Фильм вызвал тогда небывалый скандал. Феллини обвиняли в том, что он сделал Рим символом безумной жизни, порока и погибели, сразу и Содомом и Гоморрой. Английский писатель Ивлин Во говорил по этому поводу, что Рим подвергся второму варварскому нашествию и что он не знает второго такого города в мире, где бы воздух был насыщен таким необратимым распадом.

По воспоминаниям Феллини, «Оссерваторе романо», печатный орган Ватикана, опубликовал целых семь статей, направленных против фильма, одна критичнее другой (некоторые из них были написаны Оскаром Луиджи Скальфаро, который позднее стал главой итальянского государства). Зато иезуиты тут же взяли фильм под свою защиту, бросая вызов разгневанному Ватикану.

По этому поводу Анджело Арпа, священник ордена иезуитов, бывший другом Феллини в пятидесятых годах, высказался так: «Я дал указание показать «Сладкую жизнь» вначале в центре Сан-Фиделе в Милане, потом в Институте Арекко в Генуе. В Милане реакция присутствующих на просмотре была благоприятная, но отклик из Ватикана был, мягко говоря, негативным. Глава центра Сан-Фиделе, священник Назарено Тад ей был отстранен от должности, а мне сделано строгое внушение в высших церковных кругах. На том просмотре в Генуе присутствовал кардинал Сири, который в то время был председателем Итальянской епископальной конференции, имевшей реальное влияние в Ватикане. После просмотра Сири спросил меня: «Что вы об этом думаете?» — «С точки зрения кинематографического языка это новый и оригинальный фильм», — ответил я. «А с точки зрения морали?» — «Этот фильм заставляет задуматься». — «Я скажу, чтобы его показали моим семинаристам», — сказал он. После он написал очень хорошее письмо Феллини. Но мнение кардинала Сири не возымело действия на Ватикан. После статей в «Оссерваторе романе» фильм был запрещен под страхом отлучения от церкви для тех, кто решится его посмотреть. Я спросил редактора «Оссерваторе романо» графа Джузеппе Делла Торре: «Вы сами видели этот фильм?» «Не вижу никакой необходимости смотреть это свинство», — ответил он».

И лишь в 1994 году, после смерти Феллини, фильм «Сладкая жизнь» был реабилитирован. В статье, появившейся в «Чивильта каттолика», журнале ордена иезуитов, священник Вирджилио Фантуцци написал: «Если предыдущие фильмы Феллини можно сравнить с viae cruces[32], который проходят те, кого Пьер Паоло Пазолини зовет «гнусные распятые без тернового венца», то «Сладкая жизнь» хоть и относится к тому же ряду, но на свой лад. Здесь рассматриваются этапы мучительного пути грешника, размышляющего над собственной слабостью по отношению к долгу, с которым сталкивает его жизнь».

Костантини: После шумного, оглушительного, потрясающего успеха «Сладкой жизни» что ты собираешься делать?

Феллини: Успех для меня не повод для отдыха. Для режиссера одобрение зрителей — это моральная пища, стимул для того, чтобы возникло желание создать новый фильм. Сейчас единственная моя проблема — справиться с последствиями такого огромного успеха, какой имела «Сладкая жизнь». Но я надеюсь, что готов к этому. У меня уже есть новый сюжет.

— Какой же будет следующая рассказанная тобой история?

— Мне немного неприятно наблюдать, что молчание относительно сюжета, над которым я сейчас работаю с Туллио Пинелли, Эннио Флайяно и Брунелло Ронди, преподносится как рекламная находка. В отличие от того, что я делал до сих пор, этот фильм будет создаваться, строиться день за днем прямо на съемочной площадке, сниматься последовательно. В нем нет ничего общего со «Сладкой жизнью». Вопреки желанию газет я не собираюсь растолковывать в нем немое послание девочки, обращенное к Мастроянни на пляже, в финале «Сладкой жизни». Это будет фильм совершенно новый, или, наоборот, чрезвычайно старый, он даже мог бы быть предшественником «Белого шейха». Рассказать о нем? Это как если бы человек, однажды ночью охваченный меланхолией, принялся неожиданно рассказывать о своих страхах, несчастьях, разочарованиях, вообще о событиях из своей жизни. Его бы вполне обоснованно могли спросить: «А зачем вы мне все это рассказываете?»

— Фильм будет сниматься «Федериц», то есть производственной компанией, образованной тобой совместно с Анджело Риццоли?

— На это дело меня подбил Риццоли. Кроме моих фильмов мы должны будем выпускать фильмы режиссеров-дебютантов. Нам хотелось бы попытаться избавить молодых режиссеров от изматывающей борьбы с продюсерами, которую приходилось, например, вести мне.

— Как странно: это говорит такой кочевник, бродяга, как ты, сидя за столом в окружении сотрудников и объявлений с номерами телефонов ближайшего полицейского участка.

— Я и не надеюсь долго продержаться.

— Я вижу на твоем столе огромную подкову.

— Общеизвестно, что я посещаю магов, ясновидящих, колдунов, таким образом пытаясь уберечься от неприятностей.

— У тебя уже были попытки работать с начинающими режиссерами?

— Один раз я работал с Пьером Паоло Пазолини.

— И что из этого вышло?

— Пазолини считают писателем-реалистом, но для меня он прежде всего писатель вычурный, склонный к крайностям, фантазер, способный пойти в самом неожиданном направлении. Это — романист, поэт, филолог, эссеист. Я заставил его снять несколько сцен, которые он сам написал. К сожалению, ему не удалось достойным образом передать при помощи кинематографического изображения всю силу и красоту своего вымысла, что он делает в своих книгах.

— Были ли у тебя попытки работать с другими молодыми режиссерами?

— Да, с Родольфо Сонего, сценаристом фильмов, в которых снимался Альберто Сорди. Джулио Квести и Витторио Де Сета должны будут также дебютировать у нас. Кроме того, мы собираемся снять фильм по произведению Франческо Саверино Габрини, где режиссером будет Пьетро Джерми или Джон Хьюстон и где Джульетта будет играть главную роль.

— Не получилось ли так, что ты хотел освободиться от тирании продюсеров, а в итоге объединился с одним из них?

— После «Оскаров», полученных мною за «Дорогу» и «Ночи Кабирии», и успеха «Сладкой жизни» продюсеры изъявили большое желание наложить руку на мои будущие работы. Еще до того, как я снял «Сладкую жизнь», то же самое попытался сделать Берт Ланкастер, образовавший независимую производственную студию с участием лучших голливудских мастеров. Он пригласил меня в Соединенные Штаты, чтобы я там нашел подходящий для меня сюжет. Он провез меня по всей Америке, от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса. Во время пребывания в Лос-Анджелесе я был приглашен на ужин, который давало сообщество мафиози. В Америке гангстеры выказывают особую чувствительность по отношению к артистам. В связи с этим я был у них в большой чести. Внезапно один из них подошел ко мне и сказал: «Когда вернешься в Италию, езжай к моему другу (и он назвал имя известного итальянского гангстера, депортированного в нашу страну), он даст тебе все, что нужно. Будет достаточно, если ты ему скажешь, что ты от Боба». Я спросил, не поубивал ли, случайно, человек, о котором он говорит, на своем веку кучу народа. Он ответил: «Да, но тогда он еще был молод. Уверяю тебя, сейчас это святой человек. С ним так обошлись потому, что его не поняли, как Иисуса». Должен признаться, что когда я готовился к съемкам «Сладкой жизни» и никак не мог найти продюсера, чтобы финансировать фильм, я испытывал большой соблазн отыскать приятеля этого Боба.

— В какой обстановке будет происходить действие твоего нового фильма?

— По примеру Росселлини я всегда работаю на улице, в домах у незнакомых людей, в зависимости от случайных побуждений, непредвиденных обстоятельств, немыслимых персонажей. Я открыт для всего, что может предоставить мне новый день, готов к самым странным встречам, готов откликнуться на самое диковинное предложение. Но новый фильм придется снимать в студии, поскольку он не получится, если мы будем отвлекаться, ведь я должен быть предельно точным в воплощении образов, которые составляют его сущность.