— Я тоже рад. Думал, мне конец, — признался Джимми. — В жизни не чувствовал себя так плохо. Наверное, никогда больше не захочу мороженого.

— В будущем можно просто покупать мороженое в приличных местах, — посоветовала я. — Буду рада тебя видеть, когда ты сможешь вернуться к работе.

— Понимаю. Я за тебя переживал. Ты, небось, одна там совсем с ног сбилась.

— Это было не так уж страшно. Шеф Лепин выделил людей мне в помощь, так что я готовила только для королевского окружения. С ужасными последствиями, как ты наверняка слышал.

— Нет, я тут сидел взаперти и вообще ничего не слышал. Доктор подозревал, что у нас что-то заразное. Еду нам приносил один-единственный лакей из отеля, и этот парень раньше переболел тифом.

— Значит, так, — глубоко вздохнула я, — твой любимый граф мертв, и меня обвиняют в том, что я его отравила.

Он недоверчиво уставился на меня, а потом расхохотался.

— Повезло, что я тут торчал, а то меня бы тоже подозревали.

— Это не смешно, Джимми. Из Лондона приехал инспектор, который жаждет доказать, что я умышленно отравила графа.

— И чем же он отравился?

— Вроде бы ядовитыми грибами. Но я в этом вовсе не уверена и поэтому хочу заглянуть к нему в комнату. Подумала, может, ты знаешь, где она.

— Ах так ты явилась, только чтобы узнать номер комнаты графа, точно?

— До сегодняшнего дня навещать вас не разрешалось, — сказала я. — Но я все время о вас спрашивала.

— Тоже верно, — согласился он. — Но парень всегда может надеяться, согласна? И ты права: граф сказал мне номер его комнаты. Он хотел, чтобы я принес ему «наперсточек спиртного на ночь». Ясное дело, я не согласился. Я не вчера родился.

— Выходит, он был довольно настойчивым?

Джимми кивнул:

— Да уж, достал он меня сама знаешь с чем. Признаюсь тебе, мне не жаль, что он сыграл в ящик. Так что, если я могу чем-то помочь тебе оправдаться, только скажи. А комната номер двадцать четыре, на два этажа выше королевских покоев.

Я поблагодарила его и поспешила по лестнице вниз. Была середина дня. Я подозревала, что королева со всем своим окружением сидит где-нибудь в гостиной, потому что в такую погоду снаружи делать нечего. Тихо крадясь по коридору в сторону комнаты графа, я чутко прислушивалась ко всем звукам, чтобы удостовериться, что там никого нет. «Лучше бы мне изобрести хорошее объяснение, почему я здесь, — думала я. — Например, лондонский инспектор послал меня поискать сэра Артура. Да, это подойдет».

Подойдя к двадцать четвертой комнате, я постучала, подождала и повернула дверную ручку. Дверь оказалась не заперта (я сочла это небрежностью) и легко открылась. Я ступила за порог и оказалась в полумраке. Высокие окна скрывались за тяжелыми бархатными шторами, а пахло тут так же, как и у Джимми, — болезнью. У графа определенно была рвота. Прокравшись через комнату на цыпочках, я отодвинула одну из штор. Неожиданно мне пришло в голову, что граф, возможно, до сих пор лежит на кровати. Сердце мое часто забилось, и я стремительно обернулась — кровать оказалась пуста и даже заправлена. Я с облегчением вздохнула. Комната выглядела так, будто в ней сделали уборку. Конечно, если графа стошнило на одеяла, их пришлось немедленно заменить.

Я обошла вокруг кровати, но не нашла никаких листиков. Испытав разочарование, я собралась было уйти, когда мой взгляд упал на красивую коробку шоколада, которая стояла на прикроватной тумбочке. Я подняла крышку. Отсутствовала только одна шоколадка, остальные были нетронуты.

Это показалось мне странным. Граф был весьма прожорливым человеком. Если кто-то подарил ему шоколад, почему он не съел сразу несколько штук? Я прихватила коробку с собой, не для еды, а в качестве доказательства (никогда не знаешь, что может тебе пригодиться), и незаметно отнесла ее к себе в комнату.

Когда я спускалась по лестнице, навстречу мне попался доктор Рид.

— Мисс Бартон, — сказал он, — мы вас искали. Пожалуйста, пройдите в гостиную сэра Артура. Нам нужно поговорить.

Я последовала за ним и обнаружила, что в гостиной уже сидят сэр Артур и лондонский инспектор. Тут было так сильно накурено, что у меня заслезились глаза. Это уже само по себе было необычно: королева курения не одобряла, и во дворце даже ее родственники выходили с трубками и сигарами во двор.

Сэр Артур, человек с безупречными манерами, поднялся на ноги, когда я вошла. Полицейский инспектор остался сидеть.

— Хорошо, что вы пришли, мисс Бартон, — сказал сэр Артур. — Пожалуйста, садитесь.

Я села, отметив для себя, что тон сэра Артура несколько изменился, как и манеры всех присутствующих.

— Мисс Бартон, — начал инспектор Роли, — почему вы заподозрили, что причиной смерти графа могли стать листья ядовитого олеандра?

— Граф пришел в кухню жаловаться, в том числе и на то, что на обед ему не подали красного мяса, — объяснила я. — А еще на то, что в буйабесе остались кусочки лаврового листа.

— В чем? — резко переспросил инспектор.

— Это местное рыбное блюдо, — объяснила я. — Очень вкусное.

— И вы добавляете в него лавровый лист?

— Да, но в муслиновом мешочке. Я вынула его перед тем, как подавать еду на стол.

— И вы немедленно пришли к выводу, что это не лавровый лист, а олеандр?

— Нет, сэр. Я начала видеть связь, только когда встретилась в парке с принцессой Софией. Она очень резко поговорила со мной, заявив, что торговца грибами, шеф-повара отеля и меня должны наказать за убийство ее жениха. Потом она неожиданно посмотрела мне за спину, и выражение ее лица изменилось. Я увидела у нее в глазах страх, а после она убежала. Я не могла понять, что вызвало такую реакцию, потому что вокруг никого не было. Мы стояли на газоне, обрамленном олеандровыми кустами. Потом мне вспомнился пикник, когда принцесса Беатриса сказала своим детям, что олеандры очень ядовиты. — Я замолчала, ожидая какой-то реакции.

— Принцесса София — это которая? — спросил инспектор.

— Немецкая принцесса, молодая родственница королевы, — объяснил сэр Артур. — Она была помолвлена с графом.

— Так что же, эта молодая особа предполагает, что принцесса убила своего жениха? — Инспектор посмотрел на доктора Рида, ожидая подтверждения.

— Да, сэр. Именно это я и предполагаю.

— И что же заставляет вас так считать?

— Я разговаривала с ней в день пикника. Она плакала. Я подошла ее утешить, и она сказала, что не хочет выходить за графа. Назвала его чудовищем. Я попыталась вмешаться и поговорить с королевой, но ее величество была непреклонна в том, что эта свадьба политически важна и потому состоится.

Инспектор положил свою трубку и подался вперед, вперившись в меня взглядом:

— Вы ведь повариха, так?

— Да, сэр.

— И при этом утешаете принцесс и болтаете с королевой? Это кажется мне невероятным.

— Если вы мне не верите, полагаю, можно обратиться за подтверждением к ее величеству, — сказала я.

— Но почему? Зачем людям высокого ранга откровенничать с такой, как вы?

— Нетрудно заметить, что мисс Бартон — юная леди, выросшая в хорошей семье, — сказал сэр Артур.

— Которая жила в домишке на йоркширских болотах? А потом с двенадцати лет пошла в услужение? Как это вяжется с хорошей семьей?

«О ужас! — подумала я. — Значит, та информация, которая имеется во дворце о якобы моей биографии, уже получена. Теперь мне остается лишь напропалую блефовать».

— Мой отец был образованным человеком, — начала я. — К несчастью, я очень рано осиротела, и мне не осталось ничего, кроме как найти себе место. — Тут я решила сменить тему. — Но мне хотелось узнать, доктор Рид, мог ли граф умереть от отравления олеандром?

— Это весьма вероятно, — ответил тот. — Олеандр вызывает спутанность сознания, головокружение и тошноту. Потом отказывает сердце. Граф умер именно так.

— Значит, он уже был отравлен, когда пришел ко мне на кухню, — сказала я. — Он спотыкался, не мог как следует сосредоточиться и говорил несколько сбивчиво. Я еще подумала, уж не пьян ли он.