– Почему ты меня не боишься? – удивился великан.

– У меня есть учитель, живущий в горах, – пояснил мужик, доставая табак из кармана. – Он меня защитит, если нужно.   

– Какой такой ещё учитель, – не на шутку рассердился великан, – вот я тебя сейчас съем!

Мужик позвал, и из-за ближайшей горы тут же вышел человек. Ростом он был уже по грудь великану.

– Ха-ха-ха, – засмеялся великан, глядя на того человека. – Мне и дюжина таких карликов не страшна!

– Не трогай моего ученика и меня, – предупредил человек, – иначе тебе придётся встретиться с моим учителем!

– Как, и у тебя есть учитель? – удивился великан. – Впрочем, почему бы и нет...

И великан оставил учителя и ученика и побежал прочь вдоль ущелья. И, надо сказать, вовремя, потому что из-за ближайшей горы, как из-за невысокого камня, уже выглядывал третий человек – учитель учителя!

Говорят, кому срок пришёл – а срок этот лишь в небесной канцелярии известен, – тому с облака голубиная книга упадает. Книга эта только с виду обычная, а на самом деле с секретом. Раскроешь её, начнёшь читать – и буквы, из которых слова всякие составлены, оживать начинают. Разбегаются, как муравьи, к краям страницы, там и остаются. А на свободной серёдке картинки всякие являться начинают, какой-то забуквенной, уму незнакомой страны. Кто читал эту голубиную книгу, тот знает. Я не читал. Не упадала таковая книга мне с облака – видать, ещё срок не пришёл.

Говорят, ни купить, ни украсть, ни добыть какими другими хитростями ту книгу нельзя. А если и раздобудешь – что толку? Буквы в той книге для тебя не оживут, строки прямыми, как железные прутья, останутся. Прочтёшь только то, что написано. А написано только то, что давно всему миру известно.

Если вы знаете Волгу и не знаете отшельников, обитавших когда-то на всём её протяжении, вы – иноземец на волжских берегах. Волга не станет приходить в ваши сны, беседовать с вами.

Знаменитые заволжские старцы, обитавшие в XV веке в верховьях Волги с Нилом Сорским во главе, являлись представителями волжских отшельников. Именно они отливали пулю светским предрассудкам своего времени, ратовали за гуманное отношение к так называемым еретикам. Жить не по уставу, а в Духе означало для них жить на свободе, в храме, куполом  которого является небо. Именно в таком храме жил благословенный Иисус, рождённый в Вифлееме.

Близко к заволжским старцам располагались братья-отшельники так называемых Кирилловых гор, жившие в Нижегородской губернии. Вот как описывает их Мельников-Печерский в своём романе «В лесах»: «Кирилловы горы расступаются… Выходят старцы лепообразные, в пояс судоходцам поклоняются, просят свезти их поклон, заочное целование братьям Жигулёвских гор…» И это далеко не первое упоминание о жигулёвских отшельниках в отечественной литературе.

Вот, например, как описывает следы, оставленные поселениями отшельников в Жигулях, писатель-краевед А. Соболев: «В районе села Переволоки ещё в конце XIX века обнаружили пещеры, входы в которые имели подобие дверей. Пещеры с окнами, в стенах ниши, потолок со сводом… Подобные пещеры окружали и соседнее село Печерское (его название происходит от слова «пещера»), где крестьяне находили намогильные камни с арабскими надписями…»

Жигулёвские отшельники жили во все времена, то являя себя миру, то живя потаённо в тёмные века. Так, митрополит московский Алексий, следуя в 1357 году в Ставку Золотой Орды и проплывая мимо Жигулей, встречался с отшельником. А уж совсем близко к нам, в 1930-х, так называемых «сокских» отшельников, живших на реке Сок в непосредственной близости от Жигулей, работники НКВД сажали в машины и увозили в неизвестном направлении. 

«Байки о жигулёвских отшельниках» писались без спешки. Ибо пришлось вспоминать в глубину, уповая на молитву. Душа оживала, когда открывалась ей внутренняя жизнь отшельников. Насколько я знаю, об этой жизни почти ничего неизвестно.

                                                                                                                                                                                    Игорь Муханов  

Ещё до русско-японской войны это было.

В рассветный час, когда все ещё спали, в Самару вошли три великана. Их головы, бритые наголо, синели над крышами домов, как яркие лу'ны. Великаны спешно прошли весь город, всё время крестясь.

В конце Самары, возле полосатой будки, стоял часовой. Увидев великанов, часовой приготовился стрелять с колена, но они попросили подождать...

– У нас такие же, как и у вас, погосты, – сообщили великаны. – Под белыми валунами спят наши братья и сёстры, почившие от страшной чумы. Узнав, что отшельники жигулёвские могут людей воскрешать, идём просить их об этом…

Те великаны, сказывают, были из Полунощной страны.

В год, когда Сергий Радонежский, знаменитый русский пустынник, преставился, видели, сказывают, в Жигулях старичка.

Шёл он, в самую предзимнюю распутицу, по дороге босиком. Каждой горе, встреченной на пути, кланялся низко. Дошёл старичок до берега Волги, в тёмную воду загляделся.

– Уж не Волгу ли, дедушка, собрался переплывать? – спросили его местные парни, таскавшие лодки из воды. – Эвон гляди: берега уже льдом покрылись!

Лишь рукою, сказывают, на такие слова махнул старичок. Поправил заплечную котомку и прямо по воде, не замочивши пяток, пошёл…

Так, в рябиновых лучах позднего восхода, и скрылся из глаз!

Один художник большим искусником по части акварельных пейзажей, сказывают, был. В пасмурном свете осеннего дня проезжал он однажды по Жигулям.

При дороге, на взлобье горы, молился отшельник. Лицо того отшельника показалось художнику столь благолепным, что он пожелал его нарисовать.

Достав этюдник и кисти, художник взялся за дело. Но краски, которыми он рисовал, стали вдруг «чудить». Они впитывались в рыхлую акварельную бумагу, не оставляя следов. В конце концов, получился лишь местами подсинённый лист бумаги – точь-в-точь весеннее небо в облаках!

Возможно, был запрет рисовать отшельника, возможно, и другая причина столь странному явлению была. Много тайн хранит жигулёвские лес, много троп скрывает гора жигулёвская!

Шибко опечалился, сказывают, художник. Но проходил той же дорогой другой отшельник – белый, как груздь, старичок. Посмотрел он рисунок художника, снял шапку и сообщил:

– Как верно изобразил ты душу отшельника!