Вначале мы должны были посетить рождественскую службу в дворцовой часовне, а когда вернулись, начался праздничный завтрак, состоящий из сосисок, яиц и бекона. Птица была нафарширована и отправлена в духовку. После этого мы собрались вокруг елки. Каждый получил по маленькому подарку от ее величества — медаль с изображением самой королевы. От мистера Анджело тоже были подарки, но более практичные: всем досталось по носовому платку. Наконец я открыла подарок Луизы. Там были красивые аметистовые бусы, теплый шарф и золотая гинея. На глаза навернулись слезы. Прошли годы с тех пор, как кто-нибудь дарил мне нечто красивое или особенное. Я испытала чувство вины за то, что осуждала желание сестры выйти замуж, в то время как я оплачивала ее учебу, а она, кажется, даже не ценила моей жертвы. Но теперь мне стало ясно, как она меня любит.

Рождественский пир начался в час дня. Вместе с остальным дворцовым персоналом мы собрались в столовой для слуг. Столы были накрыты белыми скатертями, их украшали остролист и плющ. У каждой тарелки лежали хлопушки. Внесли двух запеченных индеек и четырех гусей, их кожица красиво подрумянилась и блестела. Мистер Фрэнсис и Артур разрезали их, пока мы передавали друг другу миски с жареной картошкой, тушеными каштанами, подливкой из шалфея и лука, хлебным соусом, брюссельской капустой, цветной капустой под белым соусом, белокочанной капустой и мясной подливкой. Кларет был разлит по бокалам. Мы взорвали хлопушки, надели бумажные шляпы и стали читать забавные лозунги и загадки, а после — демонстрировать друг другу безделушки и головоломки. Потом прочли молитву и уселись за стол. Мы ели до тех пор, пока могли запихнуть в себя хотя бы кусочек.

Когда раздался звук рожка, в столовую внесли рождественские пудинги, в которых горел бренди и были вставлены веточки остролиста. Я помогала их готовить в Воскресенье пробуждения[12], еще в ноябре. Большую часть этих пудингов повара отвезли в Осборн-хаус, но и нам тоже хватило. Их подавали с заварным кремом и коньячным маслом, приготовление которого поручили мне. В пудинги запекли несколько серебряных монеток по три пенса, одна из них оказалась в моей порции.

— Загадайте желание, — проинструктировала меня сидевшая напротив горничная.

Я толком не знала, что загадывать, и прошептала себе под нос:

— Пусть новый год будет для меня удачным. И, пожалуйста, без всяких неприятных сюрпризов.

Можно было подумать, что после такой обильной трапезы никто не захочет есть еще несколько недель, однако мы все же накрыли стол к чаю, пусть и немного позже, чем обычно. Мистер Роланд настоял на том, чтобы испечь к чаепитию рождественские торты. Тот, который предназначался нам, был настоящим произведением искусства. Он блестел королевской глазурью и был украшен миниатюрными фарфоровыми снеговиками, а также детишками, которые катались на санках и играли в снежки.

После чая мы сидели у камина, слишком наевшиеся, чтобы заниматься чем-то сложным, и поэтому играли в шарады и в «Кота министра»[13]. Потом, во время ужина, мы наполнили тарелки холодной индейкой и гусятиной, соленьями и хлебом, но я уже даже смотреть на все это не могла. Нельсон сказал, что для него это Рождество стало лучшим в жизни, а я подумала, что у меня такого славного Рождества не было уже много лет.

Наступил новый год, который обещал стать воодушевляющим и радостным из-за бриллиантового юбилея — шестидесятилетия правления нашей королевы. Но начался он не с торжеств. Королева вернулась из Осборн-хауса продрогшая до костей и в отвратительном настроении. Нам приказали приготовить множество видов лечебных бульонов и студень из телячьих ног. Но ее величество отослала почти все обратно в кухню, объявив эти блюда ужасными и бесполезными.

Никаких развлечений не было, и мы, младшие повара и ученики, проводили время, практикуясь в приготовлении по поваренным книгам новых сложных блюд лишь для того, чтобы накормить ими дам и господ, которые служат во дворце, или съесть самостоятельно. Ходили слухи, что здоровье королевы подорвано и она может даже не дожить до летних празднеств.

— Не верь этому, — шепнул мне Нельсон. — Наша королева — крепкая старая птица, к тому же упрямая. Она будет держаться хотя бы только ради того, чтобы проехаться в карете по Пэлл-Мэлл.

К моему облегчению, наши с Нельсоном отношения вернулись в приятное мне дружеское русло. Сразу после Рождества выпало много снега, выходить стало небезопасно, и мы почти не гуляли. От Луизы я узнала, что ее Рождество в деревне было скучным и что дед Билли слишком много пьет, но у меня не было возможности посетить ее, чтобы услышать подробный рассказ. Впрочем, втайне я радовалась, что не смогла поехать с сестрой: оказаться из-за снега взаперти в одном доме с родственниками Билли было бы сущим наказанием.

Мне не удавалось навестить Луизу до конца января, и когда я наконец добралась до нее в один из выходных, сестра мне показалась какой-то странной, немного другой. Потом меня осенило.

— Ты что, ждешь ребенка? — спросила я.

Сестра покачала головой.

— Мне ни о чем таком неизвестно. Нет, я должна сказать тебе кое-что другое. Кое-что, насчет чего я пока не совсем уверена. — Она помолчала, теребя длинную нитку агатовых бус на шее, а потом вдруг выпалила: — Билли хочет, чтобы мы переехали в Австралию!

Услышать такую новость я совершенно точно не ожидала.

— В Австралию? Это туда, куда каторжан отправляют? Зачем?

— Сейчас наша империя процветает, — сказала она. — В Австралии много хороших земель, и там очень нужны люди, которые могли бы их заселить. Отец Билли говорит, что даст сыну все необходимое, чтобы можно было начать разводить овец или коров. Билли может стать владельцем тысяч акров. Мы будем экспортировать овец и шерсть в Англию. У нас действительно есть шанс разбогатеть, Белла, приобрести положение. В Австралии всем все равно, кем был твой отец — хоть мясником, хоть трубочистом.

Я потеряла дар речи.

— Скажи хоть что-нибудь, — попросила сестра.

— Если тебе этого хочется, Луиза, я очень за тебя рада, — наконец смогла выдавить я.

— В этом-то и проблема. Я не уверена, что хочу этого, Белла. То есть я хочу, чтобы у Билли появился шанс преуспеть и сделать что-то в жизни. Но ведь Австралия так далеко! Я вот думаю… — Она замолчала и посмотрела на меня. — Вдруг ты могла бы поехать с нами? Кроме тебя, у меня никого нет, Белла. А если говорить о родах и всяком таком… Ну, я боюсь оказаться совсем одна. — Она потянулась и взяла мою руку. — Ты поедешь с нами? Билли обо всем позаботится.

Мысли вихрем закружились у меня в голове. Я не хотела лишаться единственной сестры, но что станет со мной на ферме в тысячах милях от дома? Там у меня будет лишь шанс выйти за какого-нибудь фермера и застрять в невообразимой глуши. А как же моя кулинарная карьера? Как же возможность жить собственной жизнью? Я вдруг поняла, что впервые за всю жизнь думаю прежде всего о себе, и покачала головой:

— Прости, Луиза, но я не могу. У меня есть свои мечты. Я хочу стать хорошей поварихой и дорасти до настоящего шеф-повара. Я стремлюсь сама прокладывать дорогу в жизни, а не быть при тебе нахлебницей, бедной незамужней сестрицей.

— Я слышала, что в Австралии очень много холостых мужчин, — сказала она.

— Это фермеры, пастухи и другие неотесанные, необразованные мужчины. Я хочу для себя мужа получше, Луиза.

— И ты думаешь, что, служа поварихой, добьешься уважения и положения, которого заслуживаешь? — резко обронила сестра. — Повариха — это все равно прислуга. — Тут я увидела, что к ее глазам подступили слезы. — Прости меня! Такой глупостью с моей стороны было это сказать! Все просто потому, что я не хочу так далеко уезжать от тебя.

Я снова покачала головой:

— И ты меня тоже прости. Я не хочу, чтобы ты уехала так далеко, но я нашла место, где чувствую себя своей, Луиза. Я люблю свою работу. Каждый день учусь чему-то новому. Видела бы ты торты, которые я теперь пеку!