«Я позвонил профессору Туркетти, — говорит дальше Де Кастро, — который, мало того что был лечащим врачом Феллини, имел отношение к Центру по изучению повышенного кровяного давления при клинике Умберто I. Я сказал ему: «Феллини задыхается, приезжайте немедленно». Мы не знали, что происходит в палате, где находился Феллини, дал ли какой-то эффект массаж сердца, который делала дежурный врач, выкарабкался ли Федерико. Мы чувствовали чудовищную тоску. Примерно минут через пятнадцать появился еще один врач, реаниматор; при нем был набор необходимых инструментов. Тут же следом за ним появился профессор Туркетти. Однако надежда, что Феллини сможет оправиться после случившегося, уже еле теплилась. Для человека, который не может вздохнуть, пятнадцать минут — это целая вечность. Я бы даже сказал, одна минута, одна секунда — это как час. Если бы рядом не оказались мы с Манно-ни, что сталось бы с Феллини, который не мог ни говорить, ни кричать, ни позвать на помощь? Вне всякого сомнения, он бы умер, и никто бы этого не заметил».
Маннони: «Реаниматор появился примерно через пятнадцать минут. На нем был зеленый халат. Через несколько минут появился и профессор Туркетти, который оставался в палате Феллини примерно полчаса. Феллини увезли примерно в 18.30. В носу у него были вставлены трубки. Его увезли в Институт анестезиологии и реанимации, который расположен в нескольких сотнях метров от здания, где была его палата».
Феллини впал в кому.
В точности неизвестно, когда Феллини впал в кому, но почти наверняка это произошло в промежутке между моментом, когда он попытался проглотить второй кусочек моццареллы, и появлением реаниматора. Эти 15 минут оказались роковыми. В ночь с 17 на 18 октября по итальянскому телевидению было объявлено, что Феллини тяжко болен. 18-го в десять часов врачи констатировали, что состояние Феллини очень тяжелое. В то же утро профессор Джорджо Течче, ректор Римского университета «Ла Сапиенца», к которому относится клиника, письменно потребовал от профессора Фиески объяснений по поводу происшедшего 17 октября.
Во второй половине дня 18-го профессор Туркетти объявил: «17-го мне в 17.40 позвонили, я приехал в клинику в 18.05. У Феллини уже не прощупывался пульс. Я подумал, что если бы не находившиеся рядом с ним врачи, к моменту моего прибытия он был бы уже мертв. Немного погодя он начал самопроизвольно дышать, у него возобновились функции сердечной и почечной систем. К сожалению, сознание так и не вернулось. Что произошло, что стало причиной сердечного коллапса и расстройства кровообращения, нам станет известно лишь при вскрытии. Нет смысла считать причиной реабилитационный стресс. Для пациентов такого типа смертельной является обездвиженность. Не следует исключать, что инцидент был вызван кусочком моццареллы, который, правда, сразу же был извлечен врачами изо рта пациента. Он мог застрять поперек горла, препятствуя доступу воздуха и вызвав рефлексивную реакцию, которая, должно быть, и остановила дыхание. Это предположение. Ибо могло быть и так, что кусок застрял в горле из-за потери сознания. Кто знает».
Со своей стороны профессор Фиески заявил: «В том, что касается помощи, оказанной Феллини, обычный медицинский персонал был усилен двумя невропатологами. Остановка сердца и дыхания зафиксирована в 17.35. С аппаратами интенсивной терапии, которыми располагает клиника, принудительное дыхание было возобновлено с помощью массажа сердца. Десять минут спустя, в 17.45, прибыла реанимационная бригада. Они работали час, и в 18.45 Феллини был переведен в Институт анестезиологии и реанимации, который находится в нескольких сотнях метров отсюда».
В тот же день, 18-го, профессор Туркетти также заявил: «Обнадеживает, что ничего не было упущено в эти часы, что Феллини находится в том же состоянии. Энцефалограмма еще что-то показывает, и я не хотел бы произносить обескураживающее «процесс уже необратим». К несчастью, приходится констатировать, что он близок к точке невозврата».
Почему в целях реабилитации Феллини был помещен именно в Первую неврологическую клинику, которая принимает больных с заболеваниями нервной системы, мозга, почти всех срочно и безотлагательно оперируя? Почему его не положили в частную клинику, где медицинский и прочий персонал был бы в состоянии помогать ему настолько, насколько он в том нуждался, и где все 24 часа в сутки в его распоряжении был бы врач-реаниматор, как это должно быть во всяком уважающем себя медицинском учреждении? Почему его не отвезли в специализированный реабилитационный центр, такой, как римский госпиталь Сан-Джованни Баттиста? Почему его не положили в «Колумбус», римскую клинику, где работает радиологом Роберто Таванти, племянник Джульетты Мазины? Почему, в конце концов, его не отвезли в его римскую квартиру на виа Маргутта, к Джульетте, как сам он об этом просил?.
Ответ на эти вопросы дал сам Феллини. Он заявил, покидая Феррару и возвращаясь в Рим: «Я чувствую себя заложником, которого таскают из одного места в другое, из одного города в другой, независимо от его желания». Незадолго до этого он доверительно сказал Джанфранко Ангелуччи, одному из самых близких своих сотрудников в последние годы: «Я больше не могу. Я хочу вернуться к себе. Джульетта сумеет все устроить так, как мне нужно. Во всяком случае, здесь я не поправлюсь, а если я сам не приму решение, кто знает, сколько времени они будут держать меня так».
Но решение принял не он, и его поместили в палату, расположенную на втором этаже Первой неврологической клиники. 18 октября, около 9.30, я вместе с Геленгом и Де Кастро поднялся туда, чтобы собрать вещи Феллини. В палате царил беспорядок, хаос, как в логове бродяги. Вот как описывает его Джанфранко Ангелуччи: «Палата Феллини напоминала кочевье. Феллини занимал кровать, стоявшую возле окна. Другая кровать, в отсутствие частной сиделки, о которой никто не позаботился, была предоставлена в распоряжение художника Риналвдо Геленга, друга Феллини (на самом деле это Феллини попросил Геленга ночевать в его палате. — К. К.). На маленьком столике, стоявшем в глубине у стены, возвышался изысканный букет красных роз, который прислала к его приезду Джульетта Мазина, делавшая это всякий раз, когда он переезжал. В цветах — неизменная записка: «Твоя Джульетта». Но если не принимать во внимание эту единственную волнующую деталь, помещение в целом оставляет печальное впечатление. В узкий небольшой шкаф не вмещались все сумки, вся одежда, в том числе сменная, и эти вещи кучей лежали на полу, рядом с батареей, или грудой валялись на стульях. Стол был завален бумажными кульками, небольшими пластиковыми пакетами, алюминиевыми контейнерами для пищи; крошечный металлический ночной столик с двумя полочками уставлен стаканами, лекарствами, минеральной водой, блокнотами для рисунков и записей; там же лежали личные вещи, календарь, очки — и все это в ужасном беспорядке. Любой персонаж из президентского дворца был бы помещен в учреждение, где ему был бы обеспечен королевский уход. Неоспоримо гениальный итальянский режиссер, напротив, был предоставлен торопливому попечению государственного учреждения, заваленного работой, при полном равнодушии властей». (Де Кастро, в свою очередь, рассказывал, что однажды, когда Феллини вышел немного подышать воздухом, по возвращении он не обнаружил на месте своих денег, 300 тысяч лир, которые лежали в ящике одного из ночных столиков.)
Ринальдо Геленг утверждает, что Феллини хотел вернуться домой на виа Маргутта или в «Гранд-отель» в Римини. Он даже зарезервировал за собой номер в этом знаменитом отеле. Роберто Таванти говорит: «Лично я хотел бы, чтобы Феллини был госпитализирован в «Колумбус», который располагает хорошо поставленной службой, занимающейся реабилитацией послеоперационных больных, возглавляемой профессором Полой. Я убежден, что профессор Пола, который, кстати, уже лечил Феллини и хорошо его знал, быстро поставил бы его на ноги, чего не произошло в Ферраре. В феврале 1993 года я положил в «Колумбус» своего отца с мозговым кровоизлиянием. Профессор Пола привел его в нормальное состояние, и теперь отец чувствует себя довольно хорошо. Я помню, как говорил об этом Джульетте. Я сказал: «Почему бы тебе не положить Федерико в ‘Колумбус’?» Джульетта ответила: «Его лечат Туркетти и Фиески. Им и решать. Я не могу вмешиваться». Со своей стороны профессор Пола заявил: «Я бы охотно принял его, тем более что благодаря Джульетте мы стали друзьями. Он часто приходил в мой кабинет на виа Фабио Массимо, чтобы я его осмотрел или проконсультировал. Но я ничего не смог сделать».
