— Как прошло знакомство Феллини с вашей семьей?

— Федерико очаровал всех без исключения. Мои отец и мать, сразу же дали согласие на наш брак.

— Когда и где вы поженились?

— Федерико переехал жить к нам, в Париоли, на виа Лютеция, 11. «Раз уж мы теперь живем вместе и мои родители согласны, давай обвенчаемся», — сказала ему я. В то время эта процедура осуществлялась с особой легкостью, поскольку никто не был уверен в будущем. Мы обвенчались 30 октября 1943 года. Мы даже не делали объявление о предстоящем бракосочетании, поскольку Федерико не подчинился приказу о призыве в армию и было опасно упоминать его имя в таком контексте. Венчались мы дома. На виа Лютеция, рядом с нами, на одной лестничной площадке, жил маркиз Луиджи Корнаджио деи Медичи, дядя чемпиона мира по фехтованию. Сам он быв священником церкви Санта-Мария Маджоре. Прислуживали ему две женщины, тоже из Милана, Мария и Камилла. Он был очень стар и имел разрешение Ватикана служить мессу на дому. В углу его домашней гостиной была особая мебель, которая, открываясь, превращалась в алтарь. Перед таким алтарем мы и поженились. Нашими свидетелями были с моей стороны неаполитанский актер Витторио Каприоли, а со стороны Федерико художник Ринальдо Геленг; двух других я не помню. У младшего брата Федерико, Риккардо, был хороший тенор, он обучался вокалу у преподавателя из Сикстинской капеллы. Он был женихом дочери своего профессора, и тот любезно согласился прийти поиграть для нас на маленькой фисгармонии, имевшейся в гостиной. Он играл, Риккардо пел. Когда свидетели, Федерико и я вошли в гостиную, он исполнил свадебный марш из «Лоэнгрина». Потом «Largo» Генделя. Риккардо еще спел «Аве Мария» Шуберта, как он впоследствии это сделал в «Маменькиных сынках».

— Помните, как в тот день были одеты Феллини и вы сами?

— Хотя я всю жизнь мечтала надеть по такому случаю белый воздушный наряд, на мне были костюм пшеничного цвета и такая же шляпка, украшенная двумя голубыми птичками. Федерико был в сером костюме из синтетической ткани с добавкой фибры, который ужасно пах и дико кололся. Конечно, это не была свадьба века! Поскольку гостиная монсеньора Корнаджио не имела такого нефа, как в церкви Санта-Мария Маджоре, мы просто вошли в одну дверь и вышли через другую. Когда я вновь вспоминаю эту сцену, мне кажется, будто это кадры из фильмов Федерико.

— Кто присутствовал на вашей свадьбе?

— Примерно дюжина гостей, среди которых был наш консьерж, его жена и дочка. Разумеется, священник. Всего нас было, наверное, четырнадцать. Было десять часов утра. Всю ночь перед этим мы с кормилицей занимались приготовлением угощения. Продукты пришлось покупать на черном рынке, по немыслимым ценам. Мы всё купили у крестьянки, приехавшей из Фрозиноне, главного города Чочарии в Лацио. В итоге на столе были аньолотти[72], мясо с различными соусами, жаркое с гарниром. Еще кормилица приготовила генуэзское миндальное пирожное и кростату[73], которые Федерико страшно любил.

— Куда вы отправились в свадебное путешествие?

— Туда же, куда и Чико с Поллиной. Да какое свадебное путешествие? Мы восемь суток провели в постели, я хочу сказать дома. Поскольку, как я уже говорила, Федерико скрывался от военного призыва, ему приходилось вести подпольную жизнь.

— Как вам удавалось в то время сводить концы с концами?

— Я давала на дому частные уроки, Федерико продал мебель из своей бывшей квартиры, в которой жил до того, как переехал к нам, на виа Лютеция. Всего ему удалось выручить за нее 28 тысяч лир. Помню, как он сказал, принеся их мне: «Нам нужно продержаться на эти деньги до прихода союзников».

— И вам действительно удалось продержаться при помощи этих 28 тысяч лир и той малости, что давали частные уроки, до прихода союзников?

— Более или менее. Девять месяцев, во время которых Рим был оккупирован[74], оказались действительно тяжелыми. Бомбардировки, прочесывание улиц патрулями, засады на дорогах, стрельба… У Федерико, как у скрывающегося от военного призыва, не было даже карточек на получение товаров первой необходимости. Из страха, как бы фашисты или нацисты не нагрянули к нам, мы приготовили тайник, где он смог бы укрыться в случае необходимости. Но, несмотря на постоянно грозившую ему опасность, Федерико все же выходил из дома. Он крался вдоль стен, как тень, как призрак. Однажды на площади Испании он попал под облаву, и ему удалось скрыться только чудом. Этим вечером я сходила с ума от беспокойства, поскольку он очень задерживался. Я не отходила от окна. Когда я наконец заметила его на углу улицы Льеж, то побежала ему навстречу. Но от волнения упала на лестнице, в результате чего потеряла ребенка, которого ждала. Я тогда была на четвертом месяце беременности. После прихода союзников ситуация сильно изменилась. Появились мясные консервы, шоколад, сигареты. Федерико как-то привел меня к одному чернокожему американцу, он называл его Бозамбо, чтобы в преддверии освобождения Рима тот обучал нас английскому языку. Вместе с Энрико Де Сетей, старшим среди рисовальщиков «Марка Аврелия», Федерико открыл на площади Сант-Андреа-делле-Фрахте, что около площади Испании, заведение под названием «Забавная рожица», где они на заказ рисовали карикатуры для американских солдат. Он приносил домой кучу денег, это был какой-то дождь из ам-лир, американских лир[75]. Потом Федерико и Энрико Де Сета стали работать отдельно, каждый из них открыл свое заведение на виа Национале, но название «Забавная рожица» сохранилось за Федерико, поскольку именно у него было на это авторское право. Де Сета назвал свое предприятие «Кривое зеркало». В то же время Федерико начал работать для кино с Роберто Росселлини и сценаристом Серджио Амидеи, вместе с которыми они создали «Рим — открытый город» и «Пайза», в то время как мне пришлось пережить большую беду, гораздо более тяжелую, чем то, что произошло раньше.

— Вы имеете в виду потерю Федеречино?

— Да. В марте 1945 года у меня родился ребенок, которого мы назвали Федеречино, но он умер через две недели от бронхопневмонии. Это произошло на Пасху. Для меня это стало ужасным испытанием. Я тогда тяжело заболела. Температура никак не хотела падать. Мне помог пенициллин, привезенный союзниками, но после того как моя жизнь оказалась вне опасности, я еще долго не могла окончательно поправиться. После этого случая ни я, ни Федерико больше не думали о детях. Эта тема была закрыта.

— Вы тоже принимали участие в съемках фильма «Пайза». Какие воспоминания сохранились у вас об этом первом кинематографическом опыте?

— У меня там совсем маленькая роль. Я появляюсь в коротеньком платьице в клетку на лестнице нашего дома, где Роберто отснял несколько сцен освобождения Флоренции. Но после этого мне стали предлагать уже более серьезные роли. Я то играла в театре, то снималась в кино. В 1948 году я получила роль в «Без жалости» Альберто Латтуады и заглавную роль в «Анжелике», спектакле Лео Ферреро, который поставил в Римском театре искусств Лучио Кьяравелли, с которым я уже, кстати, работала в университетском студенческом театре. Моим партнером по «Анжелике», игравшим Роланда, был Марчелло Мастроянни, делавший тогда свои первые шаги на театральном поприще.

— Как прошел спектакль?

— Это был знаменательный вечер. В зале присутствовали директор Академии драматического искусства Сильвио д’Амико, драматург Россо ди Сан Секондо, самые влиятельные критики Рима и вообще всей Италии. Был, конечно, там и Федерико, который приходил в артистические уборные поздравлять нас. Именно тогда Мастроянни познакомился с Федерико, хотя уже и не помнит об этом. Отзывы о спектакле были очень благоприятными, даже восторженными. Меня же привела в полный восторг игра Мастроянни. Для него это было очень важное испытание, тем более что текст Лео Ферреро был уже переработан и дополнен в Париже, в театре «Матурэн», театральной труппой Питоефф. Сильвио д’Амико, самый известный театральный критик того времени, писал, что Мастроянни проявил при этом «исключительную неопытность».