— Говорят, они вкусные, но есть их почему-то можно только в зимние месяцы. И, конечно, в пироге должен быть слой патиссонов — без них вкус совсем не тот.

Она вернулась к работе, оставив меня переваривать мысль о том, что, если я хочу зваться высококлассной поварихой, однажды мне придется научиться отделять от мяса кости маленьких птичек. Это заставило меня задуматься: удастся ли мне когда-нибудь сделать карьеру на кухне, где бесспорно правят бал мужчины? И хочу ли я этого?

«Всему свое время, — решила я. — В данный момент мне очень нравится учиться поварскому ремеслу».

В первую неделю почти ничто не говорило о том, что я работаю во дворце. Каждое утро мы спускались по не застеленной ковром черной лестнице на кухню и, оказавшись в нашей маленькой вселенной, приступали к работе.

В высоко расположенные окна лился свет, но в них было видно только небо, и догадаться по нему, какая погода на улице, казалось почти невозможным. Каждое утро мы слышали дружный топот ног и отрывистый лай команд, да еще порой звуки духового оркестра, когда гвардейцы маршировали на передний двор. Но ничто больше не намекало на то, что мы находимся в необычном доме. И уж конечно, мы не видели никого из членов королевской фамилии. За территорию дворца мы выходили (если вообще выходили) через простую маленькую калитку, которая вела на Букингем-Пэлэс-роуд. Но когда погода испортилась, у меня не возникало желания выбираться во внешний мир, воспользовавшись свободным часом, остававшимся у нас после сервировки обеда. По сути, за неделю я вышла на улицу лишь один раз, чтобы найти ближайшую почту, которая оказалась возле вокзала Виктория. Там я договорилась получать корреспонденцию до востребования. Теперь у Луизы будет хоть какая-то возможность со мной связаться.

К концу недели я почти разобралась, кто есть кто на кухне. Главным человеком, maitre de cuisine, был мистер Анджело, итальянец-кокни. Следом за ним шли мистер Фрэнсис и мистер Роланд, шеф-кондитер. Они считались старшими поварами. Мистер Фрэнсис был пожилым мужчиной с густыми седыми бровями и неизменно хмурым взглядом. Мистер Роланд, француз, отличался, как мне сказали, весьма нервным нравом. За ними шли четверо, кого называли поварами-йоменами: мистер Фелпс, мистер Уильямс, мистер О’Рурк и мистер Фитч. Это были сплошь бледные, чисто выбритые мужчины неопределенного возраста. Пока мне сложно было различать их, тем более что никто из них, кажется, не замечал моего присутствия. Единственными женщинами были две пожилые поварихи: миссис Симмс и миссис Гиллеспи. Я не могла разобраться, выше они по рангу йоменов или ниже. Им, конечно, не приходилось заниматься самыми сложными блюдами. Нельсон был таким же младшим поваром, как я. Еще здесь работали трое учеников: Артур, Джимми и Фред — тощие веселые парни примерно моих лет.

Кроме главной кухни, во дворце имелось также три вспомогательные и судомойня, где кухонные рабочие, мужчина и девушка по имени Руби, чистили картошку, мыли кастрюли и выполняли другую подобную работу. Большинство из нас работало в главной кухне. Тут стояли угольные и газовые плиты, вертел для жарки и печка для доведения блюд до готовности — так что здесь всегда было очень тепло. На одну из плит водрузили гигантскую бульонную кастрюлю, куда шли все остатки. Мне сказали, что эта плита работает без остановки уже двадцать лет.

У мистера Роланда имелась собственная кухонька для тортов и другой выпечки. Так же как и у забавного старичка мсье дю Жардена, второго кондитера. Как я поняла, он служил во дворце еще с тех пор, когда королева была молодой, и прославился своим шоколадом, из которого создавал настоящие произведения искусства, но основная его задача заключалась в приготовлении мороженого, приводящего ее величество в восторг, она его просто обожала.

Помимо ближайшего окружения королевы, мы готовили для всевозможных секретарей, офицеров почетного эскорта, фрейлин, которые питались в собственной столовой, и, наконец, для слуг — те ели в похожем на пещеру зале, по которому гуляли сквозняки. По существу, это означало три разных меню ежедневно, хотя секретари с фрейлинами иногда ели то же, что королева с приближенными. Для остальных готовилась самая обычная и простая еда: густой суп, мясной пирог или пудинг, макароны с сыром, сардельки в тесте — все, что делалось из остатков или кусков мяса, которые нельзя было приготовить для особ королевской крови. За это отвечала миссис Гиллеспи. Она была очень изобретательна в отношении того, что можно сделать из этих продуктов.

Во время трапез мы подавали еду остальным слугам — лакеям, которые снимали ливреи, прежде чем усесться за стол, горничным различных рангов и другим, занимавшим странные, удивительные должности: королевского туфельщика, хранительницы белья и прочие, столь же непонятные. По большей части эти последние нас игнорировали. Мы были просто кухонной прислугой, низшими. Служебное положение решало все. Мы должны были обслуживать их по старшинству, а есть нам не полагалось, пока мы не накормим их.

Как-то раз в столовую вошла женщина, которая выглядела куда величественнее, чем все остальные, и села отдельно в конце стола. Она не сводила с меня глаз, пока я подавала ей рагу, а потом спросила:

— Ты новенькая?

— Да, мэм, — ответила я.

— Незачем тебе называть меня мэм, — улыбнулась она. — Я здесь служу так же, как и ты, только стою на несколько ступенек выше. Я — личная горничная ее величества и отвечаю за королевский гардероб. Называй меня мисс Макдоналд. Обычно я питаюсь отдельно, но сегодня утром у ее величества была примерка нового платья, которая затянулась дольше, чем ожидалось. — Она окинула меня взглядом: — Ты хорошенькая малышка с приятными манерами и пойдешь далеко, только блюди себя. Всегда найдутся те, кто не пропустит симпатичного личика и тонких лодыжек, как у тебя. А ты не в том положении, чтобы говорить нет.

Я огляделась, недоумевая, кого она могла иметь в виду. А вернувшись вечером в свою комнату, стала рассматривать себя в зеркало. «Хорошенькая малышка» — вот как она меня назвала. Сама я всегда думала о себе как об угловатой тщедушной девчонке, какой была когда-то. Мысль о том, что кто-то может счесть меня привлекательной, была мне внове. Миссис Тилли держала почти исключительно женскую прислугу, если не считать садовников, конюха и кучера, которые были в возрасте и не обращали на меня никакого внимания.

А теперь я поняла, что являюсь обладательницей неплохой фигуры и больших зеленых глаз. А еще я знала, что Нельсон проявляет ко мне интерес. Может, у меня действительно есть шансы понравиться мужчине моей мечты?

Воскресным днем я отправилась навестить сестру в доме ее будущих родственников. Не могу сказать, что он был самым обычным. Гигантская уродина — вот как отозвался бы о нем мой отец! Построенный из красного кирпича, дом изо всех сил старался выглядеть средневековым замком: с витражами, изогнутыми трубами и башенкой с одного угла. Внутри было еще больше безделушек и фикусов, чем у миссис Тилли, множество ковров и портьер из красного бархата. Но Луиза казалась довольной жизнью, да и родители Билли, похоже, были рады обществу будущей снохи.

У меня создалось впечатление, что мать Билли считает ее хорошей партией для своего сына. Без всякого сомнения, она с удовольствием познакомила бы Луизу со своими друзьями — еще бы, ведь ее новоиспеченная невестка ни много ни мало принадлежит к аристократии! Похоже, она прониклась симпатией и ко мне тоже, потому что заставила сесть рядом и взяла за руку.

— Итак, моя дорогая, у вас есть кавалер? Маячит ли на горизонте свадьба?

Я покачала головой:

— Боюсь, что нет.

— Неправильно, что младшая сестра выходит замуж раньше старшей, — заявила мать Билли. — Нам нужно что-то с этим сделать, ведь так? — Она посмотрела на мужа: — Берт, пошевели-ка мозгами. У кого есть молодой неженатый сын? И имей в виду нужен славный и достойный юноша.

— Так сразу ничего сообразить не могу. — ответил Берт. — Но раз ты просишь, подумаю над этим.