— Какие еще у вас были интересные встречи?

— Я очень дорожу воспоминаниями о Насере. Я познакомилась с ним во время показа «Ночей Кабирии» в Каире, в 1958 или в 1959 году. В те годы итальянское кино было очень популярным во всем мире, поскольку с большой смелостью и реалистичностью показывало различные стороны жизни нашей страны. Несмотря на всю свою занятость, Насер пожелал встретиться со мной. Он прислал за мной в отель черный лимузин с шофером. Мы поехали по дороге, которая поднималась вверх по холму. Президентский дворец охранялся военными. Я оказалась в огромном пустом зале. За прямоугольным столом стоял, ожидая меня, человек. Это был Насер. Он пожал мне руку. Потом он говорил перед микрофоном об итальянском кино и обо мне. Я никогда не забуду его глаз: острых, пронизывающих. На следующий день я получила в своем отеле, «Гранд-отель Семирамис», сверток с приложенной к нему запиской. В свертке находился восхитительный топаз. В записке говорилось, что тот, кто прислал топаз, хотел бы встретиться со мной. Это был очень влиятельный человек в Каире, имевший шесть жен. Я отправила ему топаз обратно, написав, что готова встретиться с ним, но не могу принять столь ценный подарок. Он приехал в отель. Он хотел, чтобы я прочла в Каире курс лекций об итальянском кино. Но на следующий день я уже должна была представлять «Ночи Кабирии» в Александрии. Перед отъездом я отправилась посмотреть на пирамиды и сфинкса. Я даже взобралась сфинксу на лапы, чтобы собрать там немного песка на память, для моих римских друзей.

— Сожалеете ли вы о чем-нибудь?

— Конечно. Прежде всего о том, что после картины «Джинджер и Фред» мне больше не удалось сняться ни в одном другом фильме Федерико.

— Как вел себя с вами Федерико на съемочной площадке?

— Он хотел, чтобы я схватывала все на лету, без посредства слов, при помощи телепатии.

— Он действительно вам ничего не говорил?

— Да, тут неопределенный намек, там незаконченная фраза, брошенная на лету. Во время подготовительной работы над фильмом всякое вмешательство с моей стороны или со стороны кого-либо еще его раздражало, по крайней мере до того момента, пока не был готов сценарий, если, конечно, допустить, что у него каждый раз имелся сценарий. Когда сценарий был готов, он давал мне его прочитать. Я его прочитывала. Он спрашивал, что я об этом думаю и нравится мне это или нет. Я начинала высказывать свое мнение, но он не давал мне договорить. Он прерывал меня, прося говорить короче. Федерико доводил ситуацию до полной невозможности общения, полного отсутствия понимания. Мне не оставалось ничего иного, как писать ему. И я действительно писала ему длинные письма, где высказывала все, что, на мой взгляд, получилось не совсем хорошо, делилась своими сомнениями, отваживалась на некоторые робкие советы. Создавалось впечатление, что он совершенно не принимал во внимание то, что я ему писала, но на самом деле учитывал все. Правда заключалась в том, что у Федерико было своего рода шестое чувство, которое позволяло ему заранее предчувствовать ту или иную опасность, поджидавшую его персонажей, и это вызывало у него при подготовке картины большое беспокойство. Зато в тот момент, когда он начинал снимать, когда кто-то из его команды произносил слово «хлопушка», он был полон выдержки и уверенности в себе.

— Помимо Феллини, о ком из тех режиссеров, с которыми вы работали, вы вспоминаете с особой симпатией или восхищением?

— О Роберто Росселлини.

— А кто идет после Феллини и Росселлини?

— Русский режиссер Виктор Викас. Фильм, который мы делали вместе в 1959 году, «Джонс и Эрдме», оказался очень интересным опытом. Он был поставлен по роману немецкого писателя Германа Зюдерманна. Натурные съемки проходили в Польше, а павильонные — в Берлине. Кроме Ричарда Бэйсхарта моим партнером был Карл Раддиц, исключительно обаятельный немецкий актер. С большой симпатией я вспоминаю Жюльена Дювивьера, с которым снималась в 1960-м в «Большой жизни». Дювивьер был уже стар, но по-прежнему оставался очень подвижным, энергичным и неутомимым. Я, помнится, называла его «мой китайский дядюшка». Еще был среди актеров Герт Фреббе, которого впоследствии прославила роль «злодея» в одном из фильмов о Джеймсе Бонде, «Голдфингере». Дювивьер говорил, что мне больше подходят музыкальные комедии, чем те роли, которые мне поручал Федерико. Он действительно превратил меня в платиновую блондинку, в стиле Мэрилин Монро.

— Жалеете ли вы о чем-нибудь еще?

— Я жалею о многом. Например, что мне не удалось сняться в «Ночи» Антониони и в «Разводе по-итальянски» Джерми. Антониони предлагал мне роль Лидии, которую впоследствии сыграла Жанна Моро. Джерми приглашал меня на роль Розалии, в которой в итоге снялась Даниела Рокка. Я отказалась от той и от другой.

— Почему?

— Из страха ошибиться. Зрители знали меня как Джельсомину из «Дороги», Кабирию из «Ночей Кабирии», Фортунеллу из «Фортунеллы» Эдуардо Де Филиппо, и я боялась, что они не примут меня в такой роли, как Лидия из «Ночи», то есть женщины, которая обзаводится любовником и при этом не гнушается ухаживаниями другого мужчины. Когда я думаю об этом сегодня, мне становится смешно, но тогда я смотрела на вещи иначе. Это было большой ошибкой, тем более что мир Антониони меня всегда привлекал. В случае «Развода по-итальянски» причины моего отказа были примерно теми же, но более серьезными и обоснованными. Розалия — главная героиня фильма Джерми — была южанкой, красивой женщиной, из тех, кого называют «красотками». Насколько правдоподобно я выглядела бы в этой роли? После «Дороги» меня часто принимали за маленького мальчика. Помню, в то время, когда Джерми снимал «Развод по-итальянски», я поехала в Испанию, где тогда стали показывать «Дорогу» и «Ночи Кабирии». Испанский режиссер Луис Берланга предложил мне сыграть в «Лассарильо из Тормеса». «Но это же маленький мальчик», — возразила я. «Не волнуйся, мы его заставим подрасти», — «успокоил» он меня. В Голливуде, куда я приехала получать «Оскар» за «Дорогу», меня тоже принимали за маленького мальчика. Но в любом случае очень жаль, что я отказалась от этих двух ролей. Среди прочего, моим партнером был бы Марчелло Мастроянни, который сыграл в «Ночи» писателя Джованни Монтано, а в «Разводе по-итальянски» — сицилийского барона Фердинандо Чефалу.

— Вы сказали, что вам есть о чем сожалеть. О чем вы жалеете еще?

— Мне хотелось бы воплотить на экране образы Франчески, Екатерины Медичи и мамаши Кураж Брехта. Фильм о Франческе был в проекте. Джерми должен был ставить итальянскую часть, а Джон Форд — американскую. Я добивалась пятнадцать лет, чтобы сыграть персонаж итальянской святой, которой я восхищаюсь больше всего. У французов есть Жанна д’Арк, у нас — Франческа Саверио Габрини. Основав миссионерский Сакре-Кёр, она создала настоящую духовную империю. Она трудилась в Кодоньо, около Милана, в Риме и особенно в Соединенных Штатах, где она развернула активную деятельность, помогая итальянским иммигрантам. Но мне не удалось показать ее на экране, хотя Джон Форд, с которым Федерико говорил об этом проекте, был очень расположен ставить американскую часть. Каждый раз, когда я думаю об этом, у меня сжимается сердце. В итальянском кинематографе среди персонажей святых почти нет женщин. Итальянское кино упрочивает господство мужчины в обществе.

— Кто должен был снимать фильм о Екатерине Медичи?

— Виктор Викас.

— А фильм по произведению «Мамаша Кураж»?

— Режиссер пока еще не определился. Мне хотелось бы превратить мамашу Кураж в женщину с Юга, вынужденную отправиться на Север в поисках лучшей жизни. Неизвестная, но героическая женщина, одна из тех выдающихся женщин, которых достаточно у нас в стране, которая молча жертвует собой, не изображая из себя жертву. Великодушие, самоотверженность, преданность своим детям и семье, свойственные итальянским женщинам, невозможно найти ни в одной другой стране мира. Но боюсь, что этим планам суждено навсегда остаться в области моих мечтаний. Еще один неосуществленный замысел — серия телефильмов, где я должна была играть под руководством Федерико, Антониони, Дино Ризи, Франко Дзеффирелли, Франческо Рози, Карло Лиццани и Луиджи Маньи. Там предполагалось шесть прекрасных персонажей, роли которых я должна была сыграть. Но проект увяз на виа Теулада, в Центре итальянского телевидения. В серии Федерико я должна была сыграть Джинджер. Потом продюсер предложил Федерико переделать в полнометражный фильм этот телевизионный замысел. Так родилась картина «Джинджер и Фред». Именно я предложила Федерико пригласить на роль Фреда Мастроянни.