Едкие слова и раздирающий душу смех продолжают звучать так отчетливо, в то время как ее образ рассеивается дымом на ветру. Комната начала таять и отдаляться, что-то безжалостно утаскивало мой уютный защищенный мир в темноту. Опять! Я хваталась сознанием за ускользающую комнату, за все, что создала и берегла, за огромный куст жасмина в горшке. Меня опрокинуло на лопатки и потащило в противоположную сторону, то и дело ударяя головой о воспоминания. А потом вышвырнуло в холодную ночь.

Я смотрела на тяжелое небо, то самое, которое носит в себе озорные снежинки и никак не решается выпустить их, зная, что они исчезнут навсегда. Сейчас весна, когда успело так похолодать?

Два кошмара подряд. Словно тот Иван, прыгаю из одного котла в другой2.

Казалось, тело примерзло к земле, кое-как мне удалось отодрать себя от этой негостеприимной поверхности. Неуклюже поднялась, ноги онемели, спина ныла от долгого ледяного компресса. Наверняка почки мне это еще припомнят.

Огляделась по сторонам: кругом пустынная местность, тонущая в зимней ночи. Зуб на зуб не попадает от холода – легкое пальто и платье совершенно не для этого были предназначены, ох не для этого.

Воспоминания о произошедшем дают мне мощную отрезвляющую пощечину.

Я так и не добралась до дома. Моей последней остановкой были железнодорожные рельсы. Может, они где-то и есть поблизости, но их не видно, как и ярко освещенного моста. И машин. И столбов. Где, черт побери, я нахожусь? И почему совсем не помню столкновения с поездом?

Меня передернуло от видения стремительно приближающегося локомотива. Раз я здесь стою, очевидно, что нас не раздробило. Может, просто откинуло, и, если как следует поискать, я обязательно выйду на место происшествия. Все равно неясно, почему тогда я не помню, как выбиралась из машины? Куда она вообще делась вместе с Мерривальдом, Викой и Виннардом?

Ощупала голову: ни шишек, ни крови не обнаружила. Я умерла? Или это очередной «котел»? Не похоже, тело мерзнет очень даже по-настоящему. Еще меня мучает жажда и почему-то жжет в груди.

И я понятия не имею, что мне делать в этой совершенно реальной, погруженной в темноту степи.

– Мерривальд! – крикнула в темноту. – Вика! Виннард!

Тишина.

Вот если бы я нашла сумку с телефоном, все бы упростилось. Позвонила бы или получила помощь от гугл-карт. Включила бы фонарик, в конце концов.

Без особой надежды блуждала в темноте, дрожа от холода и страха. Продолжала звать своих товарищей по несчастью, но, казалось, меня слышат лишь серые тучи. Подобравшаяся паника протянула свои противно липкие объятия, а я отпихнула ее решимостью найти Мерривальда. Если он не слышит мой голос, то должен услышать хотя бы ментальный призыв. Через него я узнала бы, где остальные. Жаль, что мы не успели попрактиковаться…

Не представляю, как это делается, просто сосредотачиваюсь на его образе, на глазах, голосе, теплой шерсти. Собираю в тугой комочек всю свою любовь, беспокойство о нем и выстреливаю ментальной сигнальной ракетой.

Жду. Никакого ответа. Жив ли он? Может, его ранило, и он лежит без сознания, потому не слышит меня.

Повторяю призыв, вложив в него еще больше заряда из любви и воспоминаний.

Ничего.

Никого.

Отчаяние уже накрывало меня, я побежала вперед, застревая каблуками в земле. До саднящего горла упорно звала своих спутников. Ледяной воздух протыкал разгоряченные легкие морозными иглами. Грудную клетку так жгло, словно я пробежала уже десятикилометровый марафон. Но я не остановлюсь, пока могу сделать еще хоть шаг. Пробегу эту степь вдоль и поперек, чтобы найти хоть что-нибудь!

Вскоре начала спотыкаться и падать, и такой естественный процесс, как дыхание, стал мучительным. Пора признать: мои старания бесполезны. Мне придется провести одинокую ночь прямо здесь.

И все же, что-то здесь не так. Наш город окружен лесами, а под тем мостом обширных степей и подавно не было!

Страх берет надо мной верх. Моя хваленая выдержка теперь ничего не стоит – как выяснилось, она годилась лишь для решения рабочих проблем. В условиях борьбы за жизнь от нее никакого толку.

Мерривальд и Вика были единственными ниточками, которые держали меня у пропасти отчаяния, но и они оборвались. Насколько внимательнее мы бы были к своим близким, если бы знали, какие прощания – последние.

Словно дырявый мешок, из которого высыпались все надежда и силы, обреченно падаю обратно к погибшей траве и думаю, что погибну тоже. От чувства вины, от боли, от ужаса. И от пронизывающего холода. Посмотрела на свой наряд и почувствовала себя идиоткой, которая вырядилась с непонятными надеждами, которым никогда не суждено сбыться.

Почему-то именно вид разорванных колготок разрушил плотину, за которой бурлило мое отчаяние. Ее прорвало, меня начало сотрясать от рыданий.

Легла на землю и, свернувшись калачиком, просила ее принять меня. Хотела, чтобы она разверзлась и забрала меня к себе, засыпав песком, камнями и сухой травой мою огромную кровоточащую рану. Я была готова умереть прямо здесь, будучи уверенной, что потеряла все.

Глубоко погрузившись в страдания, поняла, что не одна, когда было слишком поздно. Надо мной возвышалась темная фигура, практически неотделимая от ночи. Склонившись, она изучала меня. А затем фыркнула, обдав лицо легким ветерком и крохотными капельками.

Стараясь не провоцировать существо, я начала медленно отползать. Оно шагнуло вперед и толкнуло меня в лоб.

Это же лошадь!

– Конь, вообще-то.

Говорящий… или это я такая вся из себя заклинательница зверей. Украдкой вытерла влажное лицо.

– Кто ты и что ты здесь делаешь?

Я медлила с ответом. Туман вокруг коня рассеялся, животное слегка повернуло голову и посмотрело на меня темным глазом. К чему увиливать, он либо поможет мне, либо… Что-то я слабо представляю, что конь может хладнокровно меня убить. И все же.

– Меня зовут Эрика. Часом раньше мое «здесь» было в совершенно другом месте. Сейчас, должно быть, я где-то недалеко от города. Мы ехали по мосту, а потом чуть под поезд не попали. Или попали.

– Интересно.

А по тону и не скажешь.

Поймала себя на том, что веду диалог с ним как само собой разумеющееся. Обняв колени, смотрела снизу на этого исполина. Знаю, что существуют крупные лошади. Но этот… Целый динозавр. Его копыта били землю в полуметре от меня. Не понимаю, что его так рассердило.

– Ты пойдешь со мной, – заявил он, затем тряхнул головой и продолжил уже мягче. – Я предлагаю тебе пойти со мной. Ну, или… – мотнул головой на голую степь.

– Куда ты меня отведешь? – спросила, поднимаясь с земли и отряхивая одежду. Пойти с ним – самое логичное решение. Не замерзать же мне здесь насмерть.

– К себе, разумеется, – он пошел вперед, не оглядываясь.

– Нет-нет, никаких «к себе»! Мне нужно найти своих спутников. Они, скорее всего, ранены, им нужен врач! В какой стороне рельсы? – оглядываюсь по сторонам.

– Рыси? В моих прериях они не водятся.

– Да нет же, рельсы. По ним поезда ходят.

– А, рельсы…

Я успела обрадоваться, что они здесь где-то рядом, как конь закончил:

– Не понимаю, о чем ты, – он остановился, подозрительно глянул на меня и продолжил свой путь.

У меня действительно не было выбора, я устало поплелась позади, проклиная свою обувь.

– Мы идем туда, где тепло и светло. И людно, – успокоил конь, расценив мою медлительность как недоверие к нему.

– Хорошо, – только и могла вымолвить я.

Не знаю, сколько мы так шли. Впереди не виднелось ни огонька, значит, до теплого и людного места мне еще терпеть и терпеть. Конь не спешил, но на каждый шаг его почти двухметровых ног приходилось десять моих. В конце концов, я попросила его остановиться, чтобы передохнуть. До его прихода я тут уже успела интенсивно позаниматься кардионагрузкой, разыскивая хоть кого-нибудь. Мне даже пришла мысль снять туфли и пойти босиком, только я вмиг отморозила бы и без того измученные ноги.