептала:

— Кажется, меня никто никогда не любил.

Не помню, чтобы у нас дома хоть однажды собиралось столько людей. Создалось впечатление, что все восемь миллионов жителей города задались целью набиться в нашу маленькую квартирку. Я не знала, что у моих родителей столько близких друзей, желающих выразить свои соболезнования и проститься.

От дискомфорта скручивает все внутренности, пустой со вчерашнего дня желудок ноет режущей болью.

Я то и дело вытираю мокрые ладони о джинсы. Мне, в сущности, без разницы, во что я одета, главное — закрыть уродливый шрам на ноге.

Воздух в квартире спертый, удушливо-тошнотворный от смеси запахов еды, принесённой гостями в бесчисленных количествах (будто очередная запеканка может вернуть моих родителей и исправить случившееся) и букетов белых цветов, перевязанных черными лентами.

Гости ставят свои блюда в одноразовой упаковке на стол и подходят выразить соболезнования. Я говорю скупое «спасибо», не пытаясь запомнить имена и лица. В этом нет смысла.

Кэсси сидит на подлокотнике кресла и держит руку на моем плече, напоминая сторожевого пса, охраняющего меня от нападок.

Пришедшие тихо общаются, пьют алкоголь, похоже, также принесённый с собой, едят закуски. Я никого не звала, с трудом пережив мессу в церкви и похороны. Люди сами потянулись, устроив стихийные поминки.