— Но все же где и как вы познакомились с Федерико Феллини?

— Благодаря своим текстам, рисункам и карикатурам, появлявшимся на страницах «Марка Аврелия», Феллини был уже довольно популярен, особенно среди молодежи. Но для меня «Марк Аврелий» был запрещенным журналом. Моя тетя Джулия, у которой я жила, как и моя кормилица Анна, относились ко мне так, будто мне было все еще двенадцать лет. Поэтому о Феллини я знала лишь то, что он пишет тексты к передачам, в которых я принимаю участие, и все. Однажды он позвонил мне и попросил мои фотографии. Он пояснил, что хочет делать фильм по «Похождениям Чико и Поллины». Мне пришлось сделать фотографии у некоего Маландрино, ателье которого находилось на площади Кавур, и я отправила их Феллини от своей кормилицы.

Он перезвонил мне несколько дней спустя. Сказал, что фотографии получились хорошие, я буду просто великолепна в роли Поллины, и в итоге предложил встретиться. Мы встретились в кабинете Чезаре Каваллотти в ИОРА на виа делле Боттеге Оскуре, улице, где впоследствии обосновалась штаб-квартира Итальянской коммунистической партии и неподалеку от которой обнаружили труп Альдо Моро. Мы поговорили о фильме, который намеревались сделать. Потом, перед тем как расстаться, он пригласил меня пообедать завтра или послезавтра, точно уже не помню. Вернувшись в тот день домой, своим тете и кормилице я соврала, что была в университете.

— Какое впечатление произвел на вас Феллини во время этой первой встречи?

— По правде говоря, одет он был совсем не как джентльмен в стиле лорда Брюммеля. На нем был костюм из серой фланели, сверху светлый плащ, на голове — черная фетровая шляпа. Ничего особенного. К тому же его брюки были явно коротковаты для такого крупного мужчины. Но у него были красивые волосы, густые, черные и длинные, очень длинные. Эти волосы почему-то произвели на меня особенно сильное впечатление.

— В каком месте, в каком ресторане вы поужинали в первый раз вдвоем?

— В ресторане напротив отеля «Марини», расположенном то ли на улице Тритоне, то ли на одной из боковых улочек, в самом центре Рима. Припоминаю, что это был дорогой ресторан. Официанты в нем выглядели очень элегантно.

— Феллини тоже в тот вечер выглядел элегантным, во всяком случае, более элегантным, чем во время вашей встречи в ИОРА?

— Да что вы! На нем был тот же серый костюм с короткими брюками, тот же светлый плащ и та же шляпа из черного фетра. Если уж говорить начистоту, его вид вообще не внушал мне особого доверия до такой степени, что я выбирала для себя блюда с большой осторожностью. Он заказал себе закуску, а я — суп из овощей, то есть самое дешевое блюдо. На горячее он попросил жареного ягненка, я — пирог со шпинатом. Потом он заказал еще мяса. В итоге он съел ломтик колбасы, кусочек ягнятины, кусочек говядины, а все остальное унесли обратно. «Ничего себе», — подумала я. Затем последовал десерт — он взял крем-карамель. Из боязни, что ему не хватит денег, чтобы оплатить счет, я спросила: «Заплатим поровну?» — «Шутите», — ответил он, доставая из кармана своего серого костюма со слишком короткими штанами пачку банкнот, целую кучу денег. Он оставил фантастические чаевые, словно индийский принц, или Ротшильд, или голливудская звезда.

— А как были одеты вы по такому случаю?

— Ну, как вы думаете, я могла быть одета с такими двумя бдительными стражами, моими тетей и кормилицей, как Джин Харлоу[71]? На мне были юбка-шотландка и жакет под горло, застегнутый до самого подбородка, так что я едва могла дышать. Сейчас я уже не могу припомнить, были ли на мне, как обычно, носочки. Возможно, тетя и кормилица ради такого случая разрешили мне надеть чулки.

— Что вас поразило в Феллини, кроме его волос?

— Его худоба. Он был худ, как факир, и к тому же очень походил на Ганди. Это были одни глаза: беспокойные, глубокие, пытливые. Он казался слишком взрослым для своего возраста, тогда как я, еще и из-за роста, который едва ли можно назвать огромным, казалась моложе своих лет. Я думала, что Федерико двадцать семь или двадцать восемь, а ему было всего двадцать два. На год больше, чем мне. Я родилась 22 февраля 1921 года — хотя в кинословарях и энциклопедиях мне почему-то дают на год больше. Тогда я весила сорок два килограмма, сейчас — сорок семь.

— Во время того ужина в ресторане напротив отеля «Марини» Феллини ухаживал за вами? Вы говорили лишь о фильме, который собирались снимать, или о других вещах тоже?

— Федерико вел себя очень застенчиво и скромно, как и я. Я никогда не была развязной в своих отношениях с мужчинами, в связи с этим мне пришлось пережить периоды большой робости. С другой стороны, некоторые вещи понятны без слов. Слова всегда ограничивают. Ограничивают чувства, порывы души, мысли, которые составляют тонкие нюансы поведения. Неправильное выражение может произвести эффект громового раската. Отношения между мужчиной и женщиной рождаются из чего-то, что невозможно объяснить, это надо почувствовать кожей: или это работает или нет. Я не верю в отношения, которые строятся лишь на уважении, взаимном доверии и на прочих таких же вещах.

— Можно сказать, что между вами сразу произошло то, что называют влечением?

— Скажем, да, но мы совсем не говорили об этом. Мы говорили о фильме, который собирались делать, о Чико и Поллине, о кино вообще, о театре. В конце обеда Феллини назначил мне новую встречу.

— Чтобы еще поговорить о фильме, о кино или по другим причинам, более личным?

— Полагаю, что и по другим причинам тоже. Из-за войны фильм так и не появился на свет. Все итальянское кинопроизводство, или почти все, было переведено на север, в Сало, но Федерико никогда не имел никаких дел с фашистами.

— Спустя какой срок вы стали невестой?

— Невеста — это не надо понимать буквально, особенно для той поры, ведь дело было в разгар войны. Время от времени Федерико заезжал за мной в ИОРА и отвозил домой. Я рассказала о нем своей тете. «Писатель, сценарист, творческая личность, имеет много волос и денег», — говорила я ей. «Почему бы тебе не пригласить его пообедать?» — спросила тетя. Так я пригласила его пообедать у нас. За час до его прихода маленький мальчик принес корзины цветов — одну для меня, другую для тети. К тому же это были звучащие цветы: в предназначавшейся для меня корзине среди цветов находились две маленькие птички, а в корзине для тети — маленький кокер-спаниель, из тех милых механических зверушек, которые издают звуки, если потянуть за веревочку. Федерико невероятно понравился моей тете, она была буквально им покорена. Мои старинные школьные подруги, когда узнали, что мы собираемся пожениться, издевались надо мной: «Разве не ты всегда говорила, что тебе нравятся блондины в стиле Эррола Флинна?» — «Верно, — отвечала я, — но я вижу Феллини именно блондином». Короче, нам осталось сделать один последний, самый решительный шаг.

— Для этого требовалось получить согласие ваших родителей?

— Обязательно.

— Где они тогда жили?

— Мои родители родом из Болоньи, но жили они в то время в Виченце. В итоге мы все отправились в Виченцу: тетя, кормилица, Федерико и я. Ехали мы на поезде. Если мне не изменяет память, это было 5 июля 1943 года, сразу после первой бомбардировки Рима. На тот момент мои спутники и были моей семьей.

— Из кого в действительности состояла ваша семья?

— Она состояла из моего отца, Гаэтано, уроженца Сан-Джорджио-ди-Пьяно, что неподалеку от Болоньи; моей матери, Флавии Паскуалины, из Сан-Дона-ди-Пьяве; моей сестры Евгении, младше меня на пятнадцать месяцев; брата Марио и сестры Мариолины — близнецов, родившихся в 1928 году. Мы все четверо появились на свет в Сан-Джорджио-ди-Пьяно.

— Чем занимались ваши родители?

— До тридцати лет мой отец был скрипачом, но, женившись на моей матери, которая была преподавательницей и работала в Сан Джорджио ди Пьяно, он оставил свою музыкальную карьеру и занял должность кассира в Монтекатини, на заводе химических удобрений.