В половине двенадцатого подкатил первый фургон с королевской мебелью, выгруженной из поезда.

— Проклятье, ты только посмотри на это! — прошептал мне в ухо Джимми. — Она привезла с собой эту здоровенную красную кровать! И шкаф! Она что, думает, у французов кроватей нет? — Тут он ухмыльнулся. — Небось, считает, во французских кроватях блохи скачут или они полны клопов.

Я решила, что он становится слишком уж нахальным.

— Следи за своим языком, а то мистер Анджело устроит тебе головомойку, — прошептала я.

— Я, Хелен, это только тебе говорю, — ответил он. — Мы, молодые, должны горой друг за дружку стоять. Точно?

Можно было бы указать ему, что я — полноправный младший повар, а он всего лишь ученик, но я этого не сделала. Незачем заводить врагов там, где тебе могут понадобиться союзники.

Работники отеля присоединились к вышедшим из фургона лакеям. Было просто больно наблюдать за тем, как они пытаются справиться с тяжелой королевской кроватью и шкафом: вначале им пришлось их выгрузить, а потом занести через вход с крытой галереей, предназначенной для экипажей. Все это сопровождалось ворчанием и французской руганью. Мне стало интересно, мебель повезут в лифте или потащат по лестнице? Подъехали новые фургоны, на этот раз при багаже оказались горничные. Ящики выгрузили и унесли внутрь. Но ни самой королевы, ни ее спутников по-прежнему не было.

Вновь прибывшие слуги, увидев нас, подошли поздороваться.

— Считайте, вам повезло, что не пришлось с ней ехать, — сказал один из лакеев. — Ужасная вышла поездка. Когда плыли морем, думал, что мы пойдем ко дну.

— Но где же сейчас королева? — спросил мистер Анджело.

— Ей устроили официальную встречу на вокзале, — ответила одна из горничных. — Она хотела путешествовать инкогнито, чтобы ее не узнали, но когда поезд прибыл, на платформе играл оркестр, стояли мэр с городскими чиновниками и молодые женщины с охапками цветов. Старая глупышка, она же настояла на том, чтобы ехать в собственном поезде. Ну как после этого ее могли не узнать?

— Цыц, Мейзи! Не твое дело критиковать тех, кто выше тебя, — одернул ее старший лакей и получил в ответ широкую ухмылку.

Мейзи огляделась по сторонам:

— Ладно, лучше мне пойти распаковывать ее вещи. Она захочет, чтобы к ее приезду тут все было как дома. А то бы я подремала. Глаз не сомкнула, пока мы ввосьмером теснились в одном купе.

Мебель, ковры и багаж ее величества постепенно занесли в отель. Горничные и лакеи тоже выстроились перед отелем. Прибыла коляска, но в ней оказались сопровождавшие королеву господа. Их одежда слегка пострадала в дороге, казалось, что им тоже не удалось поспать. Они не присоединились к нам, а прошли в отель. Мне показалось, что я слышу вдали приветственные крики. Ветерок донес до холма звуки волынок, и наконец нам стало что-то видно.

Первыми появились волынщики, шагавшие впереди королевской кареты. За воротами к тому времени собралась довольно многочисленная толпа. Люди кричали: «Vive la reine anglaise!»[32] И вот перед главным входом отеля остановился экипаж. В нем была королева с двумя дочерьми и внуками, которые выглядели очень мило. Слуги бросились открывать дверцу, чтобы помочь ее величеству спуститься. Тем временем уже подъехала вторая коляска. В ней находились королевский врач — сэр Джеймс Рид — и мунши — Абдул Карим.

— Снова этот проклятый мунши, — пробормотал рядом со мной мистер Анджело. — Он определенно мнит себя важной персоной. Ничего удивительного, что джентльмены при королеве сыты им по горло.

Подкатили еще коляски: одна с фрейлинами, а вторая с придворными господами — секретарями, офицерами почетного эскорта и другими, служившими на всяких странных должностях. Я с интересом воззрилась на них. Значит, все эти господа-аристократы вынуждены ехать все вместе в одной коляске, в то время как индиец имеет почти в полном своем распоряжении экипаж, который следует сразу за королевским. Наверняка в высших кругах дворца от этого не в восторге. Мунши выпрыгнул из своей коляски и метнулся к королевской карете, расталкивая по дороге слуг отеля, готовых помочь ее величеству выйти.

Вперед выступил управляющий отелем с громадным букетом весенних цветов.

— Добро пожаловать, ваше величество, — произнес он на плохом английском. — Тысяча приветствий! Этот отель был построен для вас и теперь с радостью вас ожидает!

Королева Виктория слегка кивнула ему, одновременно окидывая отель критическим взглядом.

— Он очень большой, не так ли? — сказала она. — И, пожалуйста, не называйте меня «ваше величество». Вполне подойдет просто — леди Балморал. Я хочу жить на Ривьере как обычная женщина, наслаждающаяся солнцем.

— Где вход для ее величества? — спросила принцесса Беатриса, когда королева приготовилась выйти из кареты. — Я так поняла, что у нее собственный отдельный вход. Дело в том, что она не может много ходить.

— Конечно! Тысяча извинений, ваше высочество! — воскликнул управляющий. — Специальный вход слева от вас. Я провожу вас туда.

Итак, королева осталась в карете, которая проехала за управляющим и остановилась перед отдельным входом под синим навесом. Мунши шел следом за каретой, а потом помог ее величеству выйти. Королева улыбнулась, беря его под руку, и вошла в отель, опираясь на индуса и на свою палку. За ней проследовали принцессы — сперва Елена, потом Беатриса, держа за руки своих кудрявых младших отпрысков; ее старшие дочь и сын шли следом. Насколько мне было известно, принцесса Беатриса с детьми жила с матерью с тех пор, как в прошлом году умер ее супруг, всеми любимый принц Генрих Баттенбергский.

За первой каретой к отдельному входу подъехала вторая. Хорошенькая девушка, светлокожая блондинка с уложенной вокруг головы косой, вышла оттуда в сопровождении упитанного господина, который с отвращением озирался по сторонам, словно роскошный отель не соответствовал его ожиданиям.

— Кто это? — шепотом спросила я у стоявшей рядом со мной горничной. — Они в родстве с королевой?

— Наверное, это принцесса София, — ответила горничная. — Она какая-то там немецкая родственница принца Альберта и уже однажды приезжала во дворец. Очень славная. А господин с ней — ее жених. Господа называют его Вилли. Я ничего о нем не знаю.

— Она кажется очень юной для замужества, правда? — шепнула я.

— Думаю, ей лет восемнадцать, — ответила горничная. Теперь, когда члены королевской семьи вошли в отель, она говорила чуть громче. — Пожалуй, для родни монархов в самый раз. Но меня-то на эту удочку не поймать. Не хочу быть связанной мужем и детьми лет хотя бы до двадцати пяти. Надо сперва хоть что-то повидать в жизни.

— Совершенно верно, — согласилась я и поняла, что думаю о своей сестре Луизе.

Что она видела, выйдя замуж в семнадцать лет? Не пожалеет ли потом, что связала себя со своим мужем и его семьей? Может быть, я бедна и у меня нет связей, но я хотя бы могу сама выбирать свою судьбу. Эта мысль придавала мне бодрости, когда я шла в кухню, чтобы принять участие в приготовлении обеда.

Должно быть, обед встретили хорошо, потому что тарелки вернулись в кухню почти пустыми и никаких жалоб не поступало. Пришла только отвечавшая за детей камер-фрейлина с распоряжением о том, чем кормить ее подопечных. Им подали к чаю хлеб и молоко, а их диета обязательно должна включать сытные супы и овощи. Как нам было сказано, им нужна простая еда, ничего острого или иностранного, а также вареные яйца на завтрак и время от времени рыба. Готовить для детей поручили Джимми.

— Стряпать детские блюда? — с отчаянием на лице переспросил он. — Ну как я выучусь на настоящего шеф-повара, если буду возиться с хлебом и молочком? С ними даже моя старушка-мать не напортачит, хоть она и готовит хуже всех на свете. Даже странно, что мы у нее выросли и не отравились.

— Просто обеспечьте лучшие хлеб и молоко из когда-либо существовавших, — успокоил Джимми мистер Анджело. — И варите яйца так, чтобы довести их до совершенства. Такая задача по плечу большинству поваров.