К счастью, все прошло благополучно, и Наун вместе с Тами отправились в Силлу.

Принцесса отказалась ехать в повозке. Она вновь надела мужской костюм и оседлала коня. Наун покидал Когурё, полный надежд и ощущения, что этот визит многое изменит в его жизни. И даже постоянно сыпавший снег, который летел в глаза и застилал широкую дорогу, не испортил его настроения. Он сделает все, чтобы показать себя достойным представителем Когурё и оправдать оказанное ему доверие.

Когда Куннэ осталось за спиной, Наун обернулся и с улыбкой посмотрел на родной город. Вдалеке он увидел черного всадника на вороном коне, который неподвижно смотрел им вслед. Смутное подозрение шевельнулось где-то в сердце, но он отогнал от себя чувства и, пришпорив скакуна, двинулся дальше.

С того разговора в его покоях они с Тами почти не общались и лишь изредка перебрасывались незначительными фразами. Науна жгла досада и чувство вины. Каждый день он собирался поговорить с женой, извиниться и поблагодарить за помощь, но всякий раз его что-то останавливало. Тами же, судя по всему, выбрала тактику холодного игнорирования и словно не замечала его терзаний. По крайней мере, она не собиралась облегчать его переживания и первой заводить разговор. Ночами у Науна тоже не было возможности объясниться, поскольку они на ночлег размещались, по обыкновению, в разных комнатах.

До Сораболя, столицы Силлы, оставалось два дня пути, и Наун нервничал все сильнее. Собрать дань у дикарей мохэ и приехать с визитом к марипкану Силлы – совершенно разные вещи, и он чувствовал груз ответственности за столь важное мероприятие. К тому же его беспокоила двусмысленность собственного положения: Сильсон наверняка хотел бы увидеть на его месте Насэма, и в этом брат был прав. Кан действительно мог расценить это как пренебрежение к его статусу, и перед Науном стояла серьезная задача убедить короля в том, что Когурё уважает его и готово предоставить любую помощь, в том числе и военную, если понадобится. Но при этом не уронить достоинства и показать, что это помощь вассалу от старшего государства.

В одну из ночей Науну не спалось. Он вышел на морозный воздух, чтобы очистить голову и тщательно продумать, что скажет кану Силлы. На постоялом дворе периодически раздавались характерные звуки: фырканье лошадей, тихий разговор только что заселившихся постояльцев и суета никогда не спящих хозяев. Наун запрокинул голову, подставляя лицо падающим снежинкам, кружившим в свете оранжевого фонаря у входа. Они покалывали щеки холодными иголками, отчего по коже побежали мурашки.

Сегодняшняя ночь казалась какой-то особенной. Сквозь тонкий туман облаков проглядывал острый серп нарождающегося месяца, и Наун воспринял его как хороший знак. Тихое бормотание постояльцев почему-то вызывало улыбку, а мысль, что за стеной сейчас спит Тами, странно согревало сердце. Отбросив все страхи и стыд, Наун твердо решил завтра же объясниться с женой и попросить прощения.

– Вас что-то беспокоит? – за спиной раздался мягкий голос, и Наун дернулся от неожиданности.

– Тами? Я думал, ты спишь.

– Не могу заснуть. – Она встала рядом с ним, плечом к плечу, и тоже посмотрела в черное небо.

Наун неловко откашлялся.

Сейчас или никогда.

– Прости, Тами. Прости меня за все слова. Я был не прав.

Легкая улыбка осветила ее лицо, а глаза заискрились неподдельной теплотой. Она слегка склонила голову, показывая, что принимает извинения, и Наун облегченно выдохнул. Кажется, она больше не злится.

– Запомните этот момент, Ваше Высочество. И когда снова захотите найти в моих действиях подвох, вспомните ваши извинения. – Тами лукаво улыбнулась и легонько коснулась головой его плеча. Этот жест был таким домашним и интимным, что Науну сразу захотелось заключить ее в объятия. Но его что-то остановило – словно он никак не мог до конца переступить ту грань, за которой можно открыть душу и сердце близкому человеку.

– Почему ты хотела поехать со мной в Силлу? – спросил он, чтобы спрятать свою неловкость.

– Моя младшая сестра недавно вышла замуж за силлаского министра, и я хотела ее навестить. Кроме того, она обещала передать мне красный женьшень, который очень ценит ваша матушка. – На губах Тами скользнула загадочная улыбка, и на мгновение Науну показалось, что она знает о том, что он подслушал их с королевой разговор.

– Я знаю, что меня отправили в Силлу благодаря тебе. Спасибо, Тами.

– Теперь вы понимаете, как вам повезло с женой? – Она игриво улыбнулась, повернувшись к нему лицом. Внезапно он увидел перед собой прежнюю Тами, ту, с которой стрелял из лука и соревновался в красноречии во время споров. – Ее Величество впервые за долгие годы использовала свои прежние связи, чтобы дать вам шанс. Не упустите его.

– Если можно было бы вернуться назад, что бы ты выбрала: стать моим союзником или просто верной женой? – спросил Наун. Он понимал, что сам вынудил Тами участвовать в политических делах. Сам провел черту, за которую никогда ее не пустит, лишив надежды на какие-либо теплые отношения в их союзе.

– Почему вы думаете, что оба этих варианта не могут сочетаться друг с другом? Помните мои слова на финальном испытании? – Тами слегка усмехнулась, ее взгляд затуманили воспоминания.

– «На деньги в этом кошельке я бы угостила принц вином, чтобы выслушать его печали», – слово в слово повторил Наун. Он тоже часто вспоминал их отношения до того, как Тами перешагнула порог дворца.

Она кивнула.

– Что изменилось сейчас? – спросил Наун.

– Я поняла, что мне не завоевать вашу любовь, как бы я ни старалась. – Она опустила голову, разглядывая усыпанную тонким слоем снега землю. – Поэтому я хочу стать полезной для вас. И, быть может, когда-нибудь вы откроетесь мне.

Тами приложила ладонь к его груди и доверчиво заглянула в глаза. В его сердце, покрытом ледяной коркой, вспыхнул огонь, растопив отчуждение и холод. Он накрыл своей рукой ее пальцы, под которыми неровно вздрагивало растревоженное сердце.

Той ночью Наун и Тами впервые любили друг друга, как настоящие муж и жена, отбросив все недомолвки и сомнения и наконец-то распахнув друг другу свои души.

Столица Силлы встретила их ярким солнцем, оттепелью и безудержным весельем. В южной части полуострова зима уже начала отступать, и весна заявляла о себе подтаявшим снегом, широкими лужами и горячими лучами солнца. Сораболь напоминал Куннэ, но в то же время отличался – в нем не чувствовалось строгой церемонности и консервативности, присущих столице Когурё. Архитектура, наряды и мода были схожи, но вот атмосфера свободы показывала, что это совершенно другое государство. Женщины вели себя с мужчинами очень смело, и Наун пораженно крутил головой, только и успевая удивляться раскрепощенности местных дам.

– Никакого почтения, – пробурчал он, когда они проехали мимо рынка, где какая-то женщина во весь голос отчитывала мужа за то, что он не так разложил товар на прилавке.

Тами прыснула:

– Ваше Высочество, юг – это всегда свобода. Север – следование традициям. К тому же кан Сильсон активно поддерживает отношения с империей Цзинь, где сейчас царят не настолько консервативные взгляды, как в Когурё.

– И что же, тебе это нравится? – недоверчиво спросил Наун.

– Конечно! Я выросла в провинции, где нравы сильно отличаются от столичных. И мне ближе свобода, чем строгий этикет дворца. Если бы не вы, я бы ни за что не стала женой принца. – Она расхохоталась и пришпорила коня, обгоняя удивленного Науна.

У дворцовых ворот их уже ждали силлаские министры, которые после почтительных приветствий проводили посланников в гостевые покои. Они сообщили, что в честь прибытия важных гостей кан Сильсон собирается устроить приветственный пир с представлением. Наун и Тами были заинтригованы.

Умывшись и немного отдохнув с дороги, они встретились в общих покоях, чтобы вместе отправиться во дворец.

Тами сняла свой мужской походный костюм и облачилась в нежно-голубое платье, а волосы убрала на манер силласких дам, чтобы продемонстрировать уважение традициям страны.