Я понял, к чему она ведёт. Мало кто из подростков считает родителей за друзей, которым можно рассказать самое сокровенное.
— Что здесь происходит? — вмешался в нашу беседу мужской голос.
Я оглянулся. В дверях гостиной стоял коренастый мужчина крепкого телосложения, темно-русые с проседью волосы поредели у линии роста, открывая морщинистый лоб. На мужчине серый спортивный костюм и кроссовки, будто он собрался на пробежку. Билли и Эмили, однозначно, больше похожи на своего отца.
— Здравствуйте, — я поднялся с места, поворачиваясь лицом к нему.
— Кто вы? — мужчина подошёл к нам. Все его движения пронизаны напряжением, ожиданием опасности.
— Частный детектив. Расследую дела убитых девушек.
— При чем здесь мы?
Он насторожился ещё больше. Беспокойно посмотрел на миссис Беккер, обогнул меня с некой опаской и сел рядом с женой, обнимая ее за плечи.
— Я полагаю, что исчезновение вашей дочери может быть связано с этими преступлениями, — прямо заявил ему, опускаясь обратно в кресло.
— Что?
Мистер Беккер ошарашенно посмотрел на меня. Метнулся взглядом по каминной полке, затем по моему лицу, в глазах немой вопрос.
— Это лишь предположение.
— Что именно вам нужно знать об… Эмили? — он запнулся на имени, произнося его как нечто запретное.
— Я уже ответила на вопросы, — вмешалась миссис Беккер. — Мой муж не расскажет вам ничего нового, — она погладила его по руке. — Мы лишь надеемся, что наша девочка вернётся домой.
Я постучал ручкой по записной книжке, гоня прочь мысли и желание сказать о том, что Эмили скорее всего нет в живых. Им это знание ни к чему.
— Тогда я хотел бы спросить о вашем сыне, — перешел я к другой теме.
Миссис Беккер со свистом втянула воздух ноздрями и вздрогнула. Рана слишком свежа. Она увела взгляд от меня, фокусируясь на кухонном столе.
— Какое Билли имеет отношение к делу? — строго спросил ее муж.
— Любое событие может иметь значение, — меня не покидает ощущение, что здесь мне не сыскать ответов. — Он не оставил записку? Не говорил ничего накануне? Чего-то странного?
Миссис Беккер вернула ко мне взгляд полный испуга, ее руки начали дрожать.
— Дорогая, — мужчина попытался ее успокоить. — Все, что мы знали, уже рассказали полиции. Ничего необычного.
— Билли так тосковал по Эмили, — раздался сиплый от слез голос миссис Беккер. — Они были близнецами. Ещё совсем крошками они всегда спали, держа друг друга за пальчик. Потом не разлучались ни на минуту, — она не моргая посмотрела на фотографии. — Им даже не нужно было говорить друг с другом, они понимали все без слов. Пропажа Эмили сломила Билли. Я… — женщина сделала судорожный вздох. — Я виновата.
Она запнулась, всхлипнула и, закрыв лицо ладонями, начала рыдать.
— Виноваты? — переспросил я, подозревая, что женщина винит себя в недостаточно хорошем исполнении родительских обязанностей.
— Уходите, — процедил ее муж под нарастающие всхлипывания миссис Беккер. — Нам нечего рассказать, — он слегка побагровел от злости, давая понять, что дальнейшие вопросы останутся без ответа.
— Соболезную, — я постарался проявить участие, но вышло слишком скупо и сухо.
Оставив безутешную чету в одиночестве, вышел на улицу. После темного помещения сероватый свет из-за плотных, свинцовых облаков больно резал глаза. У меня ощущение, что у этой семьи есть какая-то тайна, какое-то знание, которое они не доверяют никому. Теперь оно гложет их, словно изголодавшийся зверь, до костей обдирая своей тяжестью.
***
Весь мой игривый настрой, с которым я писала Люциферу, отправляя свои фото, улетучился, стоило открыть папку с копией дела Линды. Первым лежал снимок крупного плана ее шеи, покрытой бордовыми полосами кровоподтёков: трёх слева и с одним крупным справа. Я убрала это фото, открывая следующий снимок ее лица. От неожиданности я вздрогнула. Некогда светлая кожа теперь имела синюшно-бурый оттенок из-за полопавшихся сосудов, мутные глаза с разными по размеру зрачками смотрели в пустоту, белки покрылись красной паутиной капилляров и кровавыми кляксами. Спешно убрав снимок прочь, я закрыла глаза. Мне стало дурно. Я уже рассматривала фотографии с мест преступления вместе с Люцифером. Почему-то сейчас, сидя здесь, в его квартире, в одиночестве, наедине со всеми этими снимками мне стало не по себе.
Я сгребла все фото в кучу и отложила в сторону, решив для начала почитать заключение коронера. Мне необходимо было знать детали, не вдаваясь в особые подробности. Я быстро пробегала глазами по тексту, стараясь не вдумываться в строки, где описывались внутренние органы, вес и вид мозга или сердца. Воображение неумолимо подсовывало картинку распиленного черепа и раскрытой грудной клетки моей бывшей коллеги. Тошнота поднялась к горлу, желчь загорчила во рту. Я отложила папку, сделала пару глубоких вдохов и пошла на кухню выпить воды. Полстакана спасительной влаги убрали дурноту, но решимости не добавили.
Надо ли мне вообще читать заключение? Смотреть фото? Я налила ещё воды, облокотилась на столешницу, начиная взвешивать все за и против. В целом мне нужно лишь прочесть дневник и сообщить, если найду в записях нечто странное. Но что если в материалах будет нечто такое, что может сложиться в целую картинку при чтении?
«Нужно просто сделать это, Уилсон».
Я поставила стакан в раковину и вернулась в комнату.
Изучу общие планы на фото, прочту только важные моменты в заключении. Думаю, этого вполне хватит. Я взяла отчёт о вскрытии и полистала в конец до заголовка «Судебно-медицинский диагноз». Первая строчка заключения гласила: «Механическая асфиксия от сдавления органов шеи руками (удавление)». Далее шло описание следов на шее, которое мне мало что давало, фото было куда нагляднее. Судя по следам, убийца держал Линду за шею одной рукой спереди.
Ниже были переведены результаты лабораторных исследований. Под заголовком «Выводы» значились все важные моменты по пунктам, в том числе было указано, что она лежала в момент удушения, а нападавший находился сверху. Один из пунктов заставил меня едва ли не подпрыгнуть на месте. Линда занималась сексом перед смертью, добровольно. Повреждений, указывающих на то, что это могло быть изнасилование, нет.
— Опиздинеть! — я вскочила с дивана, бестолково озираясь по сторонам.
От волнения руки начали дрожать, кровь зашумела в ушах, мне перестало хватать воздуха. Я приложила ладонь к похолодевшему лбу и начала считать до десяти. Мысли лавиной неслись с дальних рубежей сознания, формируя огромный ком из информации. Удушение, секс, некий «Х». Из меня пёрли эмоции, которыми мне не с кем было поделиться.
— Ее задушил любовник… — выдохнула я в пустоту перед собой.
Плюхнувшись с размаху на диван, я начала ворошить стопку фото, не обращая внимание на поразившие меня снимки. Адреналин бурлил в крови, не давая принимать близко к сердцу увиденное. Нужные фотографии отыскались быстро. Крупный план туфель и ленты. Определенно, это был не тот же убийца, что в остальных случаях. Я взяла найденные фото и подошла к стене, увешанной изображениями из других дел, принимаясь сравнивать.
Туфли имели другой оттенок, более темный, не такой яркий красный, как у остальных, да и сам внешний вид обуви отличался разительно. В случае Линды изящные лодочки украшали маленькие банты на пятке, название фирмы не было срезано. Обувь показалась мне знакомой. Я забегалась вдоль стены, размахивая фотокарточкой. Вроде бы Линда приходила в этой обуви как-то раз на работу.
« Надо успокоиться и напрячь память».
Я подошла к окну, осмотрела улицу, стараясь выдохнуть и унять мыслительную бурю. В голове всплыло короткое воспоминание. Как-то раз я пришла на работу, сменяя Линду. Мы столкнулись в раздевалке для персонала, где она с измученным видом заклеивала пластырем натертые ноги. Перед сидящей девушкой на полу стояли эти самые туфли.
— Красивые, — я кивнула на обувь.
— И стремятся убить мои ноги, — устало посетовала она, с шипением клея лейкопластырь.