Раз, в самый разгар болезни сына, проходил фельдшер мимо скамейки, на которой грелся на солнце хилый старик. Село Рождествено большое – фельдшер помнил по имени далеко не всех. Окликнул его старик, попросил поднять клюку, упавшую на землю. Фельдшер поднял.
Домой идти не хотелось. Фельдшер подсел к старику, разговорился. А тот, словно ребёнок малый, всё к сказкам да небылицам в разговоре тянется. От него-то и услышал фельдшер впервые предание о чудо-рыбе. И только носом в ответ заорганил – он, человек крещёный, языческие бредни всегда осуждал!
А ночью приснилась вдруг фельдшеру чудо-рыба, какой старик её описал. Уставилась на него пилюлевидными глазами и такое человечьим голосом изрекла: «Хочешь, чтоб выздоровел твой сын Илья – вырой в огороде новый колодец!»
Фельдшер над таким сном сначала только посмеялся. Но и впрямь надо было рыть новый колодец: старый-то совсем пересох! Чудо-рыба в этом была совершенно права. И хоть не был фельдшер суевером, а всё же тайным, скрытым в сердце умом подумал: «А вдруг?..» Короче говоря, нанял фельдшер землекопов и вырыл колодец.
К тому времени Илья уже совсем задалеченный, с полузакрытыми глазами в постели лежал. Стал фельдшер, ругая себя за суеверие, поить его водой из нового колодца – не помогло. Плюнул и перестал. А дня через три пошёл, уже для хозяйственных нужд, за водой и зачерпнул из колодца матросскую бескозырку. Наверняка соседские мальчишки подбросили!
Увидел случайно ту бескозырку Илья – замычал, как телёнок, и восковыми ручонками к ней потянулся. Надел бескозырку себе на голову – и в первый раз за долгое время болезни улыбнулся!
Вскоре Илья и совсем от своей болезни поправился. С матросской бескозыркой – словно она заколдована была! – ни на минуту не расставался. А как стал ему отец снова про юридический факультет университета долдонить, сбежал. Плавал сначала юнгой на пароходе, а спустя много лет и до капитана торгового судна дослужился.
Объездил Илья весь белый свет. Видать, есть судьба у человека. А жила ли в солнечные правремена в Каменном озере чудо-рыба – кто ж её знает?
Песня раскаявшегося разбойника
Растёт, слышал я, в Жигулях трава, которая покаянною зовётся. Редко встречаемая, нужно заметить, трава. Цветёт она будто бы раз в году, в ночь на Ивана Купалу, жёлтыми колокольчиками, а листья у неё, как медные копеечки, круглые.
Находил ту траву в последний раз, лет полста тому назад, один разбойник. Отведал её и душою переменился. Обрил себе голову, взял в руки посох и по жигулёвским дорогам отправился, у всякого встречного человека прощения просить.
Пел, между прочим, в своих странствиях такую песню:
Летела пуля в волка, да не попала,
Летела пуля дальше – попала в Манчиху-гору.
Выну я пулю из горы,
Бинтом ту рану перевяжу.
Только где взять бинт, чтоб рану перевязать,
Бинт длиною в семь вёрст?
«Не надо мне бинта белого, – гора отвечала, –
Не надо мне помощи человечьей.
Перевяжут мне рану зимой снега,
По весне из раны красный тюльпан взойдёт».
Раскаянье наши предки с морем нередко сравнивали, а в море ой какие глубины бывают!
Два Михаила
Было это или нет, сказать теперь трудно. В летописях жигулёвских не отражено, но в памяти народной хранится!
Жили в селе Моркваши два подростка, Фёдор и Михаил. Шибко подростки те дружили. Словно одна мать колыбельные песни им пела, кормила грудным молоком!
Приехали как-то в Моркваши коробейники, привезли с собой вещи, нужные многим на селе. Фарфоровую посуду, изготовленную на фабрике купца Смелякова, фабру для натирания усов, карамель… И вместе с этими вещами – заморскую игру «шахматы»!
Никто из сельчан игрою той не прельстился. Лишь Фёдор с Михаилом лапту да городки – в сторону, и давай слона и пешку переставлять. Даже ночью, при свете луны играли. Такой магнетизм шахматы имели, такой, видно, возраст был у друзей!
Наконец, и шахматы им надоели, решили малость передохнуть.
– Айда Ладоград, город на том свете искать, – предложил Фёдор.
– Айда, – согласился Михаил.
– Ты в одну сторону иди, а я в другую, – посоветовал Фёдор. – Если земля и в самом деле круглая, встретимся когда-нибудь!
Попрощались друзья и разошлись.
Идёт Михаил по дороге просёлочной, на небо и не глядит. Поля и реки рассматривает, щурит, как приказчик, глаза. Ставит зарубки на деревьях, метит камнем свой путь.
Набрёл Михаил на колодец, заросший крапивой и лебедой. Глянул в него и Ладоград, куполами церквей на солнце играющий, увидел. Бросился на радостях в тот колодец и утонул.
А Фёдор идёт среди полей, шумящих спелой пшеницей. Под ноги себе и не глядит – всё на небо смотрит!
Увидел он как-то раз Ладоград, плывущий на облаке. Тикает, стрекочет в нём жизнь барскими настенными часами!
– Эй, ладоградцы, – крикнул Фёдор. – Позвольте на ваши апартаменты поглядеть!
Никто с облака ему не ответил. Прикинулся тогда Фёдор водовозом и снова кричит:
– Вода ключевая, студёная. Извольте, удовольствия ради, усы в неё обмакнуть!
На этот раз с облака откликнулись, спустили на верёвке бадью. Фёдор не стал воду наливать, сам в бадье схоронился. Подняли его ладоградцы на облако.
Ладоград – город особенный. Так все, кому побывать в нём посчастливилось, говорят. Улицы этого города от площади Солнца начинаются, носят непривычные для человека имена. Имеется улица Духовной Пищи, Большого Ума, Семи Ремёсел. Имеются и другие улицы, названия которых, как песня, звучат. По какой улице пойдёшь, такое твоё желание и сбудется. Фёдор пошёл по улице Верных Друзей. Встретился ему через пару кварталов Михаил, живой и невредимый. Вот радости-то было!
Прошло какое-то время, и Совет старейшин Ладограда издал Указ:
«Человек по имени Фёдор, обманным путём к нам проникший, способен с пути развития нас увести. Необходимо спустить его на землю, и как можно скорее…»
Что ж, указы надо слушаться!
Зовёт Фёдор с собой Михаила, земные блага перечисляет ему. А тот лишь грустно улыбается…
– Куда я без тела пойду? – спрашивает-отвечает. – Оно у тебя имеется, гибкое, как лоза. А моё тело в колодец упало, стало землёй, водой...
Вернулся Фёдор на землю, наполнил цветочными запахами свою грудь. Выпил молока, заел его хлебом, и вновь прекрасной показалась ему земная жизнь!
Вот одна неделя на бугор взобралась, с него спрыгнула, другая. Скучает Фёдор по другу своему. Сверстники его играми старинными развлекаются, не с кем Фёдору в шахматы сыграть!
Приснился как-то раз ему Михаил, одетый в новую рубаху, и говорит:
– Хочешь, чтоб я на землю спустился, в шахматы тебя обыграл? Езжай в таком случае в Самару. Купи у цыгана, у которого серьга на левом ухе висит, катушку ниток!
Ладно, так и быть. Взял Фёдор десять рублей – всё, что у него накоплено было. Добрался до Самары и встретил цыгана с серьгой. Держит тот катушку ниток, прячет улыбку в чёрные усы...
– Сколько за неё просишь?
– Десять рублей.
– Да она и пятиалтынного не стоит!
– Не хочешь, не покупай.
Вспомнил Фёдор наказ, что непременно у цыгана с серьгою купить нужно, и купил.
Идёт он на волжскую переправу, смотрит улыбчивым взглядом на людей. Скорую встречу со своим другом предвкушает!
Подходит к Фёдору городовой. Мундир на нём белый, штаны синие, обут в скрипучие сапоги. Крутится возле городового рыжая девка, словно юла.
