Он все также молча пожал плечами, не проявляя особого волнения, что не переставало меня изумлять. Обычно отец вел себя иначе, особенно когда дело касалось мамы. И подобное спокойствие выглядело ненормально. Происходящее казалось все более странным. Словно было что-то, чего я не знал, но во что меня по непонятной причине не спешили посвящать. Успокаивало одно: если бы существовала хоть какая-то, пусть даже минимальная, угроза здоровью мамы, отец наверняка не зачитывался бы сейчас разложенными на столах древними журналами.

Прежде чем отправиться к автомату с напитками в фойе возле лифтов, я зашел в туалет. Включил холодную воду и ополоснул лицо, стараясь не дотрагиваться до распухшей губы. Из зеркала на меня смотрело мое бледное подобие с прилипшими к лицу влажными волосами. Медицинский халат сильно выделялся на фоне черной водолазки. И создавал необычное сочетание с бордовой царапиной на нижней губе и темно-синим синяком на скуле. Мысль о том, что я похож на жертву домашнего насилия, вызвала у меня кривоватую улыбку, скорее напоминавшую гримасу.

Почему самые простые вещи даются тяжелее всего, как только в них появляется настоящая необходимость? Как бы смешно это не звучало, но мне так и не удалось поговорить с Дензилом. После случившегося он вел себя подчеркнуто холодно и отстраненно. Наверное, продолжал злиться за мое неудачное падение, которое, к счастью для всех и в первую очередь лично для меня, не закончилось несчастным случаем. А еще, может быть, наказывал меня за безрассудное упрямство, излишнюю импульсивность и обидную недоверчивость. Я же, в свою очередь, слишком спешил, чтобы тратить время на поиски подходящего для объяснений момента.

Ощутив очередной приступ вины и стыда, я повторно плеснул в лицо водой, пытаясь остудить чувства и прийти в себя. Потом вытащил несколько бумажных салфеток из полотенцедержателя и промокнул лицо.

Глупо сожалеть о том, что уже произошло. Как только выяснится, что с матерью, я наберусь смелости и наглости для очередного звонка Дензилу. Возможно, мне повезет или ему просто надоест меня игнорировать, и он все же ответит.

Добыв кофе, которое пахло лучше, чем было на вкус, я вернулся в зал ожидания, надеясь услышать хоть какие-то новости. И на то, что отец наконец дочитал свой журнал, чтобы обратить на меня внимание и нормально поговорить. Например, попробовать объяснить, почему у мамы, всегда отличавшейся отменным самочувствием, регулярно сдававшей анализы и проходившей обследования, внезапно возникли проблемы со здоровьем? И почему вместо частной клиники, где они оба наблюдались, он отвез маму в обычную городскую больницу, которая находилась всего на три километра ближе?

К моему глубочайшему разочарованию, за время моего отсутствия ничего не изменилось. Опустившись на прежнее место, я попробовал сделать глоток кофе и болезненно поморщился: брать горячее в моем случае было не самой хорошей идеей.

Вздохнув, я поставил стаканчик на стол и повернулся к отцу.

— Послушай, папа…

— Мистер Келли?

Как по команде, мы оба резко повернули головы к полноватой женщине за сорок. Судя по бейджику — старшей медсестре. Очевидно, она разглядела в нас внешнее сходство, потому что, по-доброму улыбнувшись, обратилась уже к нам двоим:

— Вы можете пройти в палату для разговора с врачом. Пойдемте, я вас отведу.

Одноместная палата, куда нас проводили, производила приятное впечатление: светло-розовые стены, большое окно, занавешенное белыми жалюзи, телевизор на стене и компактный холодильник, даже букет живых цветов на тумбочке рядом с нетронутой кроватью, посреди которой лежала мамина сумочка.

Я удивился, не обнаружив саму маму в постели: вместо этого она сидела в одном из кресел у кофейного столика и выглядела бодрой. Ее большие голубые глаза светились от удовольствия, их красиво оттенял элегантный брючный костюм сине-фиолетового цвета. Мама избавилась от пиджака и перекинула его через спинку кресла, белая блузка придавала ее лицу свежесть, а светлые волосы, собранные в прическу, и неброский макияж делали ее моложе лет на десять.

Вопреки расстоянию, я заметил в ее ушах любимые сережки с бриллиантами редкой и насыщенной голубой расцветки. Мама нисколько не казалась больной. Скорее наоборот: она выглядела как женщина, которая специально принарядилась перед важным мероприятием, и тем удивительнее было видеть ее в стенах больницы.

Напротив нее спиной ко входу расположился молодой темноволосый мужчина, ломая мои стереотипы о возрасте врача, которого я представлял как минимум ровесником родителей, но никак не своим. Но, что было еще более странно — они оба вели себя не как врач и пациент, а как старые знакомые.

— О, дорогой! Тай, и ты здесь! — ахнула мама с притворным удивлением, не сразу заметив наше с отцом появление. Ее восторг тут же померк, сменившись тщательно разыгрываемой слабостью. — Мне так неудобно, что я заставила вас поволноваться. Но зато смотрите, кого я случайно здесь встретила…

В это время незнакомец, упираясь руками в подлокотники, неторопливо поднялся. И я невольно обратил внимание на его натренированные руки, покрытые цветными татуировками. Их позволяли рассмотреть короткие рукава медицинского халата поверх синей формы. Мужчина оказался немного ниже меня ростом, такой же стройный, только более мускулистый.

Еще до того, как он повернулся к нам с приветливой улыбкой, меня посетило смутное чувство узнавания. Но стоило увидеть его лицо, и оно превратилось в уверенность, несмотря на то, что он очень сильно изменился. Наглые зеленые глаза, даже спустя столько лет, все также смотрели на меня с вызовом. Такие же татуировки, как на руках, покрывали и его горло. Не менее зрелищно выглядел диагональный пирсинг в брови и колечко в крыле носа, а еще зеленые камушки-серьги в ушах.

— Йен?

Я не мог поверить, что вижу перед собой своего старого «друга», который на всю жизнь отбил у меня желание доверять людям. Особенно самым близким.

Когда-то очень давно мы так крепко дружили, что я не представлял своей жизни без него. Пока однажды он не исчез, а потом вдруг появился, но его отношение ко мне резко переменилось: Йен беззастенчиво пользовался своими знаниями о моих слабых местах, чтобы постоянно меня доводить. И вот на выпускном наше противостояние достигло апогея и вылилось в некрасивую драку: он «разукрасил» мне лицо, а я по чистой случайности умудрился сломать ему нос. На этом, казалось бы, наши дороги должны были навсегда разойтись, но вот он — кошмар моей юности во плоти.

В глазах Йена за долю секунду промелькнуло непонятное выражение, объединившее в себе целый ряд противоречивых эмоций, таких как удивление, радость, растерянность и испуг… Нет, наверное, все же привиделось. Но времени разобраться в своих ощущениях мне не дали, потому что он почти сразу же нахально усмехнулся, так привычно и раздражающе, переключая мое внимание на слишком хорошо знакомое движение губ.

— О, вижу, ты до сих пор неравнодушен к дракам, — дружелюбный тон Йена никак не вязался с колючим взглядом потемневших глаз.

— Как твой нос? — не остался в долгу я. — Вроде никаких следов перелома нет. А жаль, с горбинкой ты выглядел бы более мужественно. И тогда тебе не пришлось бы прикладывать столько усилий, чтобы вызывать интерес у противоположного пола.

— Тай! — одёрнула меня мама. В то же мгновение в зеленых глазах вспыхнули злорадные искорки, а я молча заскрипел зубами: в этом плане тоже ничего не изменилось. — Еще неизвестно сколько времени мне пришлось бы провести в больнице, если бы не Йен. А так, благодаря ему, меня обследовали вне очереди. Отныне он мой лечащий врач. И я прошу относится к нему с уважением. Вы оба уже достаточно взрослые, чтобы оставить в прошлом все ваши детские размолвки.

— Кхм, и что же Йен думает по поводу твоего здоровья, дорогая? — подал голос отец, стараясь ненавязчиво разрядить обстановку.

Йен почтительно улыбнулся и с легкостью перешел на деловой тон, а я еще раз убедился, что только со мной он ведет себя как придурок: