Поскольку Воронин выжидательно молчал, я прибавил:

– Положение уголовной полиции, которая борется с преступностью (я чуть было не сказал с настоящей преступностью), теперь стало лучше. А учреждение «молниеносных бригад» позволит нам вывести раскрываемость на качественно новый уровень.

– Так-то оно так, – вздохнул действительный статский советник. – А все же тайной полиции без тайн не бывает. Вообразите поединок между чемпионом по английскому боксу, который умеет бить только руками да только выше пояса, и мастером китайской драки, не связанным никакими правилами. Не прозевал бы наш рыцарь с открытым забралом беду вроде «Первого марта» или чего-нибудь много худшего.

– Разве может быть что-то много худшее, чем убийство государя?

– Да. Убийство государства.

Лицо Воронина помрачнело.

– Я вот к чему завел этот разговор, Василий Иванович. Имею к вам просьбу. Даже приказание. Если его превосходительство будет задавать вам вопросы о структуре бригад, напирайте на то, что осведомительная сеть, без коей работа новых подразделений совершенно невозможна, будет вербоваться исключительно из представителей преступного мира.

– А из кого же еще?

Константин Викторович бросил на меня озадаченный взгляд.

– Ну уж от вас подобной розовости я не ждал. Разумеется, при необходимости группа первоклассных специалистов сыска должна использоваться и для борьбы с государственными преступлениями. А для этого понадобится иметь своих агентов в самых разных общественных слоях.

Лишь теперь до меня дошло, почему господин вице-директор оказывает моему проекту столь сильную поддержку. Рассчитывает создать структуру оперативных сыскных органов, которая заменит упраздненные охранные отделения, но только будет современнее и эффективнее, будет избавлена от прожженных махинаторов, поднаторевших в провокациях. И курировать эту структуру, фактически новую полицию, будет сам Константин Викторович. Этот умный и дальновидный манипулятор использует в своих целях не только меня, но и самого Джунковского!

– Я переслал генералу предварительный текст вашего доклада со своими комментариями, поэтому очень возможно, что Владимир Федорович вас ни о чем спрашивать и не станет, – продолжил Воронин. – Но вопросы наверняка будут у думских руководителей. И тут уж вы не подкачайте.

– Думских руководителей?

– Да. Сейчас мы доедем до штаба Жандармского корпуса, вы пересядете в автомобиль его превосходительства и вместе с ним отправитесь в Думу, в Таврический дворец. Будет встреча с главами основных фракций. Почти импровизированная. Вчера генерал ужинал с председателем Думы, рассказал ему о нашей затее, и господин Родзянко дал мудрый совет: прежде чем выставлять проект на обсуждение депутатов, сначала склонить на свою сторону ключевых парламентских деятелей. Решили не откладывать. Мне это не нравится, но наш с вами начальник все время толкует о том, что к народным избранникам следует относиться с уважением, и теперь он очень гордится своей инициативой. Ох, боюсь, всё дело погубит…

Вид у Константина Викторовича был кислый.

– Но что там делать мне? – воскликнул я, ужасно взволнованный. – Я человек маленький!

– Генерал объяснит сам. Это был его приказ – обеспечить ваше присутствие. Мне же велено блистательно отсутствовать. – Воронин едко улыбнулся. – И понятно почему. Господам думцам я слишком известен. От меня пахнет тайной полицией, как от Дьявола серой. Вы же – иное дело. Чистый криминалист, начальник Центрального технического бюро, да и вид у вас самый почтенный.

Мы были уже недалеко от Фурштатской, где находился кабинет шефа жандармов. Воронин заговорил быстрей.

– Чертова спешка! Слушайте и запоминайте. Вам надобно знать, чего ждать от участников совещания. Председатель Думы Родзянко – наш союзник, каверз от него не будет. Но положение Михаила Владимировича очень сложное, он вынужден лавировать между правыми и левыми, изображая беспристрастность. Поэтому и явной поддержки проекту он не окажет. За спиной Родзянки стоит самая большая фракция, октябристы, но это меньше четверти всех депутатов. Будут присутствовать лидеры трех других крупнейших фракций, и с каждым из них свои сложности. От умеренно-правых, это 88 мандатов, ожидается егермейстер Балашов. Богатейший помещик, владеет угодьями общей площадью больше великого герцогства Люксембург. Крепкий государственник и большой патриот, но в умственном смысле несколько… м-м-м… медленноват. Если что-то спросит, отвечайте просто и с предельной ясностью. Ни в коем случае не улыбайтесь. Петр Николаевич любит в людях серьезность. От правых будет камергер Хвостов, за ним 65 депутатов. Этот, конечно, обеими руками за усиление полиции, но трудность заключается в том, что ему выгодно потянуть с проектом.

– Почему?

– Алексей Николаевич рассчитывает стать следующим министром внутренних дел. Ему захочется провести реформу самому. Станет вас подлавливать, чтобы продемонстрировать неподготовленность проекта.

– Подловить меня невозможно, – с достоинством молвил я, но сердце екнуло.

– Последний участник, самый проблемный, глава конституционных демократов Милюков – 59 мандатов. Вы его, разумеется, знаете по имени, но в жизни Павел Николаевич совсем не такой Дон Кихот, каким его изображает пресса. Это очень хитрый, оборотистый господин, который умеет ловко наносить удары. И он-то будет главным врагом «молниеносных бригад», потому что в любом усилении полицейского аппарата левые видят заговор реакции.

– А сколько нужно голосов, чтобы проект прошел через Думу? – спросил я.

– Минимум двести двадцать два. У октябристов, умеренно-правых и правых суммарно 251 мандат. Но лишь в том случае, если все эти фракции обязуют своих членов голосовать солидарно. Сюда Милюков и попытается вбить клин. Будет добиваться, чтобы депутатам позволили принимать решение «по совести», то есть без соблюдения партийной дисциплины. Тогда наше дело швах. Многие из центристов – октябристов и умеренно-правых – ненадежны. Проект провалится.

– А без Милюкова обойтись нельзя? Зачем он там, если большинство наберется и без кадетов?

– Что вы! Ни в коем случае. Иначе левая пресса поднимет шум, что реакционеры и полиция устроили заговор.

От этих византийских премудростей у меня голова пошла кругом.

– Приехали, – сказал Воронин, когда машина остановилась перед подъездом штаба. – Сейчас генерал выйдет. Его авто и конвой уже здесь.

Длинный «делоне-бельвиль» стоял прямо посередине улицы, которую с двух сторон перегородили жандармы. В двух пролетках сидели агенты в штатском. Покушений на высших чиновников уже несколько лет не было, но меры предосторожности сохранились.

– Что похищенный ребенок? – спросил вдруг Воронин. – Кто занимается делом? Ведь вам не до этого.

– Частный детектив, – коротко ответил я, и разговор прервался, потому что из дверей быстрой походкой вышел крепкий, крутолобый человек в сером костюме, помахивая котелком. Это был командующий Жандармским корпусом и начальник имперской полиции Джунковский, почему-то в штатском.

Мы вышли. Джунковский энергично тряхнул мою руку – я несколько раз бывал у него в кабинете.

– Не беспокойтесь, Константин Викторович, всё устроится, – бодро сказал Воронину генерал.

Мы сели и поехали.

Я получил еще одну инструкцию, совсем другого рода.

– Стало быть так, – деловито произнес генерал. – У вас очки или пенсне есть?

– Никак нет. Не имею необходимости.

– Возьмите мое.

Он дал мне золотое пенсне.

– Главное скажу я. Вас представлю экспертом. Имейте научный вид. Ничего полицейского. Вы – делегат Монакского конгресса, знаток французского опыта, светило криминалистики. Будут задавать вопросы – отвечайте кудряво и сложно, побольше специальной терминологии.

Ни про какую агентуру его превосходительство не спросил, вид имел победительный, и мне стало немного спокойней.